я прогоняю коз куда-нибудь подальше или стараюсь петь потише.
Порой песни эти так разбередят мне душу, на сердце становится так легко, так хорошо, что, кажется, взял бы и расцеловал даже этих длиннобородых пересмешниц. А дал бы мне кто-нибудь такой голос, как у Юлюса, я бы даже согласился стать хромым, кривым или вообще страхолюдиной. Лишь бы мне такой голос…
Чем ниже спускается солнце, чем шире растекается по ракитнику наползающая из-за холмов дымка, плотно окутывая пеньки, тем звонче и дальше разносятся наши голоса. В лесу сейчас так хорошо — хоть возьми и паси всю ночь напролет, но тут над головой со звонким жужжанием принимаются летать навозные жуки. Значит, солнце уже спряталось за тучами. А уж если навозник с налету тукнул подпаску прямо в лоб — пора гнать скотину домой.
Вымя у коров за день разбухло — еле умещается между ногами, — и буренки с радостью бредут к дому. Их там уже ждут доярки, а нас — горячий ужин.
Так и проходили в Гремячей пуще дни за днями, принося нам свои радости и невзгоды. Домашние о них знать не знали, нам же, подпаскам, было меньше всего дела до забот взрослых. Знали мы только, что в школе устраивались нескончаемые собрания, крестьяне сетовали на слишком уж обременительные налоги. Новоселы, из тех, что недавно получили землю, обдирали броню с валявшихся повсюду орудий, перековывали ее на плуги, поднимали целину — торопились скорее встать на ноги. По слухам, в лесах появились вооруженные бандиты, которые убивали тех, кому по душе пришлась Советская власть. Только бы эти «лесные братья» у нас в Гремячем не объявились!..
Однажды беседовали мы, собравшись вместе, и вдруг я заметил, как в нескольких шагах от нас кто-то нырнул в кусты. И овцы перепугались — врассыпную бросились. Кто же это мог быть?
— Тс-с-с! — подал я знак друзьям. — Там кто-то есть! Подслушивает за кустом.
— Где? — встрепенулся Дамийонас.
— Да вон он, за кустами.
— Брешешь.
— Честное слово. Даже овцы туда смотрят…
— Ага. И впрямь смотрят, — подтвердила Еруте.
Мы насторожились, и тут прямо из зарослей что-то вжжик со свистом — не то пуля, не то камень. Потом снова вжжик — видно, в овец попало, потому что они тут же в сторону шарахнулись.
— Казис, а Казис, — вполголоса сказала Еруте, — спроси, кто он такой, раз уж ты видишь, куда он залез.
— Да по-немецки, по-немецки обращайся!.. — испуганно посоветовал Дамийонас.
— Вас ис дас там, за кустарником? — вежливо спросил я.
— Я! — отозвался кто-то высоким голосом, и из-за кустов вылез белобрысый мальчуган в коротких не по возрасту штанишках, с рогаткой в руке.
— Здравия желаю, товарищи пастухи! — по-военному поздоровался он, приложив ладонь к уху.
— Здоро-ово, — ответили мы, недоверчиво разглядывая незнакомца.
— Так это ты наших овец пугаешь? — осмелел Юлюс.
— А сам-то ты кто? Козий генерал-начальник? — вызывающе осклабился белобрысый. — Будем знакомы, — протянул он руку. — Ви́таутас или Ви́тис — зовите, как хотите Йо́наса Ва́йштараса знаете?
— Знаем.
— Так вот, родственник он мне. До сентября у него проживу. Пригоню коров, вместе пасти будем. Согласны?
— Согласны, — дружно ответили мы.
Новый приятель оказался словоохотливым и в тот же день рассказал нам, что приехал из города Маже́йкяй, что осенью пойдет во второй класс гимназии и что, когда вырастет, непременно станет военным. А еще мы узнали, что его отца подстерегли весной бандиты и убили.
— За что они его? — спросили мы, с уважением глядя на Витиса.
— Землемером был, землю делил, — коротко объяснил тот.
— А ты не боишься? — спросила Еруте. — Вдруг эти бандиты сюда заявятся?
— Пусть. Мы будем начеку, — по-мужски ответил Витаутас.
Поводившись неделю с настроенным по-боевому приятелем, все мы, за исключением Юлюса, захотели стать военными.
— И станете! — заверил нас Витис. — Нужно только с детства закаляться, приучать себя к дисциплине, к оружию. Для начала каждый может поучиться стрелять из рогатки, затем мы найдем где-нибудь винтовку или автомат, а просто взрывчатку я из города привез. С воскресенья вводим военный режим. Идет?
— Идет, — ответили мы все, кроме Юлюса.
Мы ведь знали, что хромой не может быть военным, поэтому поняли, отчего тот сразу сник.
— Ну, тогда за дело, друзья, — скомандовал Витис. — Что бы к воскресенью у каждого была рогатка. А в воскресенье будем принимать присягу и выберем командира.
— А как же Юлюс? — напомнил Дамийонас. — Ему-то какую должность придумаем?
— Такую, как у тебя, — ответила Еруте.
— И без меня обойдетесь, — сказал Юлюс и, поднявшись, заковылял к стаду.
— Вы же сами видите, ребята, калека он! — продолжал настаивать Дамийонас.
— Зато он храбрее нас всех! — защищала Еруте Юлюса. — Он бомбу взрывал!
— Э-э… А бомба-то не взорвалась… Что мы будем за военные — одни инвалиды да бабы.
— Сам ты баба! — выпалил я. — Хоть ты вон какой здоровый, а Еруте бы и тебя запросто с копыт долой…
— Вообще-то женщины-офицеры бывают, — согласился Витис. — Собственными глазами у нас в городе видел.
— Как хотите, — отрезала Еруте. — Не возьмете Юлюса, я тоже с вами не вожусь.
И Юлюса, конечно же, взяли в отряд.
В воскресенье выгнали скотину только мы с Юлюсом. У остальных был выходной. Мы решили собраться в знойный обеденный час, чтобы скотине не вздумалось лезть в овес и тем самым нарушить всю торжественность нашей присяги.
И вот мы вместе; у каждого за поясом по рогатке, карманы набиты камнями. Даже Еруте и та пришила к своему платьицу просторный карман «для патронов». А Витис притащил какой-то таинственный узелок и никому не разрешал даже пальцем к нему притронуться — сказал, после присяги покажет.
Прежде всего мы без долгих разговоров единогласно избрали своим командиром Витаутаса и обещались свято слушаться его приказаний.
— С этого дня, — произнес Витаутас, — мы станем верными защитниками своей родины. Но предупреждаю заранее, чтобы потом не было жалоб, — в борьбе с врагом некоторые из нас могут погибнуть. Есть желающие не рисковать жизнью? Можете высказаться и отправляться домой.
