Наступил вечер, похолодало; Эмиль вспомнил ощущение этого времени года и этого часа, когда пора было кончать игры и идти домой готовить уроки. Вблизи того места, где он жил, была похожая скала, и в зимние дни он карабкался на нее, чтобы покурить и потолковать с друзьями о будущем. Он вспомнил, как хватался руками за малейшие выступы на крутом склоне и как шероховатый камень царапал его новую школьную форму, но ясней всего помнил, как, стоило ему вновь очутиться на ровном месте, его охватывало ощущение пробуждения к совершенно новой жизни, ощущение перехода к новому состоянию сознания, столь не похожему на прежнее, как сон не похож на явь. Стоя у подножия скалы в этот час и в это время года - собираясь идти домой делать уроки, но еще не двинувшись с места, - он пристально смотрел на дворы, деревья и освещенные дома, испытывая удивительное чувство, что он заново открывает мир. Каким свежим и интересным казалось ему все вокруг при свете ранней зимы! Каким все казалось новым! Ему были знакомы каждое окно, каждая крыша, каждое дерево, каждый местный ориентир, но чувствовал он себя так, словно видел все это впервые.
Как он вырос с тех пор!
Дней через десять Мелиса и Эмиль встретились в одной из нью-йоркских гостиниц. Она пришла первая и заказала виски и бутерброды с ростбифом. Когда он вошел в номер, она налила виски себе и ему, и он съел оба заказанных ею бутерброда. На руке у Мелисы был браслет из серебряных колокольчиков, который она давным-давно купила в Касабланке. Билет на круиз по Средиземному морю она получила в подарок на рождество от богатой пожилой родственницы и за все время путешествия не могла избавиться от искреннего и гнетущего чувства благодарности к старой даме. Когда Мелиса увидела Лиссабон, она подумала: "Ах, тетя Марта, надо бы и вам побывать в Лиссабоне!" Когда она увидела Родос, она подумала: "Ах, тетя Марта, надо бы и вам побывать на Родосе!" Когда они стояли в сумерках на якоре в Касабланке, она подумала: "Ах, тетя Марта, надо бы и вам увидеть, какое пурпурное небо над Африкой!" Вспомнив об этом, Мелиса зазвенела своими серебряными колокольчиками.
- Тебе обязательно надо носить этот браслет? - спросил Эмиль.
- Конечно, нет, - сказала Мелиса.
- Терпеть не могу такого хлама, - сказал он. - У тебя куча прекрасных драгоценностей - сапфиры, например. Не понимаю, зачем ты носишь всякий хлам. Эти колокольчики меня с ума сведут. Стоит тебе пошевелиться, как они звенят. Они мне действуют на нервы.
- Прости меня, милый, - сказала Мелиса и сняла браслет.
Эмиль как будто устыдился своей резкости и почувствовал смущение; никогда прежде он не бывал с ней резок или груб.
- Иногда я удивляюсь, почему это так со мной случилось, - сказал он. То есть я знаю, это самое лучшее, на что я мог надеяться. Ты красивая, ты очаровательная - ты самая очаровательная женщина, какую я когда-либо встречал, но иногда я удивляюсь - удивлялся, - почему это должно было со мной случиться. Я хочу сказать, что некоторые парни сразу же находят себе хорошенькую девушку, она живет по соседству, их семьи дружат между собой, они ходят в одну и ту же школу, на одни и те же танцульки, они танцуют друг с другом, влюбляются друг в друга и женятся. Но, по-моему, все это не для бедняков. Со мной по соседству ни одна хорошенькая девушка не живет. На нашей улице вообще нет хорошеньких девушек. О, я рад, что со мной случилось так, а не иначе, но я все время себя спрашиваю, как было бы, если бы случилось иначе. Скажем, вроде как в Нантакете в тот уик-энд. Тогда был большой футбольный матч, а я думал: вот мы здесь совсем одни, в этом мрачном старом доме - это было действительно мрачное место, шел дождь, и так далее, - а в это время другие парни катили в открытых машинах на футбольный матч.
- Я, наверно, кажусь ужасно старой.
- О, нет. Что ты. Совсем не кажешься... Один раз только... Тоже в Нантакете. Ночью шел дождь. Шел дождь, и ты встала закрыть окно.
- И я казалась ужасно старой?
- Только одну минуту... Не на самом деле. Но, понимаешь, ты привыкла к комфорту, ты другая. Два автомобиля, масса всяких нарядов. А я просто бедный парень.
- Это имеет какое-нибудь значение?
- О, я знаю, ты думаешь, что не имеет, но на самом деле имеет. Когда ты идешь в ресторан, ты никогда не смотришь на цены. Вот твой муж - он может все это тебе купить. Он может купить тебе все, что ты хочешь. У него карманы туго набиты, а я только бедный парень. Мне кажется, я вроде одинокого волка. Мне кажется, большинство бедняков как одинокие волки. Никогда я не буду жить в таком доме, как ваш. Никогда не смогу стать членом какого-нибудь загородного клуба. Никогда у меня не будет дачи на побережье. И я все еще голоден, - сказал он, взглянув на пустую тарелку из-под бутербродов. - Ты ведь знаешь, я еще расту. Мне нужен ленч. Я не хочу показаться неблагодарным или что-нибудь в этом роде, но я голоден.
- Спустись в ресторан, милый, - сказала Мелиса, - и закажи себе ленч. Вот пять долларов.
Она поцеловала его, а как только он скрылся, одна ушла из гостиницы.
24
Она бродила по улицам - идти ей было некуда - и думала, что же именно было первым звеном в цепи событий, приведших ее к тому положению, в котором она теперь оказалась. Лай собаки, мечты о замке или скука на танцах у миссис Уишинг. Она уехала домой. Взгляните теперь на эту прелестную женщину, сошедшую с поезда в Проксмайр-Мэноре. Посмотрите, что она делает. Посмотрите, что с ней происходит.
Она в норковой шубке, но без шляпы. Машина у нее открытая. Она едет вверх по холму к своему дому, белизна которого как бы подтверждает ее чистоту. Как может человек, живущий в таком благопристойном окружении, быть грешником? Как может человек, у которого столько хеплуайтовской мебели - столько хеплуайтовской мебели в хорошем состоянии, - дрожать от безудержной страсти? Со слезами на глазах она обнимает своего единственного сына. Кажется, любовь к сыну - это еще что-то, что ей необходимо втиснуть в свою душу. Одна у себя в спальне, она корчилась от желания и стонала, как сука в период течки. Ей чудилось, будто он - его призрак - идет по комнате, и хотя она знала, что по своим умственным способностям он обыкновенная посредственность, ей чудилось, будто его кожа ослепительно сияет; он казался ей каким-то золотым Адамом. Она хотела забыть его. Хотела освободиться от наваждения. Она выбрала себе любовника, но разве это такой уж редкий случай? Быть может, она ошиблась в выборе, по разве это не в природе вещей, разве это не такое же обычное явление, как, скажем, дождь? На миг ей пришла в голову мысль признаться во всем Мозесу, по она слишком хорошо знала его гордый характер и понимала, что он выгнал бы ее из дому. Она чувствовала себя как в тисках. Она надеялась, что принадлежит к числу обыкновенных женщин, чувственных, но не романтичных, способных беззаботно взять любовника и беззаботно бросить его, когда настанет время. Теперь ей стало ясно, какой силы достигали в ней чувство вины и вожделение. Она нарушила нормы поведения, Принятые в приличном обществе, и к этому обществу ее как бы пришпилили те же самые правила приличия, которые она презирала. Чувствуя невыносимую боль, Мелиса сошла вниз и налила себе виски. Она постеснялась в такой ранний час дня попросить у кухарки льду, а потому разбавила виски водой в ванной и выпила его там.
После выпивки ей стало лучше. И она сразу же выпила еще. Она не могла изгнать образ Эмиля, но с помощью алкоголя ей мало-помалу удалось увидеть этот образ в ином свете. Он подошел к ней, простерши руки, и повалил ее, но теперь он как бы олицетворял зло, как бы намеревался унизить и уничтожить ее. Раньше она была невинна, ее развратили! Вот как было дело. Приписав все зло Эмилю, она почувствовала огромное облегчение. Он воспользовался ее невинностью! Однако, вспоминая поездку в Нантакет, когда она пережила с ним минуты самого пылкого и нежного сладострастия, могла ли она претендовать на невинность, на то, что ее развратили! Утешаться сознанием своей невинности больше было нельзя, и Мелиса выпила еще виски. К тому времени, когда Мозес вернулся домой, она была совершенно пьяна.
Мозес ничего не сказал. Он подумал, что, вероятно, она получила какие-нибудь плохие известия. Вид у нее был сонный, она уронила на ковер зажженную сигарету, а входя в столовую, споткнулась и чуть не упала. Когда Мозес вышел, чтобы поставить машину в гараж. Мелиса подошла к бару и отхлебнула виски прямо из бутылки. Хотя и сильно пьяная, она не могла заснуть. Мозес не трогал ее, просто лежал рядом, а она думала, что маленький шрам среди волос на животе Эмиля дороже ей, чем вся огромная любовь Мозеса. Когда Мозес заснул. Мелиса сошла вниз и палила себе еще виски. Она пила до трех часов, но, когда легла в постель, образ Эмиля, ее золотого Адама, все еще стоял перед ней как живой. Чтобы отвлечься, она принялась строить планы, как обновит свою кухню. Она убирала старую плиту, холодильник, посудомойку и раковину, подыскивала новый линолеум, новое мусорное ведро, обдумывала новую цветовую гамму, новую схему освещения. Было ли это ее собственное недомыслие или недомыслие ее времени, что, охваченная муками безнадежной любви, она могла обрести душевный покой, лишь предаваясь мыслям о новых плитах и новом линолеуме?
