Время от времени забывавшаяся, иногда на протяжении годов запрещавшаяся, снова всплывавшая и опять предававшаяся забвению легенда о Завете постоянно жила лишь в кругу рода крыланов-подковников. Упорный во всем, этот род людей упорно держался и за свои представления в этом вопросе: тот, кто увидит Завет, приобретет возможность изменить свой рост, сможет неограниченно вырасти. Поэтому, желая коснуться звезд и оттуда глазом, взглядом исследователя посмотреть на Смысл, крыланы-подковники всегда много спали, и видели много снов, и, невзирая на опасности, всегда тщательно исследовали их. Погруженные в поиски Завета, они и наяву, уже проснувшись, оставались в сетях своих снов.
Разумеется, надежды, связанные с возможной находкой магической формулы, не могли не коснуться и нашего Подковника. Движение воды, даже в тех случаях, когда она вышла из берегов, все равно определяет основное русло реки. Для Подковника найти Завет было равнозначно вопросу существования. Как и весь его вечно погруженный в сновидения род, он верил, мечтал и ждал момента, когда сможет войти в круг посвященных. Именно он был одним из самых горячих сторонников разрушения чердака - ведь тогда, в час, когда откроется тайна, ничто не помешает ему расти, сколько душа пожелает.
Несколько раз, убежденный, что напал на след Завета, Подковник всех нас, а в особенности Сашу, приглашал к себе, в свой сон, присутствовать при эпохальном открытии. "Готовьте корзины, я соберу для вас самые сияющие и самые крупные звезды!" - возбужденно кричал он (да что там кричал - орал он еще в постели). К сожалению, ни слова из Завета не было. Обычно выяснялось, что просто сон натер себе мозоль записками об изученных и неизученных областях, камешком, зернами, крошками или еще чем-то столь же несущественным и скучным.
Среди аргументов Подковника единственным более или менее серьезным доказательством существования Завета и его чудотворного действия, единственным ясно вырисовывавшимся следом на песчаной дороге надежды в возможность изменения роста был фрагмент из путевых записок "До Кавдака и обратно" известного Мусафира Хамида, выдающегося путешественника, одного из семи сыновей арабского географа Идриси, который вместе со своими братьями стал великим мучеником некогда святого дела картографии.
В 1139 году от Рождества Христова в славную гавань Палермо из туманного осеннего утра вошло большое судно. Не успели еще все его паруса освободиться от ветра, а по городу уже разнеслась весть, что по приглашению Роджеро II "для того, чтобы осветить все пространства и границы королевства", прибыл географ Идриси. На землю Сицилии высадилось еще семь молодых магометан, семь сыновей Идриси, зачатых в одну ночь семь лет назад семью женами географа, происходящими из разных краев Света. До следующего утра под изумленными взглядами граждан Палермо продолжалась выгрузка арабских, греческих и латинских книг, инструментов для измерения земли, инструментов для наблюдения за небом и тюков сухих листьев, из которых позже иностранцы приготовляли себе напиток, который они называли словом "чай". Знатные дамы потом в течение нескольких дней ходили на прогулку вдоль причала, надеясь, что их парчовые платья пропитаются пьянящим ароматом этих листьев, если в спешке или по недосмотру носильщиков несколько тюков осталось в утробе судна географа.
Король Роджеро II встретил гостя со всеми почестями, которые приличествуют тем, кто обучался в далеком городе Кордове. Иностранцев поместили во дворце, где была самая близкая к звездам башня. В помощь им были выделены слуги для приготовления напитка "чай", слуги для стряпни по магометанским правилам и слуги для ловли насекомых (светлячков), которыми географ наполнял свои стеклянные лампы. Так несколько следующих лет прошло в спокойных приготовлениях, которым никто не мешал. Сыновья Идриси еще из колыбельных песен знали языки своих матерей, а из других их песен многое узнали и выучили об обычаях и чудесах семи краев Света. Отцу на Сицилии оставалось лишь познакомить их с знаниями, приобретенными в западных Афинах, - как наблюдать за высотой, облаками, ветрами, горами, водами, травами, камнями и огнем в глубине земли. Мальчики росли, читая до полудня Мирина Тирского и Страбона, а после полудня Птолемея и Ибн Эзру, прилежно рассматривая по ночам во сне мифическую горную цепь Кавдак - горы, которые окружают Свет. Город Палермо вообще забыл бы о тихих иностранцах, если бы каждый день незадолго до наступления сумерек их слуги не выходили на поиски светлячков, а из самой близкой к звездам башни не разносился бы постоянно запах чая. В те времена знатные дамы города Палермо с их платьями, напоенными ароматом волшебного напитка, превосходили в изысканности даже знатных дам города Сиена.
По прошествии десяти лет со дня прибытия географа настал момент начать задуманное предприятие. Король Роджеро II оснастил суда, выбрал самые надежные команды и торжествами, подобных которым не помнила вся Сицилия, отметил день их отплытия. Наутро семь сыновей Идриси на семи одинаковых судах вышли в море. Граждане Палермо после выпитого накануне вина, еще туманившего их взгляд, не заметили, а король, глаза которого были не столь остры, как у тех, кто по ночам читает при свете лампы, наполненной светлячками, не увидел того, что не укрылось от географа: в открытом море суда отделились друг от друга, и каждый из его сыновей взял курс на тот край Света, откуда происходила его мать, каждый своим путем направился к горам Кавдак, горам, стоящим на краю Света. Молчаливыми шагами вернулся Идриси в самую близкую к звездам башню, открыл все лампы, выпустил рои светлячков и, даже не потребовав, чтобы ему приготовили напиток под названием "чай", стал ждать. Знатные дамы города Палермо испугались, что они потеряют свою привлекательность, если пьянящий аромат напитка "чай" выветрится из их платьев.
Тем не менее очень скоро, еще до того, как созрели маслины, в Палермо начали стекаться сведения о небе, течениях, городах, дорогах. Рои светлячков сами слетались в лампы, и Идриси принялся тщательно записывать и зарисовывать все, что содержалось в отчетах его сыновей. Король Роджеро II был удивлен юноши вели себя как опытные путешественники. Для них не существовало быстрых течений, крутых троп, непроходимых лесов, кровожадных зверей, опасных разбойников. Они продвигались вперед, каждый своим путем, пешком или верхом, на судне или в лодке. Настырные демоны малодушия осаждали их, искушая волю, но все семь упорно шли к цели и обо всем виденном сообщали своему отцу на Сицилию. Довольны были и знатные дамы города Палермо - снова приготовлялся чай, и их платья снова благоухали волшебным ароматом.
А в самой близкой к звездам башне рукопись "Географии" становилась все толще, карты пополнялись, свет теперь падал на многие до сих пор скрывавшиеся во мраке края Света. Проходили осени, зимы, вёсны, лета, и в 1154 году, после того как поступили последние сообщения непосредственно с горы Кавдак, Идриси передал своему покровителю законченную книгу (названную в честь короля "Kitabu al Roggero"), все карты Мира, разбитого на семьдесят секций ("Tabula Roggeriana"), и одну большую карту Мира, выгравированную на листе серебра (высотой в восемь и шириной в шестнадцать венецианских локтей). С края Света, с мифической горы, увенчанные славой, к Идриси вернулись все сыновья. Все они получили почетное имя Мусафир. Один из них, Мусафир Хамид, описал свое волнующее путешествие в ста пятидесяти шести главах рукописи "До Кавдака и обратно". Вместе со всеми остальными братьями он погиб однажды ночью в 1160 году, отважно, но безуспешно защищая серебряную карту Мира, которую пытались растащить по кускам солдаты-мародеры во время одного из военных набегов на Сицилию. И если бы несчастные сыновья Идриси не получили коварных ударов ножами, их, несомненно, убил бы вид грабителей, жадно расчленявших небо, горы, реки и травы. В ту же ночь рои светлячков покинули Сицилию. Платья знатных дам города Палермо превратились в обычную парчу, а первенство в манере одеваться в запах имбиря перешло к знатным дамам городов Неаполь, Рим, Флоренция, Генуя и Венеция.
Иллюстрация 3. Ди Паоло, триптих "Географ Идриси и сыновья", картина первая, та, что с левой стороны, темпера на дереве (по мотивам неизвестной в настоящее время мозаики ХII века), 343х148 см, 1481 год, Галерея Уффици, Флоренция.
Иллюстрация 4. Ди Паоло, триптих "Географ Идриси и сыновья", картина вторая, та, что в центре, темпера на дереве (по мотивам неизвестной в настоящее время мозаики ХII века), 343х148 см, 1481 год, Галерея Уффици, Флоренция.
Иллюстрация 5. Ди Паоло, триптих "Географ Идриси и сыновья", картина третья, та, что с правой стороны, темпера на дереве (по мотивам неизвестной в настоящее время мозаики ХII века), 343х148 см, 1481 год, Галерея Уффици, Флоренция.
13. "..." На одном из судов, на третьей Великой воде, был и тот человек, о котором я слышал, что он может сам изменять собственный рост. Делал он это так: раздевался догола и вставал на носу, в то время как вся команда ждала в гробовой тишине. Спустя недолгое время морские птицы опускались на его плечи и голову - они рассказывали ему о том, что видно в пределах их горизонта, а он, получив знания о неведомых ему пространствах, начинал тянуться к небу, бодро, как утренний тростник. Благодаря этому капитан судна всегда вовремя мог узнать, не приближается ли суша и чьи паруса показались вдали - пиратов или торговцев. А с наступлением ночи, рассказывали мне, этот человек постепенно уменьшался и к приходу зари возвращался в свой старый рост. Если же капитану снова требовалась помощь впередсмотрящего, все повторялось так же, как и в предыдущие разы. И поскольку я все-таки не мог в это поверить, мне рассказывали, что этот человек относился к роду крыланов-подковников. Этот вид вообще-то во многом схож с другими человеческими видами, однако среди них время от времени рождаются счастливцы, которым удается раскрыть тайну особого Завета - Завета, дающего посвященным в него возможность изменять собственный рост. Но когда я захотел увидеть сам этот Завет, все тут же стали клясться своим Богом, что это невозможно. Завет хранят даже не так, как остальные ценности, а еще тщательнее - во сне. И из сна в сон передают, словно как из поколения в поколение. Я тогда решил подробно известить обо всем отца и потребовал встречи с этим человеком. Я хотел упросить его, невзирая на все возможные опасности, принять меня в свой сон - вдруг мне повезет и я увижу там то чудо, которое одаряет божественными возможностями. Между тем я неожиданно получил письмо с Сицилии, которое содержало требование ввиду необходимости, возникшей в связи с составлением "Географии", незамедлительно направиться в сторону Страны зеркал, что я и сделал, с тяжелым сердцем отказавшись от своего намерения "...")
