- Наверно, это негритянки, - сказал Джо. - Ничего другого сегодня уже не найдешь.
Черномазый парнишка потащил их в бар к рослой мулатке и сказал ей что-то на местном наречии, чего они не поняли, и она сказала, что им придется несколько минут обождать, и они присели и опрокинули несколько стопок хлебного.
- Наверно, она - здешняя мадам, - сказал Ларри. - Если они не будут хорошенькие, пускай проваливают ко всем чертям.
Откуда-то из глубины послышалось шипение и запахло жареным.
- Черт возьми, я бы чего-нибудь поел, - сказал Джо. - Эй ты, скажи ей, что мы хотим есть.
- Вам сейчас подадут горных цыплят.
- Что за черт?
Они допили хлебное, как раз когда мулатка внесла большое блюдо чего-то жареного.
- Что это такое? - спросил Джо.
- Это горные цыплята, мистер, так у нас называют лягушечьи лапки. Только это совсем не такие лягушки, как у вас в Штатах. Я знаю, я была в Штатах. Мы бы тех лягушек и есть не стали. А это чистые лягушки, совсем как цыплята. Попробуйте, останетесь довольны.
Они расхохотались.
- Мы платим за выпивку, - сказал Ларри, вытирая слезы.
Потом они решили, что хорошо бы подцепить девочек. Они встретили двух при выходе из дома, в котором играла музыка, и пошли за ними по темной улице. Они заговорили с девицами, и те заулыбались и захихикали и стали поигрывать всем телом. Но тут появились три-четыре негра, злые как черти, и заговорили на местном наречии.
- Давай-ка лучше смоемся, Ларри, - сказал Джо сквозь зубы, - у этих дьяволов ножи.
Они очутились в центре орущей кучи здоровенных негров, как вдруг позади них кто-то сказал по-американски:
- Тихо, ребята, я сейчас все улажу. - Невысокий человек в бриджах цвета хаки и панаме расталкивал толпу, все время что-то говоря на местном наречии. Это был небольшой человек с серым треугольным лицом и козлиной бородкой. - Меня зовут Гендерсон, Де-Бюк Гендерсон из Бриджпорта, Коннектикут. - Он пожал им руки. - Ну в чем дело, ребята? Все уже в порядке, меня тут все знают. Тут надо быть очень осторожными, ребята, здешний народ обидчивый, ужасно обидчивый... Пойдемте-ка лучше, ребята, выпьем. - Он взял их под руки и поспешно повел по улице. - Я сам был когда-то молод... Да я и сейчас еще молод... Конечно, вам захотелось посмотреть остров... Ну что ж, так и надо, это самый интересный остров на всем Карибском море, только очень отдаленный... Годами не видишь белого лица.
Когда они дошли до его дома, он провел их через большую оштукатуренную комнату на террасу; там пахло ванилью. Под ними лежали темные холмы, город с редкими огнями, белая громада "Каллао" и светящиеся вокруг нее лихтера. Время от времени к ним доносился стук лебедок и еще откуда-то бессвязная песня.
Старикашка налил им по стакану рому, потом еще по стакану. На жердочке сидел попугай и все время кричал. Береговой ветер принес с гор густой аромат цветов и растрепал белые волосы старикашки; они космами упали ему на глаза. Он показал на ярко освещенный "Каллао" в кольце лихтеров.
- Соединенная фруктовая... Соединенная компания воров... Монополисты... Попробуйте поторговаться с ними - ваши лимоны сгниют на пристани; это называется монополией. Вы, ребята, работаете на шайку воров, но это не ваша вина, я знаю. Ну-ка, стаканчики на вас смотрят.
Каким-то образом вышло, что Ларри и Джо запели. Старик все говорил о прядильных машинах и дробилках для сахарного тростника и все подливал им рому. Они зверски надрались. Они понятия не имели, как они попали на борт. Джо только помнил темноту в кубрике и храп с качающихся коек, потом сон, свалившийся на него, как мешок с песком, и приторный, тошнотный вкус рома во рту.
Через два-три дня Джо свалился: его лихорадило и страшно ныли все суставы. Он был без сознания, и его свезли на берег в госпиталь св.Фомы. Оказалось, что он болен тропической лихорадкой, и только через два месяца у пего хватило сил написать Делл, где он и что с ним. В госпитале ему сказали, что он бредил пять дней, и его уже считали конченым человеком. Врачи ужасно злились на него, потому что это был гарнизонный госпиталь; но все-таки он был белый и без сознания, так что им все же неудобно было просто скармливать его акулам.
Только в июле Джо кое-как начал ходить по крутым, покрытым коралловой пылью улицам города. Из госпиталя его выписали, и ему пришлось бы туго, если бы один повар из морских казарм не позаботился о нем и не нашел ему угла в нежилом флигеле. Было жарко, на небе ни облачка, и ему до черта надоели негры, и голые холмы, и синяя закрытая гавань. Он подолгу сиживал на старой угольной пристани под сломанным навесом из листового железа и смотрел сквозь щели в ясную, глубокую, зелено-голубую воду - следил за стайками окуней, носившихся вокруг свай. Он думал о Делл, и о той француженке из Бордо, и о войне, и о том, что Соединенная фруктовая шайка воров, а потом мысли начинали кружиться, кружиться в его голове, как те маленькие серебристые, и голубые, и желтые рыбки среди волнующихся водорослей, и тут оказывалось, что он спит.
Когда в гавань зашел фруктовый пароход, шедший на север, он остановил на пристани помощника капитана и рассказал ему свою грустную историю. Его довезли до Нью-Йорка. Там он сразу же стал разыскивать Джейни; если она посоветует, он, пожалуй, бросит эту собачью жизнь и возьмет какую-нибудь постоянную работу на берегу. Он позвонил в контору Дж.Уорда Мурхауза, но конторская телефонная барышня сказала ему, что Джейни - секретарша хозяина и уехала на Запад по делам,
Он отправился в Ред-Хук и остановился у миссис Ольсен. Там все только и говорили, что о призыве и что, если выйдешь на улицу без воинского билета, то тебя немедленно арестуют как дезертира. Так оно и вышло - когда Джо однажды утром поднимался на Уолл-стрит с подземной дороги, к нему подошел фараон и потребовал, чтобы он предъявил воинские документы. Джо сказал, что он торговый моряк и только что вернулся из плавания и еще не успел явиться на призыв и вообще не подлежит воинской повинности, но фараон сказал, что все это он расскажет в суде. Задержанных набралась целая партия, их повели по Бродвею; щеголеватые приказчики и конторщики орали им с тротуаров: "Дезертиры", и барышни свистели и улюлюкали.
Их загнали в подвальное помещение Таможенного управления. Был жаркий августовский день. Сквозь потную ворчащую толпу Джо проложил себе локтями путь к окну. Большинство арестованных были иностранцы, были и портовые рабочие и просто портовые бродяги; кое-кто орал и грозился, но Джо вспомнил военный флот и придерживал язык и только слушал. Они проторчали там весь день. Фараоны никого не подпускали к телефону, и там была одна-единственная уборная, в которую водили под конвоем. Джо еле держался на ногах: он еще не оправился после лихорадки. Он уже начал терять сознание, как вдруг увидел знакомое лицо. Черт побери, да ведь это же Глен Хардвик!
Глена подобрали британцы и привезли в Галифакс. Он нанялся помощником на "Чеманг", везущий партию мулов в Бордо и основной груз в Геную; пароход будет вооружен трехдюймовкой, им дадут морских артиллеристов, Джо непременно должен ехать с ними.
- А ты думаешь, меня возьмут? - спросил Джо.
- Конечно, им до черта нужны штурманы; они тебя возьмут даже без диплома.
Бордо звучало чертовски заманчиво, помнишь тех девочек? Они договорились, что как только Глен выйдет, он позвонит миссис Ольсен, чтобы та принесла сюда бумаги Джо, они лежат в сигарной коробке под подушкой. Когда их наконец вызвали на допрос, Глена сразу же отпустили, а Джо сказали, что его отпустят, как только он предъявит свои бумаги, но что они должны немедленно явиться на призыв, даже если они и освобождены от воинской повинности.
- Как-никак, ребята, а у нас сейчас война, не забывайте об этом, сказал им инспектор.
- Ясное дело, - сказал Джо.
Миссис Ольсен прилетела с бумагами Джо, и Джо побежал в контору, в Ист-Нью-Йорк, и его взяли боцманом. Шкипером был Бен Тарбелл, первый помощник с "Хиггинботема". Джо хотел съездить к Делл в Норфолк - черта с два, нет времени околачиваться на суше. Он только и смог, что послать ей шестьдесят долларов, которые занял у Глена. У него даже не хватало времени поволноваться из-за этого, так как наутро они вышли в море с запечатанным приказом, где им встретиться с караваном.
Идти караваном было не так плохо. Флотские офицеры с эсминцев и "Салема", который вел караван, задирали нос, торговые капитаны дразнили друг друга сигналами. Забавное было зрелище - по всему Атлантическому океану длинные вереницы грузовых судов, покрытых серыми и белыми пятнами, словно вывески парикмахерских. В караване были старые калоши, на которых в мирное время ни один нормальный человек не решился бы отправиться даже в Статен-Айленд, а одно новое деревянное, кое-как сколоченное - кому-то надо было зашибить монету - суденышко Судового ведомства так текло, что его пришлось бросить на полпути.
Джо и Глен подолгу курили трубки и судачили в каюте Глена. Они решили, что все, что делается на суше, гроша медного не стоит и что единственное подходящее для них место - это синее море. Джо осточертело собачиться с командой, набранной из какого-то сброда. Как только они попали в "зону", все суда пошли зигзагом, и у всех душа ушла в пятки. Джо еще никогда в жизни так не ругался. Каждые несколько часов начиналась ложная тревога по случаю якобы появившихся подводных лодок, и гидропланы бросали противолодочные бомбы, и ошалевшие артиллеристы палили по старым бочкам, водорослям, солнечным зайчикам на воде. Когда они ночью вошли в Жиронду перекрещивающиеся лучи прожекторов, и световые сигналы, и шныряющие кругом патрульные катера, - у них отлегло на душе.
