в Балтиморе, и еще много где.
В один прекрасный день в марте 1949 года Фрэнк Ласалль отвел Салли в сторону и сообщил, что они уезжают из Балтимора. Дескать, ФБР поручило ему новое дело, и для того чтобы провести расследование, ему придется отправиться на юго-запад страны. На тот момент Салли уже провела с ним девять месяцев. Она не знала, да и не могла знать, что настоящая причина, вынудившая их покинуть Балтимор, заключалась в том, что Митчелл Коэн, прокурор округа Кэмден, 17 марта ужесточил обвинение: отныне Ласалля разыскивали по подозрению в похищении и удержании ребенка против воли. А это значило, что теперь за увоз Салли ему грозило от тридцати до тридцати пяти лет тюрьмы. Полиция так и не напала на след пары, но такое обвинение, вдобавок к первоначальному, означало, что искать их будут с особой тщательностью, поскольку теперь для этого больше возможностей, так что Ласалля, скорее всего, в конце концов арестуют. В Балтиморе оставаться небезопасно, да и вообще на Восточном побережье. Новое обвинение не заставило Ласалля покинуть укрытие: оно вынудило его бежать.
От Балтимора до Далласа примерно 1366 миль. Сегодня этот путь занимает порядка двадцати часов на автомобиле по шоссе I-81 и I-40. Но в 1949 году эти дороги еще не построили. Скорее всего, Ласалль и Салли покатили на юг по магистрали US11, которая заканчивается в Новом Орлеане, штат Луизиана, а потом свернули на US80 и менее чем через 200 миль очутились в Далласе. Впрочем, какой бы маршрут они ни выбрали [127], в Даллас Ласалль и Салли добрались около 22 апреля 1949 года. Следующие одиннадцать месяцев они продолжали притворяться отцом и дочерью, придерживаясь легенды, что Фрэнк якобы забрал Салли у непутевой матери, чтобы растить дочь в нормальных условиях. Ни у кого из новых соседей эта история, казалось, не вызвала вопросов. По крайней мере, сразу после знакомства.
Они обосновались в тихом и ухоженном трейлерном парке на Вест-Коммерс-стрит, примерно в 400 футах от оживленного центра Далласа. Парк был устроен в форме подковы [128], вдоль изгибов которой стояли трейлеры, в том числе и тот, который здесь же купил Ласалль. Всего в парке помещалось сто домов на колесах. Матери, как правило, вели хозяйство, отцы работали на фермах, сталелитейных заводах, бензоколонках. Соседи тут жили ближе друг к другу, чем в Балтиморе. А значит, могли заинтересоваться парой, узнать больше о Салли – по крайней мере, попытаться.
Ласалль снова поменял им имена [129]. Отныне Салли звали не Маделин Лапланте, а Флоренс Планетт. А вот фамилия Фрэнка, как ни странно, неизвестна: вряд ли он тоже называл себя Планеттом. Один из новых соседей, Дейл Кагамастер, который работал с Ласаллем, называл его Лапланте. Здесь Ласалль всем говорил, что он вдовец (в Атлантик-Сити и в Балтиморе рекомендовался разведенным отцом).
Владельцами трейлерного парка [130] были Нелроуз и Чарльз Пфейлы, которые купили его годом ранее, переехав в Даллас из Акрона, штат Огайо, вместе с тремя сыновьями. Когда в парк прибыли Фрэнк и Салли, Тому, старшему из детей Пфейлов, было девять лет. Никаких Лапланте он не помнил, но фамилия Ласалль показалась ему знакомой. Он также признавался, что отец «Флоренс» держался холодно, надменно и не очень-то приветливо. «Теперь понятно почему, – пояснил мне Том. – Он просто вынужден был ко всем и каждому относиться с подозрением». Вспомнил Том и Салли. «Не могу сказать, что хорошо ее запомнил: мы всего-то пару раз общались. Мне тогда было девять. И единственное, чего мне хотелось, – пинать мячик».
Здесь, как и в Балтиморе, Ласалль устроился механиком, но не говорил Салли, чем он на самом деле занимается все дни напролет. Салли же снова отдал в католическую школу [131] – в Академию Божией Матери доброго совета, которая располагалась в доме 210 по Марсалис-авеню в районе Оук-Клифф, примерно в семи минутах езды от Вест-Коммерс-стрит. Академии Божией Матери доброго совета, как и школы святой Анны в Балтиморе, больше не существует [132]: в 1961 году ее слили с католической школой епископа Данна. Документы академии не сохранились. Она, как и школа святой Анны, находилась в районе, состоявшем преимущественно из беленых домиков, в которых обитали представители среднего класса. Впрочем, сейчас он уже не тот: сказываются бедность и неравенство, да и прежние его жители давным-давно перебрались в пригороды.
День Салли проходил примерно так же, как в Балтиморе. На автобусе добиралась в школу, где начинала день с посещения утреннего богослужения. Учиться было непросто, но она обычно получала хорошие отметки: копия табеля успеваемости за сентябрь 1949 – февраль 1950 года, который Салли принесла домой (Ласалль его сохранил), свидетельствует, что она получала «А [133]» и «А—», и лишь по географии и литературе у нее было «В». Единственный невысокий балл, «С+» по иностранному языку, она получила в последний свой месяц в школе.
Соседи по Коммерс-стрит сперва не замечали ничего странного. Казалось, Салли обычная двенадцатилетняя девочка, живет с отцом-вдовцом – правда, тот старался не выпускать ее из виду, разве что в школу она ездила одна. Салли не выглядела несчастной, никогда не просила о помощи. Да Ласалль бы этого и не допустил.
Соседи думали, что Салли нравится хозяйничать [134]. Так, она любила печь пироги. Завела собаку и совершенно ее избаловала. Ласалль не скупился на платья и сладости. Она ходила по магазинам, ездила купаться, заглядывала на ужин к соседям по трейлерному парку – порой с Ласаллем, порой одна, когда ему якобы нужно было вести расследование для ФБР.
Жена Дейла Кагамастера, Джозефина, считала Салли благовоспитанной девочкой. «Порой мы замечали, что ей не хватает материнской любви и ласки, но нам казалось, что отец прекрасно о ней заботится, обеспечивает все условия». Соседи в один голос утверждали, что Салли и ее «отец» «казались счастливыми и искренне любили друг друга». Мод Смилли, которая жила в соседнем трейлере, изумилась, узнав, что на самом деле Салли была его пленницей: «Как-то раз она пришла ко мне в салон красоты. Я сделала ей перманент. Она ни разу ни о чем таком и словом не обмолвилась. Хотя наверняка знала, что мне можно доверять».
Через несколько лет в судебных материалах появится схожее заявление Нелроуз Пфейл: «Салли заглядывала ко мне по сто раз на дню, при желании могла позвонить кому угодно и когда угодно: телефон у меня есть. У нее была масса возможностей сообщить мне,
