Сестра Вера разрумянилась от удовольствия, она не отходила от Эммы, потеряв дар речи от нового родства. Эмма успокаивала Веру и очаровывала всех остальных.
В столовой за завтраком были подняты тосты. Я держался тактично. Девять Эпгаров давили своей тяжестью. Родственники были в восторге от нового и весьма славного пополнения.
Конечно, я забыл (почему «конечно»? У меня все еще очень хорошая память) старый голландский обычай Нью-Йорка — наносить новогодние визиты. К моему удивлению, он соблюдается до сих пор. Поэтому мы наслаждались не только официальным сборищем всего эпгаровского клана, но и принимали поздравления всех «достойных» людей города, которые соблаговолили прийти, потому что, если верить миссис Эпгар, дома остались только прикованные к постели.
— Вот почему мы выбрали день Нового года для объявления помолвки, — сказала она мне, когда мы, стоя рядом, встречали нескончаемую вереницу посетителей; от большинства из них разило виски. — Видите ли, они все равно бы пришли, так что мы убиваем сразу двух зайцев.
Среди зайцев, явившихся для заклания, был Джейми Беннет. Большинство из девяти братьев встретили владельца скандальной «Геральд» с нескрываемым холодком, но Джейми сделал вид, что этого не заметил: он был только слегка пьян.
— Бедняжка Эмма! — прошептал он ей на ухо. К счастью, никто, кроме меня и Эммы, этого не услышал. Она посмотрела на него взглядом Медузы, и, чтобы не превратиться в камень, Джейми поклонился мне.
— Мистер Скайлер. — По крайней мере он вспомнил кое-какие манеры в этой удручающей гостиной, обшитол темным орехом; некогда яркие розы на коврах поблекли, приобретя достойный Эпгаров ржавый оттенок.
— Мистер Беннет. — Я до конца выдержал роль счастливого папочки будущей невесты. — Такой приятный сюрприз.
— Тем не менее сюрприз? — Джейми хитро подмигнул мне. — Конечно, это не из тех домов, какие я обычно посещаю в день Нового года, но сегодня из-за Эммы у меня не было выбора.
— Ваш благородный жест полностью оценен.
— Когда свадьба?
Вопрос этот еще не вполне ясен. Было много разговоров о венчании в церкви Благоволения в июне (я, кажется, высказался за это), но мы только что узнали, что дом, который Джон купил на Одиннадцатой улице (или это Третий брат купил для него? Надо выяснить), не будет готов до октября. Поэтому в семье возникли некоторые разногласия. Эмма молчит, а Джон не хочет ни на чем настаивать, пока она сама не выскажется. На прошлой неделе он предложил, если они обвенчаются в июне, уехать на лето на семейную дачу в Мэн… Москиты, кусты можжевельника, песчаные блохи. Таков в моем представлении штат Мэн.
Думаю, что Эмма предпочтет октябрь. Она инстинктивно отдаляет конец того, что некогда составляло блеск ее существования. Раньше, когда мы ехали в дом Третьего брата, она сказала:
— Нам предстоят похороны княгини д’Агрижентской.
Я ее не сразу понял:
— Увы, это счастье нас еще не посетило. Старуха переживет нас всех. — Эта ведьма, кстати, только что потребовала больше денег на воспитание Эмминых детей, чем было ранее оговорено.
— Нет, я имела в виду собственные похороны. Когда я превращусь в миссис Эпгар.
— Отложи! — горячо откликнулся я, пожалуй даже с излишней горячностью. Я вообще был перевозбужден сегодняшним днем и теперь расплачиваюсь за это: мне очень не по себе. Сейчас я пишу в постели.
— Вряд ли я решусь.
— Но ты не расположена?..
— Мне нравится Джон. — Она ответила в своей манере, и мне нечего было на это возразить.
После семейных тостов Джон отвел меня в сторону, и мы стояли в узком алькове, где, кроме нас, был еще бронзовый олень в натуральную величину.
— Я хочу заверить вас, сэр: я сделаю все, что в моих силах, ради счастья Эммы.
— Не сомневаюсь, мой дорогой. — Из моих глаз едва не хлынули слезы, но не оттого, что я расчувствовался; это был один из зловещих сигналов приближающегося удара. Мне нужно больше отдыхать. Меньше видеть людей. Согнать вес.
— Просто поразительно, как она вписалась в наше общество! Как будто прожила здесь всю жизнь! — Это была высшая похвала в устах Джона.
Глаза мои остались сухими.
— Все-таки она не первый день в обществе.
Джон не слышал, он восхищенно смотрел на Эмму.
— Я подумал, не провести ли нам медовый месяц в Канаде, если мы обвенчаемся в июне, разумеется. — Москиты величиной с куропатку замелькали перед моими глазами, не говоря уже о комарах размером с грача, кружащего над падалью — если грачи ею питаются. Бедняжка Эмма. Но теперь все это уплыло из моих рук. Теперь я просто наблюдатель.
Мною овладела вдруг такая апатия, что я позволил Джейми — он непонятным образом протрезвел у эпгаровского буфета — взять меня под руку и увести.
— Мы, — сказал он, — нанесем совершенно особый новогодний визит.
Поскольку Эмма теперь до конца дня, включая ужин, потеряна в стане Эпгаров, я мог позволить себе откланяться, сославшись на усталость и преклонные годы.
— И отменную скуку, папа, — прошептала Эмма по-французски, целуя меня в щеку, когда мы с Джейми уходили.
На Пятой авеню полным-полно экипажей. Несмотря на истинно арктический холод, весь город наносит визиты.
— Куда мы направляемся? — спросил я, когда наш экипаж с трудом продвигался по запруженной Мэдисон-сквер.
— Не торопитесь. У меня для вас свежие новости из Вашингтона.
— Относительно Бэбкока?
— О человеке из ближайшего окружения президента, который торговал должностями государственной службы. Когда вы отправляетесь в Вашингтон?
— Пятнадцатого февраля.
— Вовремя. Фейерверк, скажу я вам. Как вы выносите всех этих Эпгаров?
— Точно так же, как выносил семью моей жены. — Некоторое преувеличение, поскольку Тракслеры, хотя и славились высокой нравственностью, были очаровательны.
Наш экипаж замедлил ход возле недостроенного, без шпиля, собора св. Патрика.
— Мы отправляемся к мессе, Джейми? Я знаю, что ваш отец умер в лоне матери-церкви, но…
— Нас ждет иное лоно, Чарли. Самое забавное в Нью-Йорке.
К некоторому моему ужасу, хотя и к тайной радости, экипаж остановился у коричневого здания, отделанного розовым паросским мрамором, — дома мадам Рестел, самой порочной женщины Нью-Йорка.
Дом этот я, конечно, знал. Ни один возница не забыл показать мне жилище, в котором в течение двадцати лет обитает в роскоши самая известная в городе акушерка. Говорят, что дом посещают знатнейшие дамы Нью-Йорка, пользуясь боковым подъездом на Пятьдесят второй улице. Однако большинство клиентов обслуживаются мадам Рестел в ее клинике на Чемберс-стрит. Целых тридцать лет с амвонов и газетных полос обрушиваются проклятия на это зло, но она пока умудряется пережить все и вся при помощи обычного средства — подкупа полицейских и политических деятелей. Тех, кого она не может купить, она, как правило, умеет припугнуть, поскольку рано или поздно в большинстве нью-йоркских семей возникает потребность в услугах мадам как акушерки, или «повитухи», как она называет себя в рекламных объявлениях «Геральд», и фактически она именно повитуха, тайно способствующая появлению на свет нежеланных младенцев, которых она продает бездетным семьям.
— Никогда не думал, что вы бываете в этом доме, Джейми.
— Отец всегда говорил: поддерживай добрые отношения с рекламодателями. Помимо всего прочего, это удивительная женщина.
Мадам Рестел и в самом деле оказалась женщиной редкостной. Она одних лет со мной, обильно украшена бриллиантами и черным кружевом. Ее гостиная столь же претенциозна, как и у миссис Астор; разница лишь в том, что картины у нее получше, а мебель похуже. Гости практически одни и те же. Я хочу этим сказать, что двадцать или тридцать джентльменов, которых я здесь встретил, ничем не отличаются от избранных Макаллистера — та же смесь железнодорожных магнатов, богатых адвокатов и праздных клубных завсегдатаев. Что касается женщин, то они, правда, держатся куда смелее и одеты куда пышнее, чем те, кому суждено служить папоротником или чертополохом для Таинственной Розы.
Мадам тепло меня встретила.
— Как это мило, что Джейми догадался вас привести. Кстати, я знала его еще ребенком.
— Она была замужем за одним из верстальщиков «Геральд». — Этим Джейми хотел поставить ее на место, однако она всегда умеет быть на месте, иными словами — на высоте.
— Мой муж боготворил твоего драгоценного батюшку. И когда мистера Беннета отхлестал кнутом тот политик, как бишь его? — Она повернулась ко мне. — Это было так давно, мистер Скайлер. Мой Чарли первым кинулся на помощь старому Беннету.
Браво, мадам Рестел, подумал я про себя. Джейми сердито насупился и вскоре удалился в маленькую гостиную, где несколько мужчин сидели за карточным столом. Дом мадам Рестел скорее напоминает отличный мужской клуб.
