- Давно я тебя не видел. Кажется... больше года?
Ему удалось высказать это как мысль, только что пришедшую в голову. На самом деле он знал сколько, с точностью до одного дня.
- Буду очень рада тебя повидать.
- Ну так я приеду через час примерно.
Он повесил трубку. Так вот оно, мгновение, предвкушением которого двенадцать долгих месяцев была заполнена каждая его свободная минута... Он представлял себе, как застанет ее замужем, или помолвленной, или любящей другого, - не представлял одного: что его возвращение будет ей безразлично.
Он пережил неповторимое время. По общему признанию, он добился замечательных для молодого инженера успехов: ему подвернулись два редкостных случая, один в Перу, откуда он возвращался, другой - как следствие первого - в Нью-Йорке, куда он сейчас направляется. Он сделал рывок из бедности в мир неограниченных возможностей.
Он посмотрелся в зеркало на туалетном столике. Загорел дочерна, но тем романтичнее, и всю последнюю неделю, когда у него появилось время думать о таких вещах, это его очень радовало. Он вообще нравился самому себе настоящий мужчина, сильный и отважный. Бровь обгорела, колено в эластичном бандаже, и по молодости лет он отлично замечал, какой интерес вызывала у многих попутчиц на пароходе необычность его облика.
Одет он, правда, ужасно. Костюм ему сшил за два дня портной-грек в Лиме. Джордж, опять-таки по молодости лет, не преминул извиниться за это перед Джонкуил в своем письмеце, которое было весьма лаконично: еще оно содержало лишь настойчивую просьбу, чтобы Джонкуил его ни в коем случае не встречала.
Джордж О'Келли, прибывший из Куско (Перу), выждал у себя в номере ровно полтора часа, пока солнце не оказалось точно над головой. А тогда, свежевыбритый, припудрившись тальком, чтобы выглядеть все же человеком белой расы - в последнюю минуту тщеславие одержало верх над романтикой, он взял такси и поехал к хорошо знакомому дому.
Он тяжело дышал, но приписал это простому возбуждению, а не чувству. Он здесь, она не замужем - чего ему еще нужно? Он даже не знал толком, что хочет ей сказать. Но все равно ни на что на свете не променял бы этого события в своей жизни. Ведь в конечном счете только ради женщины и нужны победы, и если уж он не может сложить свои трофеи к ее ногам, ему хотелось хоть одно мгновение подержать их у нее перед глазами.
Дом как-то внезапно вырос рядом, и на первый взгляд показался Джорджу странно нереальным. Ничего не изменилось - однако изменилось все. Дом маленький, обшарпанный - очарование не парит облаком над крышей, не струится из окон второго этажа. На звонок ему открыла незнакомая цветная служанка. Мисс Джонкуил сейчас спустится. Он нервно облизал губы, прошел в гостиную, и ощущение нереальности стало еще острее. Оказывается, это просто-напросто комната, а не заколдованный чертог, где он провел те незабываемые мучительные часы. Он сел в кресло и удивился, что это просто-напросто кресло, а потом понял, что только его воображение в те прежние времена смещало пропорции, расцвечивало будничные предметы.
Но тут отворилась дверь и вошла Джонкуил... и комната словно бы поплыла у него перед глазами. Он все же успел забыть, как она хороша, и теперь чувствовал, что бледнеет и что голос отказывает ему.
Она была в бледно-зеленом, на прямых темных волосах короной - золотая лента. И тут же его глаза встретились с теми прежними бархатными глазами, и он сжался от страха: ее красота сохранила способность причинять ему боль.
Он поздоровался, оба сделали несколько шагов, встретились и обменялись рукопожатием. Потом сели в разных углах комнаты и оттуда разглядывали друг друга.
- Вот ты и вернулся, - сказала она, а он ответил столь же банально:
- Я проездом, решил заехать повидаться.
Он избегал смотреть на ее лицо, думая, что так быстрее справится с дрожью в голосе. Говорить полагалось ему, но сказать было вроде бы нечего, разве что тут же начать хвастаться. У них и раньше было не в обычае болтать просто так, а уж в таких обстоятельствах, как сейчас, и подавно не заговоришь о погоде.
- Это становится смешно, - вырвалось вдруг у него в приливе смущения. Я сижу как дурак и не знаю, о чем говорить. Тебе в тягость мое присутствие?
- Нет. - Ответ был сдержанный, неопределенно-грустный. Это огорчило Джорджа.
- Ты помолвлена? - резко спросил он.
- Нет.
- Ты кого-нибудь любишь?
Она покачала головой.
- Вот как...
Он откинулся на спинку кресла. Еще одна тема, кажется, исчерпана, и разговор опять пошел не так, как он задумал.
- Джонкуил, - снова начал он, на этот раз мягче. - После всего, что было между нами, мне захотелось вернуться и увидеть тебя. Как бы ни сложилась у меня жизнь, я никогда не буду любить другую, как любил тебя.
Эта маленькая речь была из тех, которые он подготовил заранее. На пароходе она казалась ему очень удачной - в ней было обещание помнить ее всю жизнь и вместе с тем никакой ясности насчет его нынешних чувств. Но здесь, где прошлое обступало его, стояло у него за спиной, тяжело наполняло атмосферу, эти слова звучали ходульно и избито.
Она выслушала его молча, не шелохнувшись, не сводя с него глаз, в которых читалось все, что угодно... а может быть, и ничего.
- Ты меня больше не любишь? - спросил он ровным голосом.
- Нет.
Когда чуть позже вошла миссис Кэри и завела разговор о его успехах местная газета напечатала о нем заметку, - он был весь в смятении чувств. Ясно было ему только, что эта девушка по-прежнему нужна ему и что прошлое иногда возвращается. Но теперь он проявит себя мужчиной, сильным и осмотрительным... а там будет видно.
- Ну, а сейчас, - продолжала миссис Кэри, - прошу вас, зайдите вдвоем к той даме, которая разводит хризантемы. Она говорила мне, что непременно хочет вас увидеть - она читала про вас в газете.
Они отправились к той даме, которая разводит хризантемы. Шли по улице, и, как прежде, на каждый его шаг приходилось два ее коротких шажка - еще одно волнующее воспоминание. Дама оказалась очень милой, а хризантемы были огромные, изумительно красивые - белые, розовые, желтые, и в таком изобилии, точно стоял июль. У дамы было два цветника, соединенных калиткой; обойдя с гостями первый, хозяйка впереди них прошла во второй.
И тут кое-что произошло. Джордж отступил, пропуская Джонкуил, но она все стояла и смотрела на него. И дело даже не в том, как она - без улыбки - смотрела на него, а скорее в самом молчании. Они увидели глаза Друг друга, и оба быстро перевели дух, а потом прошли в калитку. Вот и все.
Вечерело. Они поблагодарили хозяйку и отправились домой - шли медленно, задумчиво, бок о бок. За обедом тоже были молчаливы. Джордж вкратце рассказал мистеру Кэри о том, как все сложилось у него в Южной Америке, и сумел дать понять, что теперь перед ним открывается зеленая улица.
Кончился обед, и они с Джонкуил остались одни в комнате, которая видела начало их любви и ее конец. Как давно это было и как невыразимо грустно! Так мучиться и страдать, как он страдал тогда на этом самом диване, он в жизни уже не будет. Никогда он не будет таким слабым, и усталым, и несчастным, и бедным. И однако же тот мальчик, пятнадцать месяцев назад, был чем-то богаче его. Верой? Пылкостью? Самое разумное... Они сделали самое разумное. Ценой юности он приобрел силу, из отчаянья выковал успех. Но вместе с юностью жизнь унесла непосредственность его любви.
- Выходи за меня замуж, - спокойно сказал он.
Джонкуил покачала темноволосой головкой.
- Я вообще не выйду замуж.
Он кивнул.
- Завтра утром я еду в Вашингтон.
- Вот как?
- Надо. К первому я должен быть в Нью-Йорке, а до того хотел побывать в Вашингтоне.
- Все дела?
- Н-нет. - Он притворился, что ему неприятно говорить. - Я должен там кое с кем встретиться. С кем-то, кто очень поддержал меня, когда я, помнишь, был так... выбит из колеи.
Сплошная выдумка. Никто не ждал его в Вашингтоне. Но он зорко наблюдал за Джонкуил, и, конечно же, она чуть заметно вздрогнула, на секунду закрыла глаза.
- Мне пора идти, я только хочу рассказать тебе, что произошло со мной с тех пор, как мы расстались, и... раз уж это, может быть, наша последняя встреча... посиди у меня на коленях, как, помнишь, в те прежние времена. Если бы у тебя был другой, я бы не просил, впрочем... как знаешь.
Она кивнула и села к нему на колени, как той ушедшей весной. Он остро ощутил ее голову на своем плече, все ее такое знакомое тело. Непроизвольно чуть было не сжал ее в объятиях, и потому откинулся на спинку дивана и заговорил, глядя в пространство, обдумывая каждое слово.
Он рассказал ей, как в Нью-Йорке, после двух недель отчаяния, поступил на интересную, хоть и не очень денежную работу на строительстве в Джерси-Сити. Потом возник этот перуанский вариант, и поначалу он вовсе не казался таким уж блестящим. Должность самого младшего инженера в группе американских специалистов, Но из всей группы до Куско добрались живыми только десять человек, из них восемь - геодезисты и землемеры. Через десять дней умирает от желтой лихорадки начальник экспедиции. Изумительная удача, счастливый случай, которым не воспользовался бы только дурак, фантастический случай.
