День, сырой и сумрачный, уныло тянулся, палуба была почти безлюдной, шатающееся мокрое небо толчками валилось вниз. А потом вдруг как-то сразу стало пять часов, и они уже опять сидели в баре, и мистер Баттеруорт рассказывал ей свою жизнь. Она выпила много шампанского, но ее все равно мутило от качки, словно ее душа с помощью морской болезни пробивалась сквозь густые пары алкоголя к нормальной жизни.
- Когда я вас увидал, я понял, как выглядели греческие богини, - сказал ей Баттеруорт.
Ей было приятно, что, увидев ее, он понял, как выглядели греческие богини, - но где пропадал Адриан? Он ушел с мисс Д'Амидо на носовую палубу - "окунуться в океанские брызги". Ева услышала, что обещает Баттеруорту достать свои краски и нарисовать на его манишке Эйфелеву башню для сегодняшнего маскарада.
Когда Адриан и Бетси, омоченные океанскими брызгами, с трудом открыли плотно припертую ветром дверь на прогулочную палубу, они оказались в желанном затишье и, одновременно остановившись, повернулись друг к Другу.
- Что ж... - начала мисс Д'Амидо - и умолкла. Но он, не решаясь заговорить, неподвижно стоял спиной к борту и смотрел на нее. Она тоже молчала, потому что не хотела быть первой; несколько мгновений ничего не происходило. Потом она шагнула к нему, и он обнял ее и поцеловал в лоб.
- Вам просто жалко меня, я знаю. - Она всхлипнула. - Вы просто очень добрый.
- Я чувствую себя околдованным. - Его голос прерывался.
- Тогда поцелуйте меня.
На палубе никого не было. Он мимолетно склонился к ней.
- Нет, по-настоящему.
Давно он не прикасался к таким юным, таким невинным губам. Солоноватые брызги, словно слезы о нем, застыли на ее фарфоровых щеках. Она была свежа и непорочна, но в ее глазах таилось неистовство.
- Я люблю вас, - прошептала она, - я ничего не могу с собой поделать, ничего! Я полюбила вас с первого взгляда - не на пароходе, нет, а уже год назад, когда Грейс Хили привела меня в театр на репетицию, а вы вдруг встали из второго ряда и начали им говорить, как нужно играть. Я написала вам письмо, да только не отправила, разорвала.
- Нам надо идти.
Они шли по палубе, и она протяжно всхлипывала, а потом еще раз, уже перед дверью своей каюты, страшно неосмотрительно, подняла к нему лицо для поцелуя. Когда он снова переступил порог бара, кровь тяжкими молотами стучала у него в висках.
Он был рад, что Ева, видимо, не заметила его прихода, а по всей вероятности, даже и не знала, что он уходил. Он немного переждал, а потом сделал вид, что очень заинтересован ее занятием.
- Что это?
- Ева рисует мне на манишке Эйфелеву башню для сегодняшнего маскарада, - объяснил ему Баттеруорт.
- Ну вот. - Ева отложила кисть и обтерла платком руки. - Получилось?
- Истинный шедевр!
Ее глаза скользнули по группе зрителей и как бы случайно задержались на Адриане.
- Ты совсем промок. Пойди переоденься.
- Пойдем вместе.
- Я лучше выпью еще шампанского.
- По-моему, тебе хватит. И нам надо одеться для маскарада.
Она неохотно сложила краски и пошла впереди него к выходу из бара.
- Стэкомб заказал столик на девятерых, - сказал Адриан, шагая вслед за ней по коридору.
- Молодое поколение, - проговорила она с преувеличенной горечью. - Уж конечно, молодое. И ты позабыл обо всем на свете - с ребенком.
Они еще долго разговаривали в каюте: она едко, он уклончиво; разговор оборвался, когда корабль вдруг резко швырнуло вверх, и Ева, неожиданно выдохнув остатки хмеля, опять почувствовала себя плохо. Им не оставалось ничего другого, как заказать два коктейля в каюту; но, выпив, они все же решили пойти на маскарад; возможно, он убедил ее, что она волнуется понапрасну, а возможно, ей стало все равно.
Адриан был готов через несколько минут - он не признавал маскарадных костюмов.
- Я подымусь наверх. А ты собирайся поскорей, хорошо?
- Пожалуйста, подожди меня - такая ужасная качка.
Он присел на кровать, пытаясь скрыть нетерпение.
- Тебе ведь не трудно подождать, правда? Мне не хочется появляться там одной.
Она ушивала восточный костюм, взятый напрокат у парикмахера.
- Морское путешествие может свести с ума, - сказала она. - Ненавижу корабли!
- Ты права, - рассеянно отозвался он.
- Когда мне становится совсем худо, я представляю себе, что забралась на дерево и его качает ветром. Да только потом мне начинает казаться, что я все время представляюсь, и нормальной тоже только представляюсь, а сама уже давно стала ненормальной.
- Ты поосторожней, так и правда можно свихнуться.
- Посмотри. Адриан. - Она подняла нитку жемчуга, прежде чем защелкнуть ее на шее. - Чудо, правда?
Адриану, которого томило нетерпение, казалось, что она движется, как в замедленном кино.
- Тебе еще долго? А то здесь нечем дышать, - сказал он.
- Иди один! - взорвалась Ева.
- Я вовсе не хотел...
- Иди, пожалуйста. Я не могу собираться, когда ты меня подгоняешь.
С показной неохотой он вышел из каюты. Потом, после секундной нерешительности, спустился вниз.
- Бетси, - позвал он, постучавшись в дверь.
- Минутку.
Она выглянула в коридор; на ней был красный бушлат и синие брюки корабельного лифтера.
- Как вы думаете, у лифтеров есть блохи? Я натянула тысячу одежек, чтобы они до меня не добрались.
- Я должен был вас увидеть, - торопливо сказал он.
- Тсс-с! Напротив каюта миссис Уорден, она у меня вроде дуэньи. Ее замучила морская болезнь.
- А меня - вы.
Они шагнули друг к другу и, пошатываясь на ускользающем из-под ног полу узкого коридора, крепко поцеловались.
- Не уходите, - шепнула она.
- Мне надо. Мне...
Он словно впитывал юность девушки, и его страсть преображалась в пылкую нежность. К нему вернулась та неуловимая легкость, которую, как ему казалось, он утратил навсегда вместе с собственной юностью, и отказаться от этого ощущения он был не в силах. Шагая по коридору, он понял, что не хочет, не решается думать.
На палубе он столкнулся с Евой.
- Где ты был? - спросила она его с принужденной улыбкой.
- В баре, посмотрел, много ли там народу.
Она была очень хороша; Адриан с горделивым восхищением отметил, что пошлый маскарадный костюм не убил ее холодноватого, своеобразного изящества. Они сели за столик.
Штормовой ветер наливался ураганной силой, и теперь даже переход из каюты в бар превращался в бурное и опасное путешествие. Чемоданы пассажиров были прочно закреплены, а нервные дамы, отчаянно цепляясь за края взбесившихся кроватей, с ужасом думали - сквозь мутную тошноту, сквозь мигрень, - что именно так и погиб "Вестрис". В баре, еще до прихода Смитов, какого-то дородного джентльмена швырнуло на пол, так что он сильно поранил голову, - поэтому легкие столы и стулья сложили в штабели и принайтовали к стене.
На торжественный обед собрались только самые стойкие; человек пятнадцать надели маскарадные костюмы. Чтобы примкнуть к избранному обществу, требовалось добраться до салона - других критериев сейчас не было. За столиками сидели очень разные люди - от юриста-гарвардца из аристократической семьи до полуграмотного маклера по кличке Хват, и никакой разницы между ними не ощущалось: все собравшиеся - полтора десятка среди нескольких сотен - принадлежали к избранному кругу титанов, сумевших победить шторм.
Язвительно подмигивали разноцветные фонарики, трепыхались, перешептываясь, бумажные флажки, иногда сразу несколько человек отъезжало от стола, расплескивалось вино, кто-то торопливо пробирался к двери, а корабль, взбираясь с волны на волну, угрюмо стонал, что он все же корабль, а не отель. Поднявшись после обеда на палубу, несколько пар прыгали, дергались, шаркали подошвами по шаткому полу, и неподвластная им сила яростно мотала их из стороны в сторону. Эти вихлянья над головами нескольких сотен мучеников приобрели оттенок непристойности - как разудалый кутеж на поминках, - и вскоре последние титаны потянулись обратно в бар.
Ева все сильнее ощущала туманную нереальность происходящего. Адриан куда-то скрылся - наверное, с мисс Д'Амидо, - и Ева, одурманенная морской болезнью и шампанским, не могла думать ни о чем другом; ее досада перерастала в мрачную злобу, грусть - в тоскливое отчаяние. Она никогда не пыталась пришпилить его к своей юбке, да в этом и не было нужды: их объединяли общие интересы, взаимная привязанность, здравый смысл, наконец, - а он грубо, по-предательски, нарушил их союз. Неужели он воображает, что она ничего не заметила?
Через несколько часов - так ей показалось, - когда она воодушевленно толковала с какой-то женщиной о воспитании детей, Адриан склонился над ее стулом.
- Ева, я думаю, нам пора.
Она презрительно скривила губы.
- Ну да, пора отвести меня в каюту, чтобы я не мешала восемнадцатилетним кра...
- Успокойся!
- Я не хочу спать.
- Тогда пожелай мне спокойной ночи.
Прошло еще сколько-то времени, за ее столиком уже сидели новые люди. Бар закрывался, и Ева, думая об Адриане - об ее Адриане, который говорил нежности красивой свеженькой девчонке, - горько разрыдалась.
