Переехав в Черный Ястреб в марте, к концу апреля мы уже чувствовали себя завзятыми горожанами. Дедушка был теперь старостой в новой баптистской церкви, бабушка устраивала ужины для церковной общины и хлопотала по миссионерским делам, а я стал совсем другим, хотя, может быть, мне это только казалось. Очутившись неожиданно в обществе сверстников, я выяснил, что много чего не знаю. Но в конце весны, перед роспуском на каникулы, я уже умел драться, ругаться, играть в шарики и дразнить девчонок не хуже других в нашем классе. Совсем отбиться от рук мне мешало лишь то, что за мной присматривала миссис Харлинг, наша ближайшая соседка, и если мое поведение ее не устраивало, она не позволяла мне приходить к ним во двор и играть с ее детьми, с которыми мне было очень весело.
Живя в городе, мы чаще, чем прежде, виделись с нашими бывшими соседями - фермерами. Им было удобно заезжать к нам. Они могли оставить лошадей в нашей просторной конюшне, да и жены их охотней пускались в город, зная, что всегда найдут где передохнуть, пообедать и привести себя в порядок, прежде чем отправиться за покупками. Чем больше наш дом напоминал постоялый двор, тем больше мне это нравилось. Я сразу веселел, если, идя в полдень из школы, замечал на нашем заднем дворе фермерскую повозку, и всегда охотно бежал в лавку за мясом или в пекарню за свежим хлебом для неожиданных гостей. Всю ту первую весну и лето я надеялся, что Амброш привезет Антонию с Юлькой посмотреть наш новый дом. Мне не терпелось показать им мебель, обитую красным плюшем, и трубящих херувимов, которыми немец-обойщик разукрасил потолок в нашей гостиной.
Но Амброш всегда приезжал один и, хоть ставил лошадей в нашу конюшню, обедать никогда не оставался и ничего не рассказывал о матери и сестрах. Если же мы выбегали ему навстречу и пытались разузнать что-нибудь, он спешил прочь со двора и только пожимал плечами, говоря:
- Живут, что с ними сделается!
Зато миссис Стивенс, поселившаяся на нашей ферме, полюбила Антонию не меньше нашего, и от нее мы узнавали все новости. Пока шла уборка хлеба, рассказывала миссис Стивенс, Амброш посылал Антонию наниматься то на одну ферму, то на другую, будто мужчину-поденщика, там она вязала снопы или помогала молотить. На фермах все ее любили, относились к ней по-доброму и говорили, что лучше иметь в помощниках ее, чем Амброша. Когда наступила осень, Антония, как и год назад, подрядилась до самого рождества лущить кукурузу на соседней ферме; но тут ее выручила бабушка - она нашла ей место у наших соседей Харлингов.
2
Бабушка часто говорила, что, раз уж ей пришлось жить в городе, надо благодарить небо за таких соседей, как Харлинги. Подобно нам, Харлинги прежде были фермерами, они и здесь устроились, как на маленькой ферме, рядом с домом большая конюшня, фруктовый сад, огород, лужайка для скота и даже ветряк. Харлинги были норвежцы, и миссис Харлинг прожила в Христианин до десяти лет. Муж ее родился в Миннесоте. Харлинг торговал зерном, скупал скот и считался в наших краях одним из самых оборотистых дельцов. Он владел всеми элеваторами в городках, расположенных вдоль железной дороги к западу от нас, и часто бывал в отъезде. А без него домом заправляла жена.
Миссис Харлинг была невысокая, приземистая, основательная - совсем как ее дом. Энергия била в ней ключом - вы сразу чувствовали это, стоило ей войти в комнату. Лицо у нее было розовое, с тугими щеками, блестящими живыми глазами и маленьким упрямым подбородком. Она легко сердилась, легко радовалась, и характер у нее был превеселый. Хорошо помню ее заразительный звонкий смех: сверкнет вдруг глазами в знак одобрения и тут же расхохочется. От ее быстрых шагов половицы в их доме дрожали, и, где бы она ни появилась, мигом исчезали усталость и безразличие. Она ни к чему не относилась равнодушно или спустя рукава. Ее пыл, ее страстные привязанности и неприязни сказывались даже в самых будничных занятиях. Стирка у Харлингов становилась делом увлекательным, а вовсе не скучным. Консервирование продуктов превращалось в затяжной праздник, а уборка дома - прямо-таки в революцию. Когда той весной миссис Харлинг сажала огород, мы через плетень, отделявший нас от них, чувствовали, в каком азарте наши соседи.
Трое из детей Харлингов были в общем-то моими ровесниками. Их единственному сыну Чарли - старшего они потеряли - исполнилось шестнадцать. Джулии, считавшейся музыкантшей, - четырнадцать, как мне, а сорванец Салли с коротко подстриженными волосами была на год моложе. Почти такая же сильная, как я, она необыкновенно ловко играла во все мальчишеские игры. Озорная Салли никогда не носила шляп, поэтому лицо у нее загорало, а белокурые, вьющиеся на висках волосы выцветали от солнца. Она гоняла по всему городу на одном роликовом коньке и часто жульничала, когда играли в шарики, да так ловко, что никто не мог ее уличить.
Взрослая дочь Харлингов - Френсис - занимала важное место в нашей жизни. Она была главной помощницей отца и управляла конторой, когда он уезжал. Зная ее недюжинные способности, мистер Харлинг и взыскивал с; нее строго. Он платил дочери хорошее жалованье, но свободные дни ей выпадали редко, и отвлечься от дел Френсис никогда не удавалось. Даже по воскресеньям она, заглядывала в контору, чтобы просмотреть почту и, ознакомиться с курсом цен. К сыну, который ничуть не интересовался делами, а готовился поступать в военно-морскую академию в Анаполисе, мистер Харлинг относился крайне снисходительно: покупал ему ружья, инструменты, батарейки и никогда не спрашивал, что тот с ними делает.
Френсис была в отца - темноволосая и такого же роста. Зимой она носила котиковую шубу и котиковую шапку, и по вечерам они с мистером Харлингом часто вместе возвращались из конторы, рассуждая, как равные, о скоте и перевозках зерна. Иногда после ужина Френсис забегала к дедушке, и эти посещения очень ему льстили. Не раз они вместе ломали голову, как вызволить из беды еще одного невезучего фермера, попавшего в лапы к Уику Каттеру, ростовщику из Черного Ястреба. Дедушка говорил, что Френсис Харлинг разбирается в кредитах не хуже банковского служащего. Двое или трое наглецов, решивших надуть ее при заключении какой-то сделки, сели в лужу и только ославили себя. Она знала всех фермеров в округе - кто сколько земли возделывает, у кого сколько голов скота, у кого какие долги. Эти люди интересовали Френсис не только из-за деловых связей. Они занимали ее, словно герои книги или пьесы.
Во время своих поездок по округе Френсис не раз делала крюк, чтобы проведать стариков или побеседовать с женщинами, которые редко попадали в город. Она с полуслова понимала древних старушек, не знающих английского, и даже самые скрытные и недоверчивые из них незаметно для себя рассказывали ей о своих заботах. В любую погоду она ездила на все похороны и свадьбы. Если дочь какого-нибудь фермера выходила замуж, она знала, что получит свадебный подарок от Френсис Харлинг.
В августе от Харлингов собралась уходить кухарка-датчанка. Бабушка уговаривала их нанять Антонию. Дождавшись, когда Амброш снова приехал в город, она изловила его и стала втолковывать, как выгодны для него любые связи с Кристианом Харлингом, как это укрепит его кредит. В одно из воскресений миссис Харлинг и Френсис отправились в долгий путь - к Шимердам. Миссис Харлинг сказала, что хочет посмотреть, "из какой семьи эта девушка", и обо всем договориться с ее матерью. Я был во дворе, когда вечером на закате они возвратились домой. Проезжая мимо, они засмеялись и помахали мне, и я понял, что они в прекрасном настроении. После ужина дедушка ушел в церковь, а мы с бабушкой, не теряя времени, через дыру в живой изгороди перебрались к соседям, чтобы узнать, как они съездили к Шимердам.
Миссис Харлинг сидела на веранде с Чарли и Салли, отдыхая после утомительной поездки. Джулия покачивалась в гамаке - она любила понежиться, а Френсис, не зажигая огня, играла в соседней комнате на пианино и через открытое окно переговаривалась с матерью.
Увидев нас, миссис Харлинг рассмеялась.
- Так и знала, миссис Берден, что сегодня вы бросите посуду грязной! воскликнула она.
Френсис закрыла крышку пианино и вышла к нам.
Антония понравилась им с первого взгляда, они сразу поняли, какая это прекрасная девушка. Что же до миссис Шимерды, то она показалась им очень забавной. Миссис Харлинг не могла говорить о ней без смеха.
- Я, наверно, лучше вас знаю эту породу, миссис Берден. Вот уж два сапога пара, этот Амброш и его матушка!
Они долго торговались с Амброшем из-за того, сколько денег выдавать Антонии на одежду и карманные расходы. Он считал, что весь месячный заработок Антонии до последнего цента должен выплачиваться ему, а уж он будет покупать ей ту одежду, какую сочтет нужной. Когда миссис Харлинг твердо заявила, что намерена удерживать пятьдесят долларов в год и отдавать их самой Антонии, Амброш возразил, что они просто хотят забрать его сестру в город, разодеть в пух и прах и потешаться над ней. Миссис Харлинг живо изображала, как вел себя Амброш во время переговоров, как он то вскакивал, то снова садился, как нахлобучивал шапку, давая понять, что покончил с этим делом, как дергала его за полу мать и уговаривала по-чешски. В конце концов миссис Харлинг согласилась платить Антонии три доллара в неделю - хорошее жалованье по тем временам - и покупать обувь. Насчет обуви снова вспыхнул горячий спор, пока миссис Шимерда не решила, что будет каждый год посылать миссис Харлинг трех откормленных гусей, "чтобы быть квиты". В следующую субботу Амброш обещал привезти сестру в город.
