Кристин прислонилась к скале; теперь, когда опасность уже миновала, ее бросило в дрожь, но сильнее испуга было изумление, что ее молитва была так скоро услышана. И вдруг взгляд ее упал на Ингебьёрг: та сдвинула капюшон на затылок, отбросила на плечи плащ и спокойно перебрасывала на грудь свои тяжелые белокурые косы. При этом зрелище Кристин разразилась смехом - силы ее покинули, и, не будучи в состоянии остановиться, она должна была схватиться за дерево; как будто у нее в костях была вода вместо мозга, так она ослабела. Она вся тряслась, смеясь и плача.
Господин подошел к ней и осторожно положил руку на ее плечо.
- Вы, видно, испугались больше, чем хотели показать! - сказал он, и голос у него был ласковый и красивый. - Но возьмите себя в руки - вы вели себя так мужественно во время опасности!..
Кристин смогла только кивнуть ему головой. У него были красивые светлые глаза на узком матово-смуглом лице и черные как смоль волосы, довольно коротко подстриженные на лбу и за ушами.
Ингебьёрг успела поправить волосы; она подошла и поблагодарила незнакомца в самых изысканных выражениях. Отвечая ей, тот продолжал держать руку на плече Кристин.
- А этих пташек, - сказал он своим людям, державшим немцев (те сказали, что они с какого-то ростокского корабля), - нам придется взять с собой в город, чтобы там запереть в темницу. Но сперва проводим этих девиц до монастыря! У вас, вероятно, найдутся ремни, чтобы связать их...
- Вы хотите сказать - девиц, Эрленд? - спросил один из его спутников. Оба они были молодые и хорошо одетые парни и все еще были в возбуждении после схватки.
Их господин нахмурил брови и хотел было резко ответить. Но тут Кристин положила руку на его рукав.
- Отпустите их, дорогой господин! - Она слегка вздрогнула. - И мне и сестре моей было бы неприятно, если бы об этом стали болтать!
Незнакомец взглянул на нее, закусил губу и кивнул в знак того, что он понял. Потом дал обоим пленникам плашмя мечом по подзатыльнику, так что те полетели на землю.
- Ну, удирайте! - сказал он, пнув их ногой, и они пустились бежать во все лопатки. Господин снова повернулся к девушкам и спросил, не пожелают ли они поехать верхом.
Ингебьёрг - дала посадить себя в седло Эрленда, но оказалось, что в нем она не может усидеть. Она тотчас же соскользнула на землю. Он вопросительно взглянул на Кристин, и та сказала, что привыкла ездить верхом в мужском седле.
Он взял ее под колени и посадил в седло. Сладкая и приятная дрожь пробежала по ее телу оттого, что он так осторожно держал ее, несколько отстраняясь, как будто боялся быть к ней чересчур близко; дома никто, помогая ей садиться на коня, не заботился о том, не прижмет ли ее к себе. Она удивилась, почувствовав, что ей оказано уважение...
Рыцарь, - как Ингебьёрг называла его, хотя он носил только серебряные шпоры, - предложил руку подруге Кристин, а его слуги вскочили на коней. Ингебьёрг непременно хотела, чтобы они проехали к северу от города, под горами Рюэн и лесом Мартестоккер, а не по улицам. Сперва она сослалась на то, что господин Эрленд и его слуги носят полное вооружение, не так ли? Рыцарь серьезно ответил, что запрещение носить оружие соблюдается не так уж строго - ведь им ехать в дальний путь, - кроме того, весь город теперь охотится на диких зверей... Тогда Ингебьёрг заявила, что она боится леопардов... Кристин отлично понимала, что Ингебьёрг хочется пройти самой длинной и пустынной дорогой, чтобы побольше поболтать с Эрлендом.
- Вот уже во второй раз нынче мы задерживаем вас, господин, - сказала Кристин, и Эрленд серьезно ответил:
- Это ничего не значит, я еду сегодня только до Гердарюда, а ночи теперь светлые.
Кристин нравилось, что он не шутит и не насмехается, но говорит с ней как с ровней или даже еще больше того. Она вспомнила о Симоне; ей еще не встречались другие молодые люди из придворного круга. Впрочем, этот человек был, вероятно, старше Симона...
Они спустились в долину под горами Рюэн и поехали вверх, вдоль ручья. Тропинка была узкая, и молодые кусты хлестали Кристин мокрыми душистыми ветвями - здесь, внизу, было немного темнее, вдоль ручья воздух был прохладнее, и листва покрыта росою.
Они медленно подвигались вперед, и топот копыт глухо отдавался по влажной, заросшей тропинке. Кристин покачивалась в седле, слыша позади себя болтовню Ингебьёрг и низкий, спокойный голос незнакомца. Он говорил мало и отвечал словно невпопад - Кристин подумала, что он как будто в таком же настроении духа, как и она сама, - она чувствовала себя во власти какой-то странной дремоты, но вместе с тем на душе у нее было спокойно и хорошо, так как все события дня благополучно миновали.
Словно пробуждение настало, когда они выехали из леса на зеленые луга ниже Мартестоккера. Солнце уже зашло, и город с фьордом лежали под ними в ясном и бледном свете - над горами Акера серовато-голубое небо было обрамлено светло желтой полосой. В вечерней тишине все звуки доносились до них издалека, как будто рождаясь из прохладных глубин, - где-то на дороге скрипели колеса телеги, в усадьбах псы перекликались лаем... А из леса за их спиною теперь неслось голосистое пение и щебетание птиц - солнце зашло.
В воздухе пахло гарью от сжигаемых листьев, а вдали на одном из полей дрожал красный отблеск костра, - большой цветок пламени давал понять, что ясность ночи была только одной из степеней тьмы.
Они уже ехали между изгородями монастырских полей, когда незнакомец снова заговорил с Кристин. Он спросил, не кажется ли ей, что будет лучше, если он проводит их до ворот и попросит разрешения поговорить с аббатисой, чтобы рассказать ей, как все произошло. Но Ингебьёрг предпочитала проскользнуть через церковь; тогда, может быть, удастся проникнуть в монастырь так, что никто не заметит их слишком долгого отсутствия, - может быть, сестра Потенция позабыла о них, занятая своими посетителями.
Кристин почему-то не удивилась, что на площади перед западными ворогами церкви было так тихо и безлюдно. Обыкновенно по вечерам здесь было очень оживленно, так как соседи сходились в церковь монахинь; тут же вокруг церкви, кроме того, стояло довольно много домов, где жили вкупившиеся в монастырь и слуги-миряне. Здесь они распрощались с Эрлендом;
Кристин стояла, лаская его коня, - конь был вороной, с красивой головой и кроткими глазами; она нашла, что он похож на Мурвина, на котором она ребенком всегда ездила дома.
- Как зовут вашего коня, господин? - спросила она, когда конь отвернулся от нее и стал обнюхивать грудь хозяина.
- Баярд, - сказал тот и посмотрел на нее через шею лошади. - Вы спрашиваете об имени моего коня, но не о моем?
- Я бы очень хотела знать ваше имя, господин! - отвечала Кристин и слегка поклонилась.
- Меня зовут Эрленд, сын Никулауса, - сказал он.
- Примите тогда мою благодарность, Эрленд, сын Никулауса, за добрую услугу, оказанную нам сегодня, - сказала Кристин, протягивая ему руку.
И вдруг покраснела, как зарево, и хотела выдернуть руку из его руки.
- Не родственница ли вам фру Осхильд, дочь Гэуте. из Довре? - спросила она.
С удивлением увидела Кристин, что Эрленд сильно покраснел; он неожиданно выпустил ее руку и ответил:
- Она моя тетка по матери. Так и есть, я Эрленд, сын Никулауса, из Хюсабю. - Он так странно посмотрел на девушку, что та еще больше смутилась, но затем овладела собою и сказала:
- Мне следовало - бы поблагодарить вас в более красивых выражениях, Эрленд, сын Никулауса, но я, право, не знаю, что вам сказать!..
Он поклонился ей, и Кристин подумала, что теперь пора прощаться, хотя ей и очень хотелось поговорить с ним подольше. Уже в церковных дверях она обернулась и, увидев, что Эрленд продолжает стоять около своей лошади, помахала ему на прощанье рукой.
В монастыре царило большое волнение, и все страшно переполошились. Хокон послал верхового с известием о случившемся, а сам ходил по городу, разыскивая девиц; на помощь ему из монастыря послали людей. Монахини слышали, будто дикие звери убили и сожрали двоих детей в городе. Это была ложь, леопард - в действительности был всего один леопард - был пойман еще до вечерни слугами из .королевской усадьбы.
Кристин стояла молча с опущенной головой, пока аббатиса и сестра Потенция изливали на девушек свой гнев. Все в ней как будто спало. Ингебьёрг плакала и пыталась возражать - ведь они пошли с ведома сестры Потенции, с почтенным провожатым, и разве они виноваты в том, что случилось после?..
Но фру Груа сказала, чтобы они отправлялись в церковь и оставались там до полуночи; пусть они постараются обратить свои мысли на мир духовный и возблагодарят Господа за то, что он спас их жизнь и честь.
- Теперь Бог ясно открыл вам всю истину о мире, - сказала она, - дикие звери и слуги дьявола угрожают его детям на каждом шагу, и нет вам спасения, если вы не прилепитесь к Богу, взывая к нему и молясь!
Она дала каждой из них по зажженной свече и приказала идти с сестрою Цецилией, дочерью Борда, которая часто молилась в церкви в полном одиночестве всю ночь напролет.
