хорошо видно как пригибаясь под нашим пулями, вразброд бегут вооруженные, одетые в разномастные халаты люди. И падают, падают под нашим беспощадно точным снайперским огнем.
-Подрань одного, нам язык нужен! – перекрывая грохот стрельбы, кричит мне лежащий рядом командир взвода лейтенант Петровский. Скривилось ожесточенном азарте у него загоревшее скуластое лицо, потрескались от жажды губы и опять срывая пересохшие голосовые связки он кричит мне:
-Языка давай!
Я прицелился. Из штатного и такого родного РПКС-74 я стрелял лучше, чем из снайперской винтовки. Выстрелил одиночным. Потом короткой очередью. Цель поражена. Моджахед на бегу упал, пуля перебила ему ногу. К нему на помощь бросилось два духа, отсек их очередями. Боец с моего взвода, рослый наголо стриженный загорелый Филон с автоматом наперевес, матерым волчарой кинулся брать языка, я его прикрывал огнем. Филон взял, ловко скрутил и на горбу, задыхаясь и матерясь притащил пленного. Бой закончен. Остатки разгромленной духовой засады бежали, кто не успел бежать бесформенными грязными мешками лежат там … в горах, там где они хотели убить нас. А мы кто живы, кто не ранен сгрудились вокруг афганца. У нас не лица, а искаженные злобой и напряжением минувшего боя маски.Пленный тяжело дыша постанывал. Немолодой уже мужик. Кровью, грязным потным телом от него так воняло, хоть нос зажимай. Нет у нас к нему жалости, милосердия нет, а вот наши убитые и раненые товарищи есть и:
-Заткни пасть! – кричит духу мой друг смуглый плотный узбек Лёха и жестким коротким ударом бьет прямо в бородатое искаженное болью и страхом лицо.
-Прекратить! – отталкивает Лёху взводный, приказывает:
-Перевязать и в штаб на допрос.
Быстро пережали языку самодельным, скрученным из засаленной зеленой чалмы, жгутом рану (свой бинт из индивидуального пакета никто не дал, чего там и так перебьется) и поволокли на допрос к командиру батальона, я помогал Филону его нести. Тяжелый бабай[8] попался, все постанывал, да еще вертелся в руках.
-Кто его взял? – рассматривая языка поинтересовался немолодой сухощавый майор, комбат. Филон небрежно кивнул в мою сторону.
-Вернемся к медали представлю, - пообещал мне комбат, усмехнулся, - на дембель героем поедешь.
Эх майор! Ни хрена ты не понимаешь! Да на кой мне эта медаль нужна? Просто живым домой вернуться и то счастье. А комбат уже отвернулся и через переводчика приступил к допросу. Командиру первого парашютно-десантного батальона майору Носторюлину, уже за сорок. Для нас восемнадцати двадцатилетних пацанов он уже старик. Только «батей» его никто не называл. Желчный был мужик, вредный. Карьера не задалась, в академию поступал, так три раза проваливался. Должность: командир батальона и звание майор, это его потолок. Скоро его выпихнут на пенсию по достижению предельного возраста. Уволят, если в Афгане гробовой доской не накроется. Пуле плевать в кого попадать, а душманские снайпера первым делом офицеров выстреливают. Пуля она не дура, совсем не дура, особенно когда ее снайпер выпускает.
На допросе раненый моджахед молчал. Что с ним сделали? А вы как думаете? Правильно решили! Наш комбат решил также.
А мы после короткого привала дальше по горампоперли. Горка ваша, горка наша. Эх под такую мать! Марш-марш десантура, вперед первый «горнокопытный» парашютно-десантный батальон, шевели «копытами» вторая рота, шире шаг третий взвод. Сколько нас осталось? В роте тридцать бойцов и три офицера, оружие: автоматы АСК -74, пулеметы РПКС-74 и ПКМ, два АГС –17 «Пламя» и один 82 мм. миномет. В моем третьем взводе только семеро бойцов: Витёк; Филон; Баллон; Лёха, Муха; я и командир взвода лейтенант Александр Петровский. Немного. Только все уже кто год, а кто полтора в Афгане отвоевал. Битые все службой и войной. День за три в Афгане считают, а опытный и «битый» солдат десяток не воевавших пацанов легко заменит. Вперед ребята, шире шаг.
Наш третий взвод передовой заставой идет. Головная походная застава – ГПЗ это по существу батальонная разведка. Первыми мы идем. И убивают нас первыми. За ГПЗ двигаются первый и второй взвод второй роты, дальше с интервалами еще две роты первого батальона. При первой роте еще и штаб батальона выдвигается. Комбат, начальник штаба и взвод управления связисты. Поверху над нами постоянно вертолет барражирует, прикрывает и ведет воздушную разведку. Место нахождения баз противника установлено агентурной разведкой и подкорректировано полученными в ходе операции войсковыми разведанными. Это если культурненько по военной терминологии выражаться, а если тоже по-военному, но попроще, то стукачи что у духов служили за деньги всех их базы и сдали, а пленные которых мы захватывали, в ходе допросов подтвердили: точно там базы находятся, а еще и запасные есть, вот там то и там то. Не все языки на допросах молчали, далеко не все. Ликвидация опорных баз моджахедов и расположенных на них отрядов противника и есть цель проводимой войсковой операции.
Боевого опыта у нас хватало и все: от комбата до распоследнего еле бредущего и гнущегося под грузом мин солдатика с минометного расчетапрекрасно понимали, что это туфта, а не операция. Так базы брать, что воду в решете носить, редкие крохотные капли останутся, а вся влага уйдет. Духи они же не дураки, совсем не дураки, у них половина полевых командиров, это бывшие афганские офицеры, учившиеся в Союзе. Да тут и гением партизанской войны не надо быть. Все просто, за нашими подразделениями постоянно ведется визуальная разведка, с опорных баз они с момента начала нашей операции давным-давно ушли и мелкими группами рассредоточились в горах. По пути следования наших рот на горных тропах ставятся противопехотные мины, за минным заграждением засада. И пламенный привет вам десантники от воинов моджахедов.Если даже не подорвался на мине, то пока разминируешь тропку, тебя из стрелкового оружия убью. Пока все части подтянуться, пока начнется интенсивный огневой бой, духи уже испарились. Вот и все собственно, вот и вся тактика ведения партизанских действий в горах. Тем более они свои горы знали, а мы нет. По картам, да по тропкам шли в горах на «авось». Была возможность по-другому действовать? Да была! Ночная почти незаметная высадка
