– Ленка, дай денег! Вернем.
И Ленка, не задумавшись, дала и больше своего золота не видела. У Шварца дела шли хуже, чем раньше, прабабушка Магда рассталась с мужем, д-р Михаилович жил в Сомборе, а поручика Чирилова куда-то перевели, и он исчез. Несчастная Ленка осталась одна с отцом. Она сушила на чердаке чай, липовый цвет и ромашку, толкла перец в ступке, все время занималась какими-то второстепенными делами и ни разу не сварила обеда, не убрала в комнате и не застелила постель.
– Я в своей комнате не навожу порядок и в твоей не буду, – говорила она отцу.
В один прекрасный вечер она пришла к отцу в тонком светлом платье, почти прозрачном, на внутренних уголках ее глаз, как когда-то, были прилеплены два камешка, похожих на слезинки. Отец изумленно посмотрел на нее, из его рук выпала трубка, рассыпая искры по простыне. Теперь было совершенно ясно: Ленкин живот округлился, он был тяжелый, хоть в руках носи.
– От кого, бога ради? – воскликнул Шварц.
– Не знаю.
– Как не знаешь?
– А ты, когда выпьешь три рюмки ракии, знаешь, с которой напился?
С того дня Шварц начал стричь волосы, из волос плести фитили для свечей, которые сам отливал и ставил в церкви.
Однажды вечером Ленку принесли домой полумертвую. Она была без плода, но кровоточила так, что Шварц, не помня себя, помчался к доктору Читинскому. И с этого времени они втроем замкнулись в своем кругу. В квартире врача Шварц застал нескольких людей, которых разыскивали немецкие власти, в том числе – брата и сестру Срдановичей. О Читинском давно было известно, что он красит ногти в красный цвет, и это было очевидным и окончательным доказательством. Однако Шварц не решился на него донести.
– Доктор Читинский, мы дошли сейчас до точки, с которой видны все улицы города, – сказал Шварц врачу в тот вечер. – Из этой кожи невозможно быстро выскочить, ибо человек старится каждый день всего лишь на прыжок петуха с насеста. Ни я, ни вы не можем больше выбирать.
Так оно и было.
Шварц не хотел выдавать немецким властям д-ра Читинского, пока Ленка болела, а д-р Читинский, обожавший Ленку, в свою очередь, не хотел уходить к партизанам, пока у больной есть хоть пылинка надежды, хотя и знал, что Шварц донесет на него в гестапо, как только отпадет необходимость во враче. Он лечил Ленку как умел, она была целиком на его попечении, потому что о транспорте до белградской больницы не могло быть и речи. Настали тяжелые дни, обедали поздно вечером – только откладывали ложки, как пора было зажигать свет, а вскоре его уже и не гасили. Д-р Читинский сидел подле Ленки, сосал ее пальцы и убирал волосы из-под головы, чтобы не давили. Стаканы из толстого стекла и свечи в виде яблок бросали красные тени на стену, когда однажды вечером д-р Читинский попросил у Шварца немного гипса. Он залил гипс водой и замесил темное тесто. Потом вымыл руки, и пальцы, изъеденные гипсовым молоком, стали мягкими, как оленья кожа, они ощущались скулами так, будто сами отскакивают от поверхности, до которой дотронулись. Д-р Читинский собрался под бесчисленными пуговицами своего жилета и, готовый среагировать быстрее, чем обычно, попробовал пойти в последний, решающий приступ на Ленку. Говорят, она умерла у него на руках.
– Ты напился слез и сам не знаешь, что делаешь, – сказал д-р Читинский самому себе. Он стоял в темноте молча и вдруг услышал, как кто-то позади него хрипит или шумно чешется. Чей-то огромный палец ткнул его в затылок. Старый Шварц стоял в двустворчатых дверях и держал в руках докторский саквояж своего гостя.
– Красная конница отступает! – шепнул он д-ру Читинскому и передал его немецким солдатам, которые уже ждали во дворе…
* * *
– Но, мамочка, – прерывает в этом месте рассказ Ружичка и зажигает свет в комнате, – гнилой пень, хоть и не видит, зато светит! Разве эта история – не повторение шахматной партии? Вспомните! Д-p Читинский побил белую королеву, то есть Ленку, а потом его снял с доски белый король, вдовец Шварц! Что вы об этом скажете? Невероятно, но все совпадает!
– Глупости, дитя мое, – возражает на это прабабушка, – то одно у тебя, то другое. Надоел ты мне с этими шахматами. Нечем больше заняться? Иди поспи и все забудешь. Утро вечера мудренее.
– Но, мамочка, как вы не видите, что все сходится? Возьмите д-ра Михаиловича. В той партии он побил поручика Чирилова, как раз тогда, когда тот приблизился в своем красном мундире к Ленке. Помните, д-р Михаилович разоружил и разжаловал Чирилова и отогнал его от Ленки.
– Конечно, и, возможно, для нее это было самое лучшее. Я никому не говорила, но всегда считала, что они – не пара. И Стеван в той партии это почувствовал. Как он выхватил саблю у Чирилова! Помнишь?.. Это все Стеван придумал, и хорошо придумал. Уж поверь мне, потому что я его, грех сказать, не люблю даже мертвого.
Магда Михаилович замолкает. Она была стара, и гласные в ее словах все больше худели, сворачивались и высыхали. В ее постных речах оставались только кости языка – согласные. Поэтому очень трудно было следить за тем, что она говорит.
– Мамочка, вы мне душу наизнанку выворачиваете! – восклицает Ружичка.
Он встает, мерит комнату шагами и решает заострить разговор:
– Знаете, я обдумал случай с поручиком Чириловым. Все ясно как божий день. Лошади убивают артиллерийского капитана на улице, изогнутой наподобие кочерги. Все до мелочей сходится с той шахматной партией, о которой все, кроме меня, как вы утверждаете, забыли. Давайте освежим воспоминания. Кто в этой партии был красным конником? Чирилов, разумеется. Кого он съел на d2? Белую пушку – капитана Алексу. И вы мне будете теперь говорить, что поручик Чирилов, тот самый Чирилов, случайно убил того самого капитана Алексу? Это была уже не игра. На этот раз капитана отвезли на лафете прямо на кладбище!
– Лошади его убили, лошади, чадо мое! – усмиряет разговор прабабушка. – А ты всюду что-то загадочное видишь! Не забивай голову глупостями…
И прабабушка велит дочери принести вино. Та приносит подогретое вино с перцем, печеные яблоки с орехами и маленькие ложечки с дырочкой и короной на ручке.
– Хорошо, пусть будет так, – не отстает Ружичка, – а что же тогда, по-вашему, мамочка, случилось с Петаром Коичем? Куда он делся после шахматной партии? Последний раз его видели, когда он покидал доску как красная пешка, с обритой бородой, а потом появился в виде второй королевы, в кринолине и с веером. Коич наперед знал, что случится. И не надо меня обманывать, мамочка! И вы, и я знаем, где он сейчас. Мы прекрасно знаем, где та красная королева, в которую он превратился.
– Где? – испуганно спрашивает прабабушка.
– Здесь, в этой комнате, передо мной! – восклицает Ружичка, подходит к прабабушке и с силой разжимает ее стиснутые в кулаки ладони. Она смотрит своим косым взглядом прямо на Ружичку. Два ногтя на старческих руках покрыты лаком, остальные исписаны мелкими цифрами, среди них и счет за ракию, выпитую после кладбища в «Трубаче». Ружичка подходит к шкафу, открывает его и вынимает красное с кринолином платье королевы, с оторванным кружевом, а из-под него, со дна шкафа – прядь бороды с узелком и ботинки с монограммой «ММ».
– Посмотрите, мамочка! Магда Михаилович? – показывает он прабабушке пару ботинок с ее монограммой и добавляет: – Даже ботинки были умнее него. Они еще в Вене знали, что Петар Коич превратится в жизни в Магду Михаилович, и, как в шахматной партии, он обернулся из солдата красной королевой! Вы достаточно, мамочка, играли чужую роль! Или вам нужны еще доказательства, что вы и есть бывший Петар Коич? Признайтесь наконец, что вы – красная королева!
Прабабушка сидит, словно окаменев, в ее ладони лежит прядь бороды, и вдруг она произносит, словно про себя:
– Знаешь, чадо, один раз я умирала. Мне не припомнить точно, когда это было – при родах или раньше, кажется, раньше. Умираю и думаю: мне все равно! И вдруг все о жизни и смерти стало для меня ясно, не в мыслях, мысли – мушиный мед, а в чувствах, вот как запахи различаешь. Я вдруг все понимаю в чувствах, сильных и ясных, мимо которых столько раз в жизни прошла совсем близко, не свернув и не ощутив, что ответ – здесь, под рукой. Теперь я знаю, что забыла, – и прабабушка развязывает узел на волосах, – я забыла купить в Вене коробку красного бисера. Вот что я забыла.
А что до тебя, дитя мое, выброси все из головы – я родила детей, у меня внуки, а ты твердишь, что я бывший Петар Коич! Ну ладно, согласимся и с этой невероятной вещью. Подумай немного, что это значит для тебя. Ведь если все в жизни, как ты утверждаешь, повторяет ту партию в шахматы, если даже солдаты превращаются в королев, а венские франты выходят замуж, меняют пол и рожают, то это касается не только меня, красной королевы, но и вас, белых. Поразмысли над этим и не смей говорить, что я тебя не предупредила. Ты сам выбрал… Прошлое – как отрезанная нога. Может зудеть, но почесать невозможно…
