– В доме есть привидения. Я видел нос одного из них.
Маленькие тортевальцы, спрятавшись за спиной французика, выглядывали из-за его плеча, становясь на цыпочки, и чувствовали себя в безопасности, так как он словно щит отгораживал их от привидений.
Казалось, и дом смотрит на них. В непроглядной тьме зияли два красных отверстия – окна. Свет то появлялся, то исчезал, и мерещилось, что это моргают страшные глаза. Очевидно, там кто-то расхаживал с потайным фонарем.
Вдруг у одного из окон выросла черная человеческая фигура, вынырнувшая из окружающей ее тьмы, а затем исчезла внутри. Похоже было на то, что кто-то вошел в дом.
Входить через окна – обыкновение воров.
Свет вспыхнул на один миг ярче, затем погас и больше не появлялся. Дом опять стал черным, и тогда изнутри послышался шум. Он походил на человеческие голоса. Часто так бывает: когда видно, то ничего не слышно; когда ничего не видно – становится слышно.
Ночь на море особенно безмолвна, тишина и тьма чрезвычайно глубоки. Когда нет ветра и волны спокойны, в широком пространстве, где в другую погоду нельзя расслышать полета орла, слышно жужжание мухи. В тишине гулко раздавался малейший шорох, доносившийся из окон дома.
– Посмотрим, – сказал французик.
И он осторожно шагнул в направлении к дому.
Остальным мальчикам было так страшно, что они последовали за ним, ведь не решались убежать одни.
Дети прокрались мимо большой вязанки хвороста, которая почему-то подбодрила их, но в это время сова, дремавшая на одном из ближайших кустов, поднялась в воздух, шелестя крыльями. Полеты сов какие-то косые, неровные, эти птицы делают неожиданные повороты. Сова пролетела мимо мальчуганов, взглянув на них своими круглыми светящимися глазами.
Мальчики, следовавшие за маленьким французом, вздрогнули. Но французик пробормотал:
– Ты опоздала, старушка. Я хочу увидеть, что там такое.
И он пошел дальше.
Под его башмаками, подбитыми гвоздями, хрустел тростник, но это не мешало ему ясно различать все звуки, которые доносились из дома и становились то тише, то громче, как всегда бывает при разговоре.
Через минуту мальчик прошептал:
– Собственно говоря, одни только дураки верят в привидения.
Смелость одного в минуту опасности заражает остальных и толкает их вперед. Тортевальские мальчишки следовали за маленьким конопатчиком, не отставая от него ни на шаг.
Им казалось, таинственный дом растет у них на глазах. Но это был не только оптический обман, вызванный страхом: дом действительно увеличивался по мере того, как они к нему приближались.
Между тем звуки голосов внутри раздавались все более и более явственно. Дети прислушивались, они воспринимали все преувеличенно. Это был не шепот, не бормотание, но и не громкий гул. Временами можно было разобрать отдельные слова – странные, непонятные выражения. Мальчики остановились, напрягли слух, потом снова двинулись вперед.
– Это похоже на разговор привидений, – пробурчал маленький конопатчик, – но я в них не верю.
Тортевальские мальчуганы охотно спрятались бы за вязанкой хвороста, однако она была уже далеко, а конопатчик все продолжал идти вперед. Они боялись, что он их бросит, и не смели отойти от него ни на шаг.
Взволнованные, ребята следовали за своим проводником. Французик, обернувшись, сказал:
– Вы ведь знаете, что все это сказки. Привидений не существует.
Дом вырастал перед ними все выше, голоса становились все явственнее.
Приблизившись вплотную, разорители гнезд увидели, что в доме горит потайной фонарь, заслоненный чем-то со стороны окон. Ребята остановились.
Один из тортевальских мальчиков заявил:
– Никаких привидений здесь нет, одни ведьмы.
– Что это висит в окне? – спросил другой.
– Веревка.
– Не веревка, а змея.
– Это веревка повешенного, – с уверенностью заявил француз. – Говорят, она приносит счастье. Но я в такое не верю.
В три прыжка он очутился у самой стены дома. Его поспешность была лихорадочной.
Остальные двое, дрожа и прижимаясь к смельчаку, последовали за ним. Дети припали ухом к стене. В доме продолжали разговаривать. Вот о чем говорили привидения:
– Итак, решено?
– Решено.
– Сказано?
– Сказано.
– Человек будет ожидать здесь и сможет отправиться в Англию вместе с Бласкито?
– Если заплатит.
– Да, если заплатит.
– Бласкито возьмет его в свою лодку.
– Не спрашивая его, откуда он явился?
– Это нас не касается.
– Не допытываясь его имени?
– Незачем спрашивать имени, был бы кошелек.
– Хорошо. Человек будет ждать в этом доме.
– Пусть он захватит с собой еду.
– Будет сделано.
– Куда он ее денет?
– Я принесу с собой мешок.
– Прекрасно!
– Могу я оставить мешок здесь?
– Контрабандисты не воры.
– А вы все когда отплываете?
– Завтра утром. Если бы ваш человек сделал необходимые приготовления, он мог бы отправиться вместе с нами.
– Он еще не готов.
– Это его дело.
– Сколько дней ему придется ждать здесь?
– Дня три-четыре. Около того.
– А Бласкито точно приедет сюда?
– Точно.
– Сюда, в Пленмонт?
– В Пленмонт.
– Когда именно?
– На будущей неделе.
– В какой день?
– В пятницу, субботу или воскресенье.
– А он не обманет?
– Он мой тезка.
– Он всегда держит слово?
– Всегда. Он ничего не боится. Я – Бласко, он – Бласкито.
– Значит, он не может не явиться на Гернзей?
– Мы здесь бываем поочередно: в одном месяце я, в другом – он.
– Понимаю.
– Считая от сегодняшнего дня, не пройдет и пяти суток, как Бласкито будет здесь.
– А если море разыграется?
– Если случится буря?
– Да.
– Тогда Бласкито приедет позже, но будет точно.
– Откуда он плывет?
– Из Бильбао.
– Куда направится?
– В Портленд.
– Это хорошо.
– Или в Торбей.
– Это еще лучше.
– Ваш человек может быть спокоен.
– Бласкито не выдаст его?
– Предателями бывают трусы. Мы не трусы. Измена ведет в ад.
– Никто нас здесь не слышит?
– Ни услышать, ни увидеть нас невозможно. Сюда никто не решается подходить.
– Я знаю.
– Да и кто бы осмелился нас подслушивать!
– В самом деле.
– А если бы кто и услышал, то ничего бы не понял. Мы изъясняемся, используя наречие, которого никто не знает. Вы знаете его, потому что вы – наш.
– Я пришел только для того, чтобы условиться с вами.
– Прекрасно.
– Теперь я ухожу.
– Ладно.
– Скажите, а что если пассажир захочет, чтобы Бласкито отвез его не в Портленд и не в Торбей?
– Лишь бы у него были деньги.
– Бласкито сделает все, что он захочет?
– Бласкито сделает все, чего пожелают деньги.
– Сколько времени продолжается путь до Торбея?
– Это зависит от ветра.
– Часов восемь?
– Около того.
– Бласкито подчинится своему пассажиру?
– Если море подчинится Бласкито.
– Ему хорошо заплатят.
– Золото – это золото, но ветер – это ветер.
– Правильно.
– Человек, у которого есть деньги, делает все, что ему заблагорассудится. Однако ветрами управляет бог.
– Тот, кто поедет с Бласкито, будет здесь в пятницу.
– Хорошо.
– В какое время Бласкито явится сюда?
– Ночью. Ночью приезжают, ночью уезжают. Нашу жену зовут море, а нашу сестру – ночь. Жена иногда изменяет; сестра – никогда.
– Все ясно; прощайте.
– Прощайте. Хотите глоток водки?
– Благодарю!
– Лучше всякого сиропа.
– Итак, вы дали слово!
– Моему слову можно верить.
– Прощайте!
– Вы дворянин, а я рыцарь.
Было совершенно ясно, что так разговаривать могут только привидения. Дети побоялись слушать дальше и бросились наутек, но теперь уж маленький француз, окончательно убежденный в существовании нечистой силы, бежал быстрее остальных.
В ближайший вторник Клюбен прибыл на Дюранде в Сен-Мало. «Тамолипас» уже стоял на рейде.
Между двумя затяжками трубки Клюбен спросил хозяина трактира:
– Когда уходит «Тамолипас»?
– В четверг, послезавтра, – ответил трактирщик.
В этот вечер Клюбен, отужинав за столом береговой охраны, против обыкновения ушел из трактира. Он даже не уладил всех дел, касавшихся Дюранды, и не собрал сведений о том, какой у него будет обратный груз. Со стороны столь исполнительного человека это выглядело очень странно.
Кажется, он заходил на несколько минут к своему другу – меняле.
Клюбен вернулся через два часа после того, как прозвучал сигнал тушить огни. Сигнал дается в десять часов вечера. Следовательно, господин Клюбен возвратился в полночь.
Лет сорок назад в Сен-Мало был переулок под названием Кутанше. Теперь он уже не существует.
Деревянные дома двойным рядом стояли так тесно друг против друга, что между ними едва оставался узкий проход, по которому вдобавок протекал ручеек. Приходилось идти, широко расставив ноги по сторонам ручейка, задевая локтями стены домов. У этих дряхлых средневековых нормандских построек почти человеческий профиль. Каждая хижина как старая колдунья. Этажи, надстройки, навесы и перекладины напоминают губы, подбородки, носы и брови. Окошки похожи на косые глаза, стены, покрытые морщинами и пятнами, – на щеки. Домики эти почти сталкиваются лбами, как бы совещаясь о чем-то недобром. Всем своим внешним видом они говорят о том, что в них помещаются темные притоны.
