- Папа так и говорил. Он говорил, что вы попытаетесь увильнуть от помощи мне. Папа предупредил меня, что вы будете говорить, но взял с меня обещание поехать и повидать вас.
Она встала и подняла с полу свой чемоданчик.
- Господь вам судия, - сказала она в дверях, - но я знаю свои права и могу добиться их по закону и опозорить ваше имя.
Она пересекла холл и подошла к двери, но тут Лиэндер крикнул ей вслед:
- Подождите, подождите, пожалуйста, подождите! - и тоже пересек холл. Я могу вам дать кое-что, - сказал он. - У меня осталось несколько вещиц. У меня есть нефритовая туфелька для часов и золотая цепочка, а кроме того, я могу показать вам могилу вашей матери. Она похоронена в этом поселке.
- Плевать мне на могилу, - сказала женщина. - Плевать мне на нее. - И она вышла из дома, села в ожидавшее такси и уехала.
22
Дней через десять после обеда с Бетси Каверли переехал к ней. Для этого Каверли пришлось долго убеждать Бетси, но ее сопротивление нравилось ему и выражало, как он считал, ее серьезное отношение к самой себе. Его доводы были основаны - косвенно - на том обстоятельстве, что кто-то должен был заботиться о ней, на том обстоятельстве, что у нее не было, как она сама сказала, толстой кожи, необходимой в большом городе. Чувства, вызванные в Каверли ее беспомощностью, были поэтичными и всепоглощающими, и в ее отсутствие он думал о ней со смесью жалости и задора. Она была одна, и он будет защищать ее. Вдобавок ко всему их отношения развивались весьма бурно, и этот неофициальный брак, или союз, заключенный в чужом, и огромном городе, делал Каверли очень счастливым. Она была той, кого любили, он был тем, кто любил, - в этом не приходилось сомневаться, и это вполне вязалось с характером Каверли и вносило в его ухаживания и в их совместную жизнь пыл преследования. Прежде ее поиски друзей были настойчивыми, но доставляли только разочарование, и теперь Каверли мог вознаградить ее за эти разочарования и огорчения. В Бетси не было никакой претенциозности - никаких воспоминаний ни о балах в местном охотничьем обществе, ни о тощих, длинноногих кабанах, - и она с готовностью, охотно варила ему ужин и согревала его тело по ночам. Ее воспитала бабушка, хотевшая, чтобы она стала учительницей, а она так не любила Юг, что согласилась на любую работу, лишь бы уехать оттуда. Каверли сознавал ее беззащитность, но на каком-то более глубоком уровне понимал ее человеческое превосходство, ее трогательные повадки странницы, ибо она была ею - и не отрицала этого, и, делая все, чего требовала от нее любовь, никогда не говорила, что любит его. В уик-энды они гуляли, катались на метро и на пароме, разговаривали о своих планах и о своих вкусах, а в конце зимы Каверли предложил ей выйти за него замуж. Бетси растерялась, всплакнула, стала ласковой, и Каверли написал в Сент-Ботолфс о своих планах. Он хотел жениться, как только сдаст экзамены в школе Гражданского ведомства и получит назначение на один из ракетодромов, где работали программисты. Он вложил в письмо карточку Бетси, но не собирался привозить свою невесту в Сент-Ботолфс, пока не получит отпуска. Такие меры предосторожности он принял, потому что ему пришло в голову, как бы южный акцент Бетси и ее подчас капризное поведение не оказались неприемлемыми для Гоноры; целесообразней было жениться и произвести на свет сына до того, как Гонора увидится с его женой. Лиэндер, возможно, чувствовал это его письма к Каверли были полны поздравлений и нежности - и в глубине души, возможно, надеялся, что вскоре после женитьбы Каверли для всех них настанут лучшие времена. Эта мысль таилась в глубине его души. Сара была вне себя, когда узнала, что Каверли не будет венчаться в церкви Христа Спасителя.
В апреле Каверли блестяще сдал экзамены и был очень удивлен, что Макленнеевский институт устроил торжественный выпускной вечер. Он состоялся на пятом этаже здания, где была школа, в помещении фортепьянного училища. Два класса соединили вместе, и получился зрительный зал. Все соученики Каверли пришли со своими родными или женами. На Бетси была новая шляпа. Какая-то неизвестная дама играла на рояле туш, а ученики, когда называли их фамилии, выходили вперед и получали от мистера Макленнея свои дипломы. Потом они спустились на четвертый этаж, где их ждала миссис Макленней, стоявшая у взятого напрокат чайника и подноса с пирожными. На следующее утро Каверли и Бетси обвенчались в церкви Преображения. Единственным свидетелем был Митлер, и три дня медового месяца они провели на острове в домике, который принадлежал Митлеру и был предоставлен в их распоряжение. Сара написала Каверли длинное письмо о том, что она пришлет ему с фермы, когда он устроится, китайский сервиз и разрисованные стулья, а Лиэндер написал письмо, в котором между прочим упомянул, что сделать сына - проще простого. Гонора послала им чек на двести долларов, но без всякого письма.
Каверли сдал экзамен в Гражданском ведомстве и получил квалификацию программиста. К тому времени он знал дислокацию большинства ракетодромов в стране; он решил, что как только приедет на место, то сразу же вызовет Бетси, и они начнут свою супружескую жизнь. Хотя Каверли числился на гражданской службе, он получил назначение на военную базу и добираться до нее должен был на военном самолете. Приказ ему вручили в зашифрованном виде. Через неделю после свадьбы он находился на борту старого "С-54" с откидными сиденьями и на следующий день оказался на аэродроме под Сан-Франциско. Он решил тогда, что его пошлют в Орегон или ему придется лететь назад на одну из баз в пустыне. Он позвонил Бетси, и она заплакала, услышав его голос, но он уверил ее, что через неделю, самое большее через десять дней, они снова будут вместе в своей квартире. Он очень любил жену и каждую ночь укладывался спать на свою армейскую койку с образом Бетси перед глазами, спал с ее тенью в своих объятиях и каждое утро, просыпаясь, ощущал тоску по своей Венере из закусочной, по своей жене. Со вторым этапом путешествия произошла задержка, и он прожил на базе военно-воздушных сил в Сан-Франциско почти неделю.
Все мы, мужчины и юноши, знаем, что представляют собой транзитные казармы, а потому нет смысла описывать их скуку. Тот факт, что Каверли был штатским, не давал ему никакой свободы, и всякий раз, уходя в офицерский клуб или в кино, он должен был сообщать в ротную канцелярию о своем местонахождении. По ту сторону залива он видел холмы Сан-Франциско и, предполагая, что получит назначение в этот город - или на какой-нибудь полигон поблизости, - писал Бетси о своей надежде, что она скоро приедет к нему на Запад. "Прошлой ночью в казарме было холодно, и, конечно, я мечтал, чтобы ты была со мной в постели и согревала ее". И так далее и тому подобное. Вместе с ним жили человек двенадцать, которые, по-видимому, были освобождены от постоянной службы на тихоокеанских базах вследствие своей непригодности. Самой яркой фигурой среди них был мексиканец, который не мог есть армейской пищи, потому что в ней не было перца. Он рассказывал свою историю всем, кто соглашался его слушать. Стоило ему начать есть армейскую пищу, как он терял в весе. Он знал, в чем была беда. Ему нужен перец. Всю свою жизнь он ел перец. Даже материнское молоко было наперчено. Он умолял поваров и врачей давать ему в пище хоть сколько-нибудь перца, но они не принимали его просьб всерьез. Он написал своей мамми, и та прислала ему в письме немного перечных зерен, а он посадил их вокруг орудийного дворика, где стояла зенитная пушка. Он поливал их, ухаживал за ними, и они начали уже давать ростки, как вдруг командир приказал вырвать их. Выращивать овощи на орудийном дворике противоречит воинскому духу. Этот приказ поверг мексиканца в отчаяние. Он потерял в весе, он так похудел, что пришлось отправить его в лазарет; и теперь его уволили из армии как умственно неполноценного. Он был бы счастлив служить под знаменами родины, говорил он, если бы в его пище был перец. Его жалобы звучали достаточно разумно, но слушать их из вечера в вечер было утомительно, и Каверли обычно не возвращался в казармы до тех пор, пока не тушили свет.
Каверли питался в офицерском клубе, проигрывал или выигрывал доллар, играя на автомате, выпивал стакан имбирного пива и шел в кино. Он смотрел фильмы о ковбоях, о похождениях гангстеров, о счастливой и несчастной любви - как в великолепных красках, так и черно-белые. Однажды вечером он сидел в кинозале, как вдруг по радио объявили: "Внимание, внимание! Названным лицам явиться с вещами в корпус тридцать два. Рядовой Джозеф ди Гасинто. Рядовой Генри Уоластон. Лейтенант Марвин Смайт. Мистер Каверли Уопшот..." Публика стала улюлюкать, свистеть и кричать: "Вам не поздоровится!", когда они выходили в темноту. Каверли зашел за своим чемоданом и явился в корпус тридцать два, откуда вместе с остальными его отвезли на аэродром. У каждого из них была своя догадка о месте их назначения. Они направляются в Орегон, на Аляску или в Японию. Каверли никогда не приходило в голову, что ому придется покинуть родину, и он сильно тревожился. Он возлагал надежды на Орегон, но решил, что в случае, если его пошлют на Аляску, Бетси сможет приехать к нему и туда. Как только они сели в самолет, люк задраили, самолет вырулил на взлетную полосу и оторвался от земли. Это был, как догадывался Каверли, старый транспортный самолет, обладающий умеренной скоростью, и если они летели в Орегон, то должны были добраться туда лишь к рассвету. В самолете было жарко и душно; Каверли заснул, а проснувшись на рассвете и бросив взгляд в окно, увидел, что они находятся высоко над Тихим океаном. Они весь день летели на запад, играли в кости и читали Библию - кроме нее, читать было нечего, - и в сумерках увидели огни мыса Дайамонд-Хед и приземлились на Оаху.
