Леди Олсоп ошибалась, недооценив дворнягу. Одно дело - мопс, да еще девица, совсем другое - настоящий, отборный пес. Боевые качества Бутыля славились по всей округе, преподобный Руперт им гордился.
Сейчас к тому же на его стороне было право. Да, приняли его холодновато, но все же он решил, что работает именно в этой комнате и должен защищать этих людей.
Хорошим борцом был и эрдель. Он славился в Гайд-парке. Силу его испытали псы из Бейзуотера, из Кенсингтона, что там - из Бромтона. Бутыль напомнил ему собаку с Понт-стрит, с которой они неплохо сражались у пруда; и он охотно начал бой.
Реакция на собачью драку в гостиной бывает разная, смотря какой человек. Леди Олсоп, от долгого общения с собаками как бы причисленная к ним, спокойно глядела на них сквозь лорнет в черепаховой оправе, удивляясь тому, что Бутыль явственно сильнее. Особенно нравилось ей, как он действует задними лапами. Видимо, в корме Доналдсона все-таки что-то есть...
Остальным зрителям такое спокойствие не давалось. Собаки почему-то были сразу во всех местах, приходилось уворачиваться. Леди Констанс, прижавшись к стене, неудачно бросила подушку. Лорд Эмсворт, сидя в углу, жалел, что пропали очки, без которых он никуда не годится.
А что же Гертруда? Она смотрела на Уоткинса, который с неожиданным здравомыслием взобрался на старинный шкаф, где стоял фарфор. Ступни его были вровень с ее глазами.
И в тот самый миг, когда она заглянула в свою душу, открылась дверь.
- Мистер Бингэм, - сказал Бидж.
Такие крупные люди, как преподобный Руперт, тоже соображают без особой прыти. Но и полный дурак, войдя в янтарную комнату, понял бы, что идет собачий бой. Бингэм это понял - и действовал быстро.
Много есть способов разнять собак. Одни льют воду, другие кидают им в глаза перец. Можно сунуть горящую спичку к тому из носов, который ближе. Туше было не до этих тонкостей. Сколько он себя помнил, точнее - с тех пор, как он стал пастырем, половину времени он отрывал свою собаку от собак принадлежавших прихожанам. Опыт - хороший учитель. Одной огромной рукой Туша схватил за шкирку эрделя, другой - дворнягу, и дернул. Раздался чмокающий звук.
- Руперт! - вскричала Гертруда.
Глядя на него, она вспомнила древних героев. И впрямь, он был величествен и прекрасен, когда стоял перед нею, а в каждой его руке крутилась собака. Он походил на изваяние Добра, побеждающего Зло. Конечно, вы давно читали эту книгу, но если забыли не все, то он напомнил бы вам что-то такое из "Пути паломника".
Во всяком случае, Гертруде он это напомнил, и она очнулась от греховного сна. Она понять не могла, как едва не променяла благородного рыцаря на жалкое созданье, которое способно стать разве что альпинистом.
- Руперт! - вскричала она.
Пастырь по имени Туша уже закончил свой подвиг. Свою собаку он вышвырнул в сад и закрыл за нею дверь. Чужую опустил на ковер, где она и сидела, зализывая раны. Сам он вытирал носовым платком багровый лоб.
- О, Руперт! - вскричала невеста, кидаясь в его объятия. Пастыри слов не тратят. Он ничего не сказал. Не сказал и тенор. Вероятно, он видел со шкафа, что в глазах Гертруды - именно тот блеск, который велит слезть вниз, выйти из комнаты и уложить вещи, сообщив, что тебя срочно вызывают в Лондон. Во всяком случае, он исчез.
Когда младший сын графа поздно ночью вернулся в отцовский замок и стал раздеваться, он услышал несмелый стук.
То была тетя Джорджиана. Лицо ее светилось, как светится оно у матерей, чья дочь выходит замуж за достойнейшего священнослужителя, дядя которого очень богат и холост.
- Фредди, - сказала она, - ты все время говоришь про этот ваш корм...
- Доналдсон, "Собачья радость", - сказал Фредди. - Маленький пакет - пенни, большой - полкроны. Гарантия - в каждом пакете. Содержит...
- Возьму для начала тонны две, - сказала леди Олсоп.
