Помещение тут же наполнилось беспрерывным грохотом выстрелов и едким запахом пороха.
Сатанюк стрелял и стрелял, пока у него не кончились патроны. Он заметил, как сначала попал в кота, отчего тот, подпрыгнув, перевернулся через голову и, дико заверещав, тут же растянулся на полу. От этого вопля кровь просто застывала в жилах. Но не таков был Григорий Сатанюк. Он перенес огонь на бабку и увидел, как та сначала словно натолкнулась на невидимое препятствие, дернулась, потом потеряла опору и тоже рухнула рядом с котом, запрокинув голову и неестественно сложившись на полу. Некоторое время ее тело еще содрогалось в конвульсиях, а из горла доносились булькающие нечленораздельные звуки. Но вскоре все стихло, глаза у обоих, обессмыслившись, погасли, а из-под трупов начали расползаться черные лужи крови.
Сатанюк стоял, как загипнотизированный, механически продолжая нажимать на спусковой крючок. Дальше он увидел, как рот бабки, зашевелившись, неожиданно приоткрылся и из него, а также из ушей во все стороны начали выползать и быстро разбегаться огромные тараканы. При виде этой последней картины ужас до того овладел Сатанюком, что он тут же бросил пистолет и пулей вылетел из камеры, при этом сбив на ходу проснувшихся к этому времени от дикого грохота и шума своих сослуживцев.
Веремеев спал. Сон его был тревожным и нервным. Сначала он вообще долго не мог заснуть, голову будоражили разные думы и видения. Даже позвонил на работу и справился, как там обстановка, хотя точно знал, что без него там ничего непредвиденного не случится. Он все продумал и все предусмотрел. А потом как-то незаметно забылся, и ему привиделось, что он отдыхает в родной Сосновке, в знакомом с детства родительском доме. Ах, как хочется сбегать на речку, посидеть на берегу с удочками, а по дороге заглянуть и в лес, пройтись по старым грибным местам! Да, но как там погода? Веремеев высунулся в окно и задрал кверху голову, нет ли там каких грозовых облаков. Но нет, все чисто, никаких темных туч нигде не видать.
Но что такое? У самого дома он увидел двух маленьких сорванцов лет шести-семи, которые, балуясь… играли с огнем, поджигая сухую траву! Ну прямо рядом со срубом! Один из них белоголовый такой, голубоглазенький мальчишоночка, а второй весь какой-то закопченый, черный. Ну прямо вылитый негритенок!
У Веремеева все внутри так и похолодело — ведь надо же, в два счета подпалят избу, чертовы дети! Он высунулся в окно и, замахав рукой, громко закричал, чтобы те сейчас же уходили. Но мальчишки как бы вроде совсем и не слышали его, а упрямо продолжали свое опасное занятие с огнем. Тогда Веремеев закричал, что есть силы, чтобы они немедленно прекратили игру со спичками, пригрозив, что иначе он их сейчас же в милицию заберет. На что те, совершенно не слушая и тыча в него пальцами, начали злорадно потешаться:
— Смотрите, какой грозный! Он нас в милицию заберет! А вот этого не хочешь?! А вот этого не желаешь, мильтон мильтонович?! Ha-ко вот, выкуси!
И тут он увидел, как эти наглые поганцы, и тот и другой, показывают ему кукиши. Кому? Ему, подполковнику Веремееву! Веремеев просто рассвирепел.
— Да я вас, мать вашу…
В то же самое время он с удивлением для себя отметил, что у негритенка неестественно красные, прямо какие-то кровавые глаза! Мать честная! Вот это да! Ничего себе! Вы посмотрите, какой славненький мальчуган…
Веремеев кинулся к выходу, но дверь оказалась почему-то запертой. Похоже, что его закрыли снаружи, но кому это было надо? И что же теперь делать, ведь тут недолго и до большой беды?! Нет, надо их срочно остановить, ведь в два счета может случиться пожар.
И тут он припомнил про открытое в горнице окно. Он бросился туда, но, боже мой! — окно уже все в огне! Так и есть — пожар! И почему-то все так случилось неестественно быстро! Он кинулся к другому окну, но там тоже вовсю гуляет огонь! И тут до него дошло, что эти противные мальчишки специально подожгли дом, и ему теперь никак не выбраться отсюда. Что же делать? Неужели он так и сгорит в своем родном отцовском гнезде, где провел все свое счастливое беззаботное детство? Нет, это никак невозможно! Он не может, не имеет права так по-глупому погибать. А прожорливый огонь подбирается все ближе и ближе. И вдруг явственно раздался громкий звонок телефона. Веремеев удивился: но откуда здесь взялся телефон? Непонятно! Он точно знал, что никакого телефона здесь отродясь не водилось. Но телефон звонит себе и звонит, все настойчивее и сильнее…
Подполковник открыл глаза.
Фу ты, неужели же это только сон? Такой неожиданно кошмарный и дикий! Ну да, конечно же, так и есть. И на самом деле нет никакого пожара? Ну и приснится же иногда такая бредовая чушь! Но вот телефон надрывается, похоже, по-настоящему. Да, так и есть. И сколько же интересно сейчас времечка?
Веремеев взглянул на часы. Тринадцать минут первого.
Черт возьми! Ну только заснул! Ну совсем не дают поспать. Полный идиотизм! И какой дурак так поздно растрезвонился? Ведь не с работы же, конечно?!
И тут он ощутил легкое покалывание в сердце и какое-то очень нехорошее предчувствие. Он нехотя поднял трубку телефона и недовольным голосом пробурчал:
— Да. Слушаю, Веремеев.
Но звонили как раз с работы.
По мере того как секундная стрелка часов бежала все дальше и дальше, выражение лица Веремеева становилось все более изумленным. Было заметно, что сонливость моментально слетела с его побелевшего лица.
— Что? Могильный, ты в своем уме?! Ты что говоришь, ты что мелешь? Мать твою в душу! Такого быть не может! Кто? Сатанюк? Как ты говоришь? И бабку и кота застрелил?! Насмерть?! — У Веремеева глаза повылезали из орбит. — Он что, с ума сошел, кретин полоумный! Как же так! Сатанюк! Да я с него кожу чулком сдеру! Ну и скотина, ну и негодяй! А при каких обстоятельствах? Могильный, ты не знаешь, за что?
В трубке что-то ответили.
Веремеев зло выругался и, бросив трубку радиотелефона на кровать и схватившись руками за голову, прошептал:
— Все пропало… Ну надо же так! Все складывалось так удачно, и на вот тебе, все словно коту под хвост! Ну и скотина же этот Сатанюк, ну и сволочь! Все дело на корню загубил! Наверно, уже и руководство разное понаехало… А я вот все еще дома… Но в чем же дело, почему?..
Веремеев снова схватил телефон:
— Могильный, аллё, ты это… кому-нибудь еще сообщал? Нет? Ну и правильно сделал, молодец. Ты знаешь… пока никому и не звони. Срочно давай машину ко мне. Я сам разберусь, что к чему, и сам обо всем и доложу…
Спешно одевшись и все время поглядывая на часы, подполковник позвонил капитану Митрохину, сообщил ему о случившемся и, дав необходимые указания, приказал срочно прибыть на работу. Сам же стал набирать знакомый номер телефона Равиковского.
Величественные планы, которые он вчера так удачно построил, рушились на глазах. Словно, как когда-то, снова взорвался Везувий и погубил все прилегающее побережье теплого моря вместе с новым домом, белоснежной яхтой и шикарной автомашиной. Хуже уж, кажется, ничего придумать нельзя…
— Михаил Наумович, дорогой, это я, Веремеев. Извиняюсь, что так поздно, но дело категорически неотложное, — начал говорить он сбивчиво в трубку, — тут такое случилось… просто непредвиденное, нужно срочно посоветоваться, у тебя светлая голова. Не знаю уж как и сказать, но, похоже, что все пропало… Страшная катастрофа! Короче говоря, мне сейчас позвонили с работы… ЧП, не знаю точно, в чем дело, но сказали, что дежурный Сатанюк, да ты его отлично знаешь, надежнейший вроде бы человек, бабку с котом застрелил… Насмерть, мать бы его в душу! Понимаешь… Ума не приложу, что там случилось, что произошло, но вот такая катавасия вышла, дорогой… Я уж Митрохина вызвал… Сам жду машину с минуты на минуту, срочно лечу туда… Непредвиденное ЧП, надо будет начальству докладывать и все такое прочее… Пока не уехал, вот тебе сообщаю… Что делать будем, Наумович, просто ума не приложу. Ведь пока не поздно, надо что-то предпринимать. — Он подбежал к окну и выглянул на улицу. — Вот и машина уже подъехала, Наумович, ну что ты думаешь, дорогой? Как в этой ситуации себя вести?
Веремеев напряженно ждал ответа, вслушиваясь в трубку. Лицо его мертвенно побледнело.
— Ну да, на месте, в сейфе, а где же ей еще быть? — ответил он вопросом на вопрос. — Кроме меня и Митрохина точно, что не знает никто. Уверен. Абсолютно.
Буквально через несколько мгновений глаза его недоуменно забегали.
— Хорошо? Что хорошо, Наумович? Ничего не понимаю… Хорошо, что обоих застрелил? Ты что говоришь, Михаил Наумович, как же так? Ты в своем уме? Ведь это же ЧП, происшествие, каких у нас еще не бывало… Расследование за этим серьезнейшее последует, надо же будет в Москву сообщать, а ты — хорошо. Я что-то тебя совсем не понимаю… Неизвестно еще потом, какие оргвыводы сделают… Ведь могут… самые неблагоприятные для меня… Понимаешь? И что ж тут хорошего? А? Ну слушаю, слушаю внимательно. — Он снова затих, прильнув к телефонной трубке.
