Существует любопытный документ о нравах минувшего века, где во всех подробностях рисуются развлечения и занятия светских людей Лондона в те самые времена, о которых у нас идет речь, - во времена Свифта, Аддисона и Стиля.
Когда лорд Спаркиш, Том Невераут и полковник Олуит, бессмертные персонажи Свифтовой "Светской беседы", пришли на завтрак к миледи Смарт в одиннадцать часов утра, милорд Смарт отсутствовал - он был на приеме. Его светлость вернулся домой в три часа, к обеду, дабы принять гостей; и мы можем сидеть за его столом, как на пиру у Бармекида, и видеть перед собой щеголей прошлого века. Обедать их село семеро, и к ним присоединился провинциальный баронет, который сказал, что они обедают в то же время, что и при дворе. Эти представители света начали с говяжьего филе, рыбы, телячьей лопатки и языка. Миледи Смарт разрезала филе, миледи Ансеролл разложила рыбу, а галантный полковник нарезал телятину. Все в изрядном количестве отведали филе и телятины, за исключением сэра Джона, который есть не хотел, поскольку уже поглотил бифштекс и две кружки эля, не считая большой кружки темного мартовского пива, едва встал с постели. Они пили бордо, которым, по словам хозяина дома, всегда следует запивать рыбу; и милорд Смарт особенно рекомендовал милорду Спаркишу отведать превосходного сидра, который удостоился высоких похвал этого благородного джентльмена. Хозяин, предлагая выпить, кивал тому или другому яз гостей и говорил: "Том Невераут, за ваше здоровье".
После первой перемены блюд были поданы миндальный пудинг, оладьи, которые полковник снял с блюда собственноручно, дабы помочь блистательной мисс Нотабл, а также цыплята, кровяная колбаса и суп; и леди Смарт, изысканная хозяйка, увидев на блюде вертел, положила его к себе на тарелку и приказала, чтобы его отнесли повару и приправили им обед ему самому. Вторую перемену блюд запивали вином и легким пивом; и когда полковник предложил выпить пива, он подозвал дворецкого, Фрейда, и осведомился о качестве пива. Благородные господа отпустили по адресу слуг различные шутливые замечания; за завтраком некоторые побеседовали и пошутили с миссис Бетти, горничной миледи, которая подогревала сливки и хранила жестянку с чаем (чай в те времена стоил тридцать шиллингов фунт). Когда миледи Спаркиш послала лакея к миледи Мэтч с приглашением к шести часам на партию в карты, ее светлость предупредила лакея, чтобы он никуда не заходил, и если упадет, не вздумал валяться на улице. И когда этот почтенный человек спросил швейцара, дома ли его госпожа, служитель ответил с мужественной шутливостью: "Она только что была дома, но еще не выходила".
После колбасы и пудинга, оладьев и супа подали третью перемену, в которой главным блюдом был горячий пирог с олениной, каковой пирог поставили перед лордом Смартом и этот благородный джентльмен разрезал его. Кроме пирога были поданы заяц, кролик, голуби, куропатки, гусь и свиной окорок. Тем временем совершались обильные возлияния пивом и вином, и джентльмены всякий раз произносили тост за кого-нибудь; к этому времени разговор между Томом Невераутом и мисс Нотабл стал настолько оживленным и непринужденным, что баронет из Дербишира решил даже, что молодая дама возлюбленная Тома; на это мисс заметила, что любит Тома "как пирог". После гуся некоторые из джентльменов выпили немного козьяка, "весьма пользительного для здоровья", как выразился сэр Джон; и теперь, более или менее насытившись обедом, честный лорд Смарт велел дворецкому подать сэру Джону большую кружку октябрьского пива. Кружка передавалась по кругу от гостя к гостю, но когда благородный хозяин стал настаивать, чтобы достойный Том Невераут выпил тоже, он сказал: "Нет, право же, милорд, ваше вино мне пришлось по вкусу, и я не хотел бы обижать благородного человека. Бордо было достаточно хорошо для меня". Итак, обед закончился, и хозяин сказал: "Плевать на расходы, принесите нам полкруга сыру".
Скатерть убрали и на стол поставили бутылку бургундского, которого предложили отведать и дамам, прежде чем они отправятся пить чай. Когда они удалялись, мужчины обещали присоединиться к ним через час; подали еще вина; "мертвецов", то-есть пустые бутылки, унесли; и милорд Смарт сказал: "Слышите, Джон, подайте чистые бокалы". На что галантный полковник Олуит возразил: "Я свой не отдам, потому что бокалы лучше всего ополаскивать вином".
Через час мужнины присоединились к дамам, и они сели играть в карты до трех ночи, после чего появились портшезы и факелы и благородное общество отправилось спать.
Таковы были обычаи лет сто сорок назад. Я не делаю никаких выводов из этой странной картины - пускай моралисты, здесь присутствующие, сами их сделают. Представьте себе, какова была мораль общества, в котором светская дама шутила с лакеем, разрезала целую телячью лопатку и, кроме того, угощала восьмерых христиан обедом из филе, гуся, зайца, кролика, цыплят, куропаток, кровяной колбасы и окорока. Какова же, какова могла быть мораль этого светского общества, где люди не смущаясь ели гуся после миндального пудинга и суп посреди обеда? Вообразите гвардейского полковника, который запускает руки в блюдо с beignets d'abricot {Пирожками с абрикосами (франц.).} и засовывает их в рот своей соседке, молодой светской даме! Вообразите знатного лорда, который кричит слугам в присутствии дам: "Плевать на расходы, принесите нам полкруга сыру!" Таковы были дамы в Сент-Джеймсе, таковы были завсегдатаи "Шоколадного домика" Уайта сто сорок лет назад, когда Свифт бывал там, а Стиль писал, что это средоточие удовольствий, светского лоска и развлечений!
Деннис, который обливал грязью современные ему литературные круги, набрасывается на беднягу Стиля и описывает его так: "Сэр Джон Эдгар из графства *** в Ирландии среднего роста, широкоплеч, ноги у него толстые, фигура как на картине, висящей над камином у какого-нибудь фермера, - тупой подбородок, короткий нос, широкая, плоская и смуглая физиономия; и все же с такой вот физиономией и фигурой он, оказывается, в шестьдесят лет считал себя красавцем и, когда ему сказали, что он урод, он был оскорблен этим глубже, чем если бы порочили его честь или ум.
Он происходит, по его свидетельству, из весьма почтенного рода; и, разумеется, весьма древнего, ибо его предки процветали в Типперери задолго до того, как нога англичанина ступила на ирландскую землю. У него есть тому доказательство более подлинное, чем грамота из Геральдической палаты или любое устное свидетельство. Ибо бог отметил его щедрее, чем Каина, и буквально втиснул его родную страну ему в лицо, в разум, в его сочинения, его поступки, его увлечения и, прежде всего, в его тщеславие. Грубый ирландский акцент сказывается до сих пор во всем, хотя давняя привычка и время стерли этот акцент в его речи" *.
{* Стиль не остался в долгу у Денниса и написал "Ответ" на нелепый пасквиль, озаглавленный "Характер сэра Джона Эдгара". Ответ Стиля упрямому критику обнаруживает немалое остроумие:
"Ты никогда не позволяешь даже солнечному лучу проникнуть на свой чердак, боясь вместе с ним впустить судебного исполнителя...
Тебе шестьдесят шестой год, у тебя уродливое кислое лицо, и имей ты власть, тебе повиновались бы лишь из страха, поскольку твой злобный нрав написан на этом лице, а не из каких-либо иных побуждений. Рост твой - около пяти футов и пяти дюймов. Видишь, я привожу точные цифры, как будто обмерил тебя хорошей дубинкой, что и обещаю сделать, как только мне доведется с тобой встретиться...
Твое нахальное брюшко торчит перед тобой, как бочонок с маслом, а короткие ноги словно созданы для таскания тяжестей.
Твои писания - это клевета на других и сатира на самого себя; и поскольку они полны нападок на разумных людей, мы вправе называть их автора мошенником и дураком. Ты питаешь отвращение к себе подобным и не можешь видеть дурака, кроме как в зеркале".
Стиль до того времени хорошо относился к Деннису и один раз даже попал под арест из-за того, что оказал ему денежную помощь. Когда Джон услышал об этом, он воскликнул: "Идиот! Почему он не выкрутился тем же способом, что и я?"
"Ответ" заканчивается упоминанием, что Сиббер обещает десять фунтов тому, кто назовет автора Деннисова памфлета; Стиль по этому поводу пишет:
"Я сожалею лишь об одном, что он предложил так много, потому что автор со всеми потрохами не стоит и двадцатой части этой суммы. Но я знаю, что человек, которого он заставляет иметь дело с кредиторами, его выдаст, ибо он дал мне слово привести на крышу дома полицейских, чтобы они проделали дыру в потолке его мансарды и он получил по заслугам. Некоторые считают, что это средство не годится, так как он сбежит в последний миг, заслышав шум. Я этого не отрицаю; но он тратит каждый вечер полчаса, чтобы забаррикадировать дверь старым сундуком, несколькими связанными табуретками и всяким другим громоздким хламом, который он опутывает веревками так крепко, что утром у него уходит столько же времени, чтобы выйти".}
