Антонов достал бланк протокола и попросил Попова вынуть все из карманов и положить на стол. Покорно, но как-то медленно, тот начал выкладывать перед Антоновым ключи, носовой платок, блокнот, сигареты с зажигалкой, мелочь, автобусные билеты, конверт с фотографиями. Все…
— Забыли еще кое-что, — небрежно бросил Консулов, протягивая руку к желто-красной курточке Мери. Но тот опередил его и сам вытащил толстый бумажник. Оттуда он извлек паспорт, какие-то документы и 238 левов.
— А сейчас позвольте мне бросить взгляд, — потребовал Консулов и начал просматривать бумажник. Сразу же из другого отделения он извлек тонкую пачку зеленых банкнот — десять штук по сто долларов. Тысяча! Никак не комментируя находку, Консулов равнодушно продиктовал номера банкнот, показал их приглашенным на досмотр свидетелям. Те также молча подписали протокол, Антонов поблагодарил понятых и отпустил. Мери молчал, или не зная, что говорить, или же обдумывая линию поведения.
— Ну как? — спросил Антонов.
— Что — как? — сделал вид, будто не понял, Попов.
— Откуда у вас эта тысяча долларов?
— А… нашел на улице.
— На улице или в машине?
— Нахальство тебя погубит, Мери, — сказал Консулов. — А впрочем, оно тебя уже погубило. Тысяча долларов — это, голубчик, «цена в достаточном размере» — от одного до шести лет лишения свободы. По статье двести пятидесятой, параграф второй. А при твоей третьей судимости потянет и на шесть лет!
— Я нашел их на улице, в конверте. Думал отнести и сдать в банк. Только собрался это сделать, как вы меня у автобуса и задержали.
— Браво! А где же конверт?
— Выбросил.
— Хорошо, возможно, мы вам помешали, — сказал Антонов. — Только сейчас у нас нет времени обсуждать ваши плоские шутки. Посидите в камере, а там, когда поразмыслите, снова поговорим. Отведите его.
После того как Алексиев вывел Мери, Антонов позвонил, чтобы справиться об иностранце, которого уже доставили в управление.
Из его паспорта следовало, что он является египетским подданным Омаром Кираджи, 38 лет, из Александрии, торговцем. Возвращался домой после деловой поездки в Италию. Он пока не протестовал, не требовал связать его со своим посольством, только высказывал «безмерное удивление» действиями болгарской полиции, к которой он якобы всегда питал большую симпатию и всячески расхваливал у себя на родине, когда возвращался домой после очередной поездки за границу. И этот принимал всех за дураков, стремясь подкупить примитивными восточными любезностями. «Посмотрим сейчас, как все повернется, как ты запоешь», — подумал Антонов.
Консулов взял паспорт египтянина и вышел навести необходимые справки. Антонов вел разговор с Кираджи на приличном французском, который удовлетворял обе стороны.
— Ну, раз вы хорошо знаете нашу страну, то вам известны те большие заботы, которые проявляют у нас в отношении жизни и здоровья всех граждан — и болгар и иностранцев. В том одно из первых мест принадлежит и любимой вами болгарской милиции. Только этим можно объяснить то беспокойство, которое мы причинили вам в связи с вашим задержанием. Согласно болгарским законам никто не имеет права водить автомобиль, находясь в состоянии даже легкого опьянения. Как вы видите, мы высоко ценим жизнь и своих граждан, и наших гостей.
— Понимаю, понимаю, и сам вам за это признателен, — угодливо заулыбался Кираджи. — А что мне будет?
— В вашем случае закон предполагает штраф в размере от 50 до 300 левов и временное лишение прав вождения автомобиля. Я не могу сейчас вам сказать, к какой из этих санкций мы прибегнем, но, во всяком случае, вам придется подождать у нас в течение шести часов, пока не пройдет действие алкоголя. После этого мы можем отпустить вас… Если… если не появятся какие-либо новые обстоятельства, — многозначительно добавил Антонов.
— О, премного вам благодарен, господин инспектор. Значит, я сейчас могу уйти и погулять по вашей чудесной столице?
— Разумеется. Но только прежде требуется ответить на один вопрос.
— Я к вашим услугам, уважаемый господин инспектор.
— Сколько левов вы получили от лица, с которым встретились в кафе при отеле «София», а затем увезли в вашей машине? Кажется, вы передали ему тысячу долларов? — Антонов извлек из ящика стола зеленые банкноты, веером развернул их перед Кираджи и снова положил обратно.
— А, значит, так?!
— Жду вашего ответа.
— Хорошо. Две тысячи левов.
— А почему вы не обменяли их в банке?
— Зачем, там курс гораздо ниже.
— Там платят по официальному курсу! А знаете ли вы, что финансовая сделка, которая была заключена с нашим гражданином, является незаконной и наказуемой?
— Нет, господин инспектор, поверьте мне, этого я не знал.
Антонов был совсем не склонен верить этому юркому египтянину, но не счел нужным дискутировать с ним. Как только Кираджи выложил на стол две тысячи левов, отданных ему Поповым, и подписал протокол, в котором объяснял все случившееся, Антонов продолжил:
— А сейчас можете поинтересоваться, что предполагает наш закон за совершенное вами преступление.
— Но я же сказал вам, что не знал об этом.
— Допустим. Хотя, если это так, то зачем нужно было проводить валютный размен тайно, где-то за пределами города? Почему не в кафе, за столиком? Однако независимо от этого вы должны знать, что незнание закона не снимает с вас ответственности Наш закон предполагает конфискацию денег — и долларов и левов, а также штраф в тройном размере. Кроме того, поскольку сумма сделки превышает 150 левов, по закону вам грозит тюремное заключение.
— Не может быть!
— Я могу прочесть вам текст закона…
— Нет, не нужно, я вам верю.
— Благодарю за доверие. А теперь скажите, как давно вы знаете человека, с которым совершили эту противозаконную валютную сделку?
— Всего месяц. Я был в этом кафе, он подошел к столику и предложил мне продать доллары или какие-нибудь другие западные деньги. Но тогда у меня не было ничего подходящего. Поэтому мы и уговорились, когда я вернусь из Милана, встретиться снова там же. Так и сделали.
— Что еще он вам предлагал?
— Что, например?
— Мы вас спрашиваем.
— Ничего.
— Девушку?
— Разве это торговая сделка?
— Почему же нет? Вы слышали такое выражение — «торговля телом»?
— Я серьезный покупатель, господин инспектор. В Милане все меня знают.
— Милан — большой город…
Вернулся Консулов. Он протянул Антонову паспорт Кираджи, в который была вложена записка: «В течение последних двух лет он четыре раза пересекал Болгарию. Всегда на автомобиле. Компрометирующего материала не имеется».
Антонов позвал Хубавеньского и поручил ему побыть с Кираджи в соседней комнате. Выходя вместе с Хубавеньским, тот спросил:
— Почему вы меня задерживаете? Что вы сделаете со мной?
— Еще не прошло шести часов, господин Кираджи. Потерпите!
Когда они вышли, Консулов сказал:
— И я присоединяюсь к вопросу этого достопочтенного коммерсанта: что ты намерен с ним делать?
— Лично меня он интересует только в связи с убийством Пели. Мы устроим им очную ставку с Мери и, когда они подпишут протокол, сдадим в хозяйственную милицию, пусть там разбираются… Не только они должны нам помогать, но и мы им! А сейчас — к шефу.
На очной ставке с Омаром Кираджи Попов сначала отказывался давать какие-либо показания, но затем, когда прочел протокол, он взглянул на Кираджи таким «кровожадным взглядом», что тот испуганно отодвинулся. Выходило, будто тот виновен в его провале. Но когда ему показали снимки того, как он сидел в машине, как беседовал в кафе, как менял валюту, Мери заговорил:
— Согласен, ну, купил немного долларов у… этого. На свои же деньги!
— Не немного, а целую тысячу, — возразил Антонов. — А хорошо ли это или плохо, решит суд.
После того как был подписан протокол, Мери отвели в камеру. Требовалось решить, что же делать дальше с Поповым. Конечно, можно было оставить разговор на следующий день. Все и так устали за сегодня. Видимо, еще более утомленным и нервно напряженным был сам Мери. Но как бы он ни горячился, он не может не понимать, что уже обеспечил себя несколькими годами заключения. К ночи же он придет в себя, продумает сложившуюся ситуацию и что-нибудь «изобретет» оригинальное. Нет, решил Антонов, необходимо провести главный разговор сейчас же, не откладывая на завтрашний день.
Старшина привел Мери едва ли не веселого.
— Ну что, начальник, пришло время прощаться?
— Нет, Попов, пришло время поговорить серьезно. Садитесь и отвечайте точно и исчерпывающе на все мои вопросы. Нам предстоит долгий разговор и несколько на… другую тему.
— Что там еще говорить, и так все ясно…
— Вас предупреждали: главный разговор впереди. Это время пришло. Скажите, где вы были в понедельник, в ночь на двадцать второе апреля, после обеда и вечером?
