Иинума в затянувшемся молчании, с жалостью глядя на бледное лицо Киёаки, еще не осознавал причиненной им боли.
Он не знал, что именно сейчас, вовсе без желания отомстить, сам нанес глубокую рану этому красивому подростку, долгие годы ранившему его. И никогда еще этот поникший головой мальчик не был Иинуме так дорог.
Помочь ему подняться, довести до постели,- польются слезы, поплакать вместе с ним - на Иинуму потоком нахлынули чувства. Но, взглянув на лицо Киёаки, он не увидел на нем и намека на слезы. Холодный, пронизывающий взгляд сразу разбил фантазии Иинумы.
- Понятно. Можешь идти, я тоже лягу.- Киёаки сам поднялся со стула и подтолкнул Иинуму в сторону двери.
21
На следующий день несколько раз звонила Тадэсина. Но Киёаки не подходил к телефону.
Тадэсина позвала к телефону Иинуму и просила доложить, что барышня во что бы то ни стало хочет поговорить с молодым господином, но Иинума, у которого был строгий приказ Киёаки, не докладывал. В очередной раз трубку взяла Сатоко и сама просила Иинуму, но тот наотрез отказался.
Настойчивые звонки продолжались несколько дней подряд, даже телефонистка обратила на это внимание. Киёаки по-прежнему отказывался подходить к телефону. В конце концов Тадэсина пришла сама. Иинума вышел к ней в темный вестибюль и с твердым намерением не пускать ее в дом сел посреди передней, расправив складки штанов хакама.
- Молодого господина нет дома.
- Я не верю. Если вы не хотите меня пускать, позовите Ямаду.
- Ямада скажет вам то же самое. Вы не сможете повидать молодого господина.
- Хорошо. Впустите меня и дайте самой убедиться, что его нет.
- Комната закрыта на ключ, вы туда не сможете войти. Вы вольны войти в дом, но ваш приход, который следует скрывать в силу известных обстоятельств, станет известен Ямаде, взбудоражит весь дом, и о нем узнает господин маркиз. Вы этого хотите?
Тадэсина молча с ненавистью смотрела в лицо Иинумы, на котором и в полумраке прихожей видны были следы прыщей.
Тадэсина же, на фоне поблескивающей хвои сосен, росших вокруг стоянки для экипажей и над которыми сейчас плыло яркое весеннее солнце, с ее густо запудренными морщинами на увядшем лице, казалась Иинуме рисунком на жатой ткани. Глаза Тадэсины под тяжелыми с глубокими складками веками загорелись яростью.
- Ну, ладно. Пусть даже на то есть приказ молодого господина, но суровый тон для меня вы выбрали сами. До сих пор я улаживала и ваши личные дела, но теперь увольте. Что ж, передавайте привет молодому господину.
Через несколько дней от Сатоко пришло толстое письмо.
Письмо, которое в другой раз, опасаясь Ямады, Тадэсина передала бы через Иинуму прямо в руки Киёаки, на этот раз на лакированном с росписью подносе торжественно и чинно внес Ямада.
Киёаки специально вызвал в комнату Иинуму, показал ему нераспечатанное письмо, велел открыть окно и в присутствии Иинумы бросил письмо на огонь жаровни. Иинума смотрел, как белые руки Киёаки, сторожась взвивающихся язычков пламени, движутся, словно маленькие зверьки, внутри высокой и узкой цилиндрической жаровни, раздувая пламя, готовое погаснуть под тяжестью плотной бумаги, и, казалось, наблюдал изысканное преступление. Сам бы он мог сделать это лучше, но не лез с помощью, боясь резкого отказа. Киёаки позвал его только как свидетеля.
От едкого дыма из глаза Киёаки выкатилась слезинка. Прежде Иинума мечтал о суровом воспитании для Киёаки, о понимании, достигнутом ценою слез, но сейчас эта скатившаяся на его глазах по разгоряченной пламенем щеке слезинка была невыносимой для Иинумы. Ну почему с ним обращаются так, что в присутствии Киёаки он всегда ощущает собственное бессилие?
Неделю спустя маркиз рано вернулся домой, и Киёаки после долгого перерыва ужинал вместе с родителями в главном доме.
- Как время летит. Вот и тебе на будущий год пожалуют пятый ранг, сможешь тогда бывать во дворце. Дома тоже заставим всех обращаться к тебе по чину.
Маркиз был в прекрасном расположении духа. Киёаки в душе проклинал приближающееся совершеннолетие, он и сейчас в девятнадцать лет слишком утомлен и измучен взрослением, может быть, ему отравляет душу далекое присутствие Сатоко. Ушло то чувство, когда, как в детстве, считаешь по пальцам, сколько дней осталось до Нового года, не в силах сдержать нетерпения в желании стать взрослым. Сейчас слова отца вызвали у него дрожь.
Ужин, хотя вся семья очень редко собиралась для этого, проходил с соблюдением раз и навсегда расписанных ролей - спокойные манеры матери, с ее печально опущенными бровями, и прекрасное настроение нарочито бесцеремонного, с побагровевшим ли-Цом, маркиза.
Киёаки удивился, заметив, что отец с матерью переглядываются, только что не подмигивают друг Другу: между супругами вряд ли могло существовать что-то вроде заговора.
Киёаки сначала посмотрел на мать, поэтому она слегка вздрогнула и в замешательстве промолвила:
- Послушай, знаешь, это немножко неприятная вещь, не то чтоб прямо неприятная, ну, мы просто хотели тебя спросить...
- Что спросить?
- Дело в том, что Сатоко опять сделали предложение. Это достаточно сложная история, и она не сможет тотчас же отказать, как раньше. Как всегда, не поймешь, что она чувствует, но я думаю, она не будет вести себя по-прежнему, когда отказывала сразу. И родители тоже склонны принять предложение. Конечно, это твое дело, но вы с Сатоко дружите с детства, так вот: у тебя ведь нет никаких особых возражений по поводу ее замужества? Скажи просто, как ты сам чувствуешь, если у тебя они есть, то, я думаю, об этом следует сказать отцу.
Киёаки, не отрываясь от еды, безо всякого выражения резко бросил:
- Никаких возражений. Меня это вообще не касается.
После непродолжительного молчания маркиз завел прежним веселым, ничуть не изменившимся тоном:
- А я опять о том же. Если, допустим, тебя что-то задевает, так ты скажи.
- Да ничего не задевает.
- Поэтому я и говорю "если". Нет так нет. Мы в определенном долгу перед их семьей, поэтому речь идет о том, чтобы сделать то, что в наших силах, помочь, чем мы сможем, нужно взять на себя какие-то расходы... В следующем месяце день поминовения, но если Сатоко примет предложение, то, наверное, будет занята и в этом году не сможет приехать на церемонию.
- В таком случае, может, ее лучше и не приглашать.
- Ты меня удивляешь. Не знал, что вы так рассорились, прямо терпеть друг друга не можете,- маркиз громко рассмеялся и прекратил разговор.
Для родителей Киёаки был загадкой, они и не пытались постичь его чувства, так отличавшиеся от их собственных эмоций, потому что при каждой своей попытке попадали в тупик. Теперь родители в определенной степени были даже раздосадованы воспитанием в семье Аякуры, которой они поручали своего сына. Может быть, утонченность знати, которой они постоянно восхищались, означает всего лишь неопределенность устремлений. Издали это красиво, но видеть результаты такого воспитания в собственном сыне, который тут рядом, оказалось все равно что очутиться перед горой загадок. Чувства, движения души у родителей были окрашены одним ярким знойным цветом, а душа Киёаки напоминала многослойный наряд придворной дамы минувших веков: цвет опавших листьев растворялся в алом, алый - в зелени бамбука, и невозможно было определить, где какой; маркиза ужасала одна мысль об этом. Его утомляло само созерцание холодной, сдержанной красоты сына, который казался ко всему равнодушным. Маркиз не мог припомнить, чтобы его самого в отрочестве когда-нибудь мучили неясные, словно подернутые рябью, таившиеся в глубине души, зыбкие чувства.
Немного спустя маркиз произнес:
- Теперь о другом: в ближайшее время придется распрощаться с Иинумой.
- Почему?
Впервые на лице Киёаки отразилось неподдельное изумление.
- Он у нас долго служил, закончил университет, ты же на будущий год уже будешь совершеннолетним, все это удобный момент, но главное - о нем ходят не очень хорошие слухи.
- Какие слухи?
- О его распущенности. По правде говоря, у него связь со служанкой Минэ. В прежние времена за такое отрубали голову.
Самообладание матери, слушавшей этот разговор, было великолепно. В этом вопросе она была полностью на стороне мужа.
Киёаки снова спросил:
- От кого же вы это узнали?
- Да неважно от кого.
Киёаки сразу подумал о Тадэсине.
- В прежние времена за это отрубили бы голову, но в нашем обществе это вряд ли пройдет. К тому же он приехал по рекомендации из моих родных мест, в родстве с тамошним директором школы, который каждый раз приезжает на Новый год. Чтобы не портить ему будущее, самое лучшее - мирно выставить его из дома. Кроме того, я хочу сделать максимум. Отпущу и Минэ, и они, если захотят, смогут пожениться, подыщу и работу для Иинумы. Во всяком случае, моя цель убрать его из дома, поэтому самое главное - все сделать так, чтобы потом не пожалеть. Много лет мы поручали ему заботиться о тебе, в этом плане к нему нет никаких претензий.
