семья, неужели вы тогда не осядете на одном месте?
– Колесо рождений и смертей перед лицом вечности значит не больше, чем сон и пробуждение. Разве ты не знаешь, что новые тела создаются только затем, чтобы мы могли отработать свою собственную карму?
– Замолчи и давай побеседуем серьезно.
– Говоря в понятных тебе терминах, ма, я не могу одобрить, никогда не одобрял ваш образ жизни. Ненавижу буржуазию. В дзене я нахожу антитезис тому, за что всегда стояли вы с отцом. Поэтому я всем сердцем приветствую дзен.
– Почему ты так чувствуешь, хотелось бы мне знать.
– Кажется почти невероятным, что такие люди, как вы, до сих пор живут в пятидесятых годах.
– Ты не можешь ожидать от нас, чтобы мы совершили самоубийство, дабы соответствовать твоим теориям.
– Я не против того, чтобы вы были живы, главное – то, как вы живете. Бэзил чувствует то же самое. Я годами уговаривал его перерезать пуповину, и теперь он наконец это сделал.
– Так это твои проделки, да? Большое спасибо. Он лежит лицом вниз на песке, вместо того чтобы готовиться к экзамену. Это пустая трата времени.
– Время не существует. Люди, у которых есть часы, подобны телам, втиснутым в корсеты. Лучше все что угодно, чем обнаружить себя в старости в ваших с отцом корсетах. Мы с Дон ищем будущее, свободное от ограничений. Где она, кстати?
– Если ты поднимешься в комнату, которая находится над этой, ты ее найдешь.
Дэвид ушел. Вскоре я услышала над головой его тяжелую поступь. Когда Дэвид был ребенком, дядя Мэттью говорил, что он ходит, как двое мужчин, несущих лестницу. Почувствовав большое облегчение, я позвонила в канцелярию и попросила к телефону Филипа.
– Пожалуйста, скажите Альфреду, что старые дзен-буддисты ушли и он может вернуться и допить свой чай.
Альфред поцеловал меня в макушку.
– Подумать только, что он лучше всех сдал экзамен на степень бакалавра!
– Позволь налить тебе другую чашку – эта остыла. Помнится, когда мальчики были маленькие, ты любил повторять: если они не восстанут против всех наших ценностей, мы поймем, что они не так уж хороши.
– Это было не очень-то умно, правда?
– Ты был очень умен – ты сам сдал тот экзамен на высший балл. Еще одно твое высказывание было таково: «Я надеюсь, что, когда они увидят, как я вхожу в комнату, они переглянутся, как бы говоря: вот идет старый дурак. Именно так детям следует смотреть на своего отца».
– Странно, я совсем об этом забыл.
– Да, мы забываем…
– Горячая новость! – объявила на следующий день Норти. – Дэвид и Дон пьют виски с милым Эми в баре «Пон-Рояль». Чанга завалили мужскими пальто.
– Откуда ты знаешь?
– Я их только что видела.
– А что ты делала в баре «Пон-Рояль»?
– Я встречалась с Филлис Макфи, подругой моей далекой юности в суровой и дикой Каледонии.
– Норти, это неподходящее место для молодых девушек. Пожалуйста, найди для встреч с ней какое-нибудь другое – почему бы не здесь? Что толку в твоей красивой комнате?
– Ты говоришь все это потому, что не любишь умного маленького Эми.
– Не люблю.
Ответы на все вопросы, которые мы так благоразумно не задали, вскоре стали доступны в «Дейли пост».
«ДЗЕН-БУДДИСТЫ В ПАРИЖСКОМ ПОСОЛЬСТВЕ
Бородатый, одетый в сандалии и вельвет, сопровождаемый женой Дон и младенцем Чангом, Дэвид Уинчем, старший сын нашего посла во Франции (бывшего профессора пасторского богословия сэра Альфреда Уинчема), гостит у своих родителей, направляясь на Восток, где он намерен вступить в дзен-общину. Во время вчерашней чайной церемонии Дэвид озвучил свои планы.
В ПРЕДВКУШЕНИИ
”Мы с Дон поженились на прошлой неделе. Через два месяца мы ожидаем своего первенца. Отец Дон, епископ города Бери, этого не одобряет. Он хотел, чтобы она завершила учебу, и был против усыновления нами маленького Чанга, ребенка нашего дзен-мастера”.
ГРАЖДАНИН МИРА
”Да, Чанг – это китайское имя; наш ребенок – гражданин мира. Отец Дон против мирового правительства. Он не понимает дзен, как не осознает важности ”пустого”, или неприсутствующего разума. Он считает, что людям следует работать; мы с Дон знаем, что достаточно лишь существовать”.
СЕМЬ
Таким образом, Дэвид, Дон и Чанг весьма комфортно существуют за счет налогоплательщиков. Я спросил, когда они рассчитывают отправиться на Восток. ”Через семь часов, семь дней, семь недель или семь лет. Для нас все это одно и то же”».
– Если это произойдет через семь лет, – произнес Филип, – вашему преемнику придется отдать им мезонин.
Действительно, мы больше не слышали ничего о походе на Восток; они с большим удовлетворением обосновались в лучшей гостевой комнате над Зеленой гостиной. Похоже, долгое вызревание божественной нематериальности могло произойти с не меньшим успехом в «Отель-де-Шарос», чем в сибирской тюрьме, – здесь, пожалуй, даже лучше, поскольку они не могли быть уверены, что найдут в этой тюрьме дзен-мастера, в то время как превосходный таковой имелся в Исси-ле-Мулино. Дон чувствовала себя усталой и не горела желанием заново созерцать дорожную мудрость. Дэвид сообщил все это Милдред Юнгфляйш, и она любезно передала это дальше. Ни я, ни Альфред не удостоились никаких объяснений, но, вероятно, предзнаменования указывали на длительный срок их пребывания у нас. Я купила колыбельку в стиле ампир, установила ее в Зеленой гостиной и наложила запрет на использование синей пластиковой в любой из занимаемых нами комнат. Это был единственный шаг, который я предприняла для утверждения своей индивидуальности.
Валюбер присоединился к сонму воздыхателей Норти. Без сомнения, подобное было неизбежно, но меня это беспокоило, поскольку он принадлежал к совершенно иной категории по сравнению с другими: светский человек, опытный обольститель, с массой свободного времени. Я считала, что Валюбер оставит от бедного ребенка одно мокрое место. Кроме того, я очень любила Грейс, свою самую близкую подругу в Париже. Она явно изменила мнение о Норти. Я уже больше не слышала от нее слов «какая милашка». Остальные ухажеры причиняли изрядные неудобства. Они забирали у Норти слишком много времени и внимания и удваивали нагрузку на наш телефонный коммутатор, однако я не считала их опасными. Я вела на эту тему долгие доверительные беседы с Кэти, которая, тепло относясь к Норти и занимая выгодную позицию, была для меня бесценна. Кэти была разумна на специфически английский лад, несмотря на то что немало лет прожила за границей. Она пробыла в посольстве дольше, чем кто-либо другой, начав здесь трудиться еще до войны, во время которой работала
