Гарри был обижен, но великодушие, с каким он предал забвению свою обиду, вернуло ему уважение мисс Этти, утраченное им за время его позорного бездействия. Теперь она отдавала ему ту дань поклонения, какую красота платит храбрости. Она больше не отвечала колкостями на его вопросы и не отпускала по его адресу насмешек. Словом, она была пристыжена, в ней произошла перемена к лучшему, это была уже новая мисс Этти.
Да и все окружающие, казалось, изменили свое отношение к Гарри, так же как он изменил свое отношение к окружающим. Он теперь уже не впадал в мрачную меланхолию, не предавался праздности или отчаянию, не терял веры в себя и не терзал своих близких. Командующий полком сказал, что он несет службу образцово, и ходатайствовал о назначении его на один из офицерских постов, освободившихся вследствие потерь, понесенных в походе. Так этот злополучный поход обернулся для Гарри удачей. Другие волонтеры по возвращении на Сент-Джеймс-стрит отзывались о нем с большой похвалой. А надо сказать, что сами волонтеры были у всех на устах, все превозносили до небес их геройство. Будь сэр Джон Армитеидж самим главнокомандующим и пади он на поле битвы в час победы, всенародное сочувствие ему и тогда не могло бы быть выражено сильнее. Газеты пестрели статьями о нем, и множество мудрых голов и чувствительных сердец состязались друг с другом, сочиняя ему эпитафии. Все оплакивали несчастную судьбу его невесты. Она, как мы уже сказали, доводилась сестрой храброму коммодору, только что возвратившемуся из несчастливого похода и получившему титул своего старшего брата, такого же доблестного воина, как он сам, павшего на поле боя в Америке.
Стало известно, что мистер Уорингтон удостоился особенно высоких похвал лорда Хоу, и теперь, когда Лондон отдавал дань восхищения своим славным волонтерам, изрядная доля славы и почестей выпала и на долю нашего героя. Нет сомнения в том, что тысячи рекрутов проявили себя на войне ничуть не хуже; но англичане, как известно, любят свое дворянство и рады, когда оно умеет себя прославить, а посему волонтеры были единодушно провозглашены Рыцарями и Героями. Они же, снисходительно-любезно, как и полагается джентльменам, принимали эту дань всенародного поклонения. Кофейни Уайта и Ол-ыэка были иллюминированы в честь их возвращения, и Сент-Джеймс-стрит заключила в объятия своих рыцарей, а среди них находился и Гарри, который теперь снова был в полном фаворе. Все руки были радушно протянуты ему. Даже родственники поспешили принести ему свои поздравления. Из Каслвуда, который госпожа Бернштейн почтила своим пребыванием, пришло письмо, восхвалявшее его мужество, а к письму был приложен новенький банковский билет — в знак одобрения от любящей тетушки. Послание это было франкировано милордом Каслвудом, который передавал приветы обоим братьям и гостеприимно напоминал, что его загородный дом к их услугам, ежели они пожелают его посетить. И, наконец, просто по почте было доставлено еще одно письмо, написанное знакомым почерком и не без погрешностей по части орфографии, вызвавшее на устах Гарри улыбку: преданная ему кузина Мария Эсмонд сообщала, что ей всегда доставляло радость слышать похвалы по его адресу (теперь они были у всех на устах), что душой она всегда была с ним — и в счастье и в беде — и просит, что бы ни уготовила ему судьба, сохранить в своем сердце хоть крошечный уголочек для нее. Пастор Сэмпсон, писала она далее, прочитал прекрасную проповедь об ужасах войны и о благородном поведении наших мужчин, которые, презрев опасности, добровольно стали под боевые знамена отчизны. А вслед за этим пришло восторженное письмо и от самого почтенного капеллана, в котором он именовал мистера Гарри своим другом, благодетелем и достославным героем. Даже сэр Майлз Уорингтон прислал из Норфолка корзину с дичью, и к лапке одной из птиц была привязана бумажка: сию птичку, свой первый охотничий трофей (правда, подстреленную не влет), посылал с любовью дорогому кузену малолетний мистер Майлз.
И вот уже в квартире на Саутгемптон-роу мы видим сияющее от радости лицо мистера Ламберта, явившегося проведать своих молодых друзей и сообщить им, что с минуту на минуту ожидается приказ, согласно которому мистер Гарри Уорингтон будет произведен в чин прапорщика второго батальона, входившего ранее в состав двадцатого полка Кингсли и участвовавшего в сражении, а ныне переформированного в самостоятельный полк, шестьдесят седьмой. Сам полковник Кингсли находился со своим полком во время похода. Он был далеко, у острова Кейп-Бретон и под Дуйсбургом отбивал у неприятеля те самые пушки, прибытие которых в Англию вызвало такой восторг.
Глава LXVI,
в которой кто-то ухаживает за кем-то
Я не сомневаюсь в том, что кое-кто из моих благосклонных читателей имеет привычку посещать тот прославленный сад в Риджент-парке, где предоставлен стол и кров немалому количеству наших плавающих, пернатых и четвероногих собратьев, в благодарность за что они должны выставлять себя напоказ для нашего умудрения и забавы. И там-то я — и поскольку заботы и мысли человека следуют за ним повсюду и пронизывают собой всю бурлящую вокруг него жизнь и даже самую природу — там-то я, глядя на рыб в аквариуме, и подумал о наших друзьях-виргинцах. Одно из самых бесподобно пластичных созданий, какие мне когда-либо доводилось видеть, описывающее плавные гармоничные круги в зеленоватой прозрачности бассейна, поражая стремительностью и грацией каждого движения и показывая мне то свою блестящую черную спину, то ослепительно-белое брюхо, неожиданно оказалось нашим старым, невзрачным другом — камбалой, которой каждый из нас не раз обжирался в Гринвиче, вылавливая ее из довольно мутной воды и даже не подозревая о том, какая она красотка.
С рыбами, как с людьми. Когда вы наблюдаете рыбу в ее родной стихии, она кажется вам милым, подвижным и здоровым существом, но лишите ее привычной среды, и красоты ее как не бывало, движения становятся безобразны, она нелепо колотит хвостом по бесчувственной земле, задыхается, и, обессилев, испускает дух. Осторожно возьмите ее в руки и, пока не поздно, бросьте снова в ее родную Темзу. Впрочем, довольно, есть ведь даже известная поговорка насчет рыбы в воде, и вообще ученые-естествоиспытатели сообщали миру о них ранее меня. Так вот, Гарри Уорингтон долгое время барахтался в совершенно чуждой ему стихии. Но, как только он вернулся к более свойственному ему состоянию, сила, здоровье, энергия и бодрость духа тоже вернулись к нему и, ощутив на своих плечах эполеты, он сразу возродился к жизни. Он был в восторге от своего назначения, вникал во все мелочи своих новых обязанностей и овладевал ими жадно и быстро. Обладай я талантами моего друга Лорреквера, я бы последовал за Гарри и в лагерь, и в офицерское собрание, и на плац, и в поход. Я бы бражничал вместе с ним и с его товарищами, весело делил бы с ним ночлег в его палатке и со знанием Дела описал бы все учебные маневры и все перипетии военной жизни. Но, увы, я этих талантов лишен, и посеву читателю придется, использовав свой личный опыт и силу своего воображения, расцветить картину, которую я могу лишь скудно набросать в самых общих чертах. Причем особенно необходимо, чтобы он отчетливо представил себе Гарри Уорингтона в его новом красном мундире с желтыми кантами, чрезвычайно довольного тем, >что он носит королевский штандарт и постигает законы своей профессии.
И поскольку каждый из братьев высоко ценил достоинства другого и охотно признавал его превосходство над собой, мы можем с уверенностью сказать: Джордж искренне гордился успехами брата и радовался, что судьба вновь стала к Гарри благосклонна. Он отправил нежное послание матери в Виргинию, пересказав в нем все похвалы, какие он слышал но адресу Гарри, зная, что по врожденной скромности брат ни при каких обстоятельствах не повторит их сам. Описав, как Гарри собственными усилиями заслужил свой первый офицерский чин, он испрашивал у матери разрешения принять участие в расходах по дальнейшему продвижению его по службе.
Ничто на свете, писал Джордж, не может доставить ему большей радости, чем возможность помогать брату, и особенно после того, как сам он, внезапно восстав из мертвых, в сущности, лишил Гарри наследства, которое тот законно считал своим. Пребывая в этом заблуждении, Гарри позволил себе такие расходы, о каких никогда бы и не помыслил, знай он, что не является наследником. А посему Джордж считает только справедливым, как бы в благодарность за свое спасение, всячески споспешествовать брату в его продвижении в жизни.
Покончив с вопросом о своем участии в делах Гарри и пользуясь случаем поговорить о собственных делах, Джордж пишет досточтимой матушке о том, что глубоко волнует его самого. Как ей известно, самых лучших друзей в Лондоне Джордж и Гарри приобрели в лице добрых мистера и миссис Ламберт; последняя была в детстве школьной подругой госпожи Эсмонд. В то время как кровные родственники выказали бездушие и безучастие, Ламберты, эти истинные друзья, были всегда великодушны и добры. Вся армия уважает генерала, и он окружен всеобщей любовью. Миссис Ламберт проявляет самую трогательную материнскую заботу о сыновьях госпожи Эсмонд, а теперь и он, Джордж, проникся нежными чувствами к старшей мисс Ламберт, от благосклонности которой зависит счастье его жизни, и просит досточтимую матушку дать благословение на их союз. Он еще не сделал предложения ни самой мисс Ламберт, ни ее родителям, но вместе с тем и не старался утаивать свои чувства, и ему кажется, что как сама молодая особа, так и ее родители расположены к нему. Отношение мисс Ламберт к своей матери столь безупречно, столь превыше всех похвал, что он не сомневается — она будет такой же безупречной дочерью и для его матери. Словом, мистер Уорингтон представил сию молодую особу верхом совершенства и выразил твердую уверенность в том, что обладание ею сделает его счастливейшим из смертных, без нее же он будет несчастен до конца дней своих.
