- Эти две фабрики выпускают рубашки, - пояснил я, - и обе сообщают публике, что их рубашки самые лучшие.
- А что делают люди?
Я попытался объяснить, как влияет реклама на покупателей, все внимательно слушали, потом один спросил: "А когда люди узнают, какие рубашки самые лучшие, почему они позволяют тому, другому, утверждать, что самые лучшие рубашки его?" Я возразил, что публикующий рекламу имеет право расхваливать свои вещи. "Кроме того, - добавил я, - многие, как и прежде, покупают другие рубашки".
- Хотя и знают, что они не самые лучшие?
- Вероятно, - согласился я.
Они долго разглядывали газету. Я понял, что они обсуждают свое первое знакомство с рекламой. И вдруг - я так и не смог узнать почему - залились смехом.
В Мавзолее на Красной площади Сталин спит без всяких угрызений совести
Шоферам, обслуживающим фестиваль, велено было никуда не возить делегатов без переводчиков. Однажды вечером, безрезультатно проискав наших переводчиков, мы попытались жестами уговорить шофера довести нас до театра Горького. Покачав головой, как мул, он изрек: "Пиривощчик". Выручила нас одна женщина, превосходно, с пулеметной скоростью тараторившая на пяти языках: она уговорила шофера взять ее в качестве переводчика. Это был первый советский человек, который говорил с нами о Сталине. Ей было лет шестьдесят, и внешне она была волнующе похожа на Жана Кокто, а напудрена и одета в точности как Кукарачита Мартинес: приталенное по фигуре пальто с лисьим воротником, шляпка с перьями, пахнущая нафталином. Сев в автомобиль, она тут же повернулась к окну и показала на нескончаемую металлическую ограду Сельскохозяйственной выставки, равную в периметре 20 км.
- Этим прелестным созданием мы обязаны вам, - сказала она. - Выставку соорудили, чтобы блеснуть перед иностранцами.
Такова была ее манера говорить. Сообщила, что работает оформителем в театре; считает, что строительство социализма в Советском Союзе потерпело крах, признала, что новые руководители хорошие, способные и человечные люди, но вся их жизнь уйдет на исправление ошибок прошлого. Франко спросил, кто ответственен за эти ошибки. Она наклонилась к нам и с благостной улыбкой произнесла: "Le moustachu".
По-испански это означало "Усач". Весь вечер она говорила о Сталине, пользуясь этим прозвищем и ни разу не назвав его по имени, говорила без малейшего почтения, не признавая за ним никаких заслуг. По ее мнению, решающим аргументом против Сталина является фестиваль: в эпоху его правления ничего подобного не могло бы произойти. Люди не покинули бы своих домов, а грозная полиция Берии перестреляла бы на улице всех делегатов. Она уверила, что, если бы Сталин был жив, уже вспыхнула бы третья мировая война. Говорила об ужасающих преступлениях, о подтасованных процессах, о массовых репрессиях. Уверяла, что Сталин - самый кровавый, зловещий и тщеславный персонаж в истории России. Мне никогда не приходилось слышать столь страшных историй, рассказываемых с таким жаром.
Трудно было определить ее политическую позицию. По ее мнению, Соединенные Штаты - единственная свободная страна в мире, но лично она может жить только в Советском Союзе. Во время войны она познакомилась со многими американскими солдатами и говорила, что это наивные, здоровые парни, но они поразительно невежественны. Она не была антикоммунисткой, чувствовала себя счастливой оттого, что в Китае пришли к марксизму, но обвиняла Мао Цзэдуна в том, что он оказал влияние на Хрущева, и тот не разрушил до конца миф о Сталине.
Она рассказала нам о друзьях своего прошлого. Большинство из них театральные деятели, писатели, уважаемые артисты - были репрессированы при Сталине. Когда мы подъезжали к зданию театра, имеющего очень давнюю репутацию, наша случайная спутница взглянула на него с особым выражением. "Мы называем этот театр "театром призраков", - сказала она с кроткой улыбкой. - Лучшие его актеры покоятся под землей".
У меня нет ни малейшего основания считать эту женщину ненормальной, но один плачевный факт очевиден: она была похожа на таковую. Несомненно, она живет в той среде, откуда суть вещей видна с наибольшей ясностью. Похоже, верно, что народ не пострадал от режима Сталина - репрессии обрушились на руководящие сферы. Но я не могу принять как достаточно убедительное основание для обобщения деятельности Сталина это утверждение, ибо не слышал никаких иных доводов, сколько-нибудь к нему близких. Советским людям свойственно впадать в экзальтацию при выражении своих чувств. Они выражают радость столь зажигательно, как будто танцуют казачью пляску, готовы отдать последнюю рубаху и, прощаясь с друзьями, плачут настоящими слезами. Но они становятся в высшей степени осторожными и скрытными, едва заговорят о политике. Бесполезно пытаться узнать у них что-либо новое в этой области все ответы опубликованы, и они лишь повторяют аргументы "Правды". Материалы ХХ съезда - секретные, по утверждению западной прессы, - изучались и обсуждались всей страной. Это одна из черт советского народа - политическая осведомленность. Скудость международной информации компенсируется поразительной всеобщей осведомленностью о внутреннем положении. Кроме нашей бесшабашной случайной переводчицы мы не встретили никого, кто столь бесповоротно высказывался против Сталина. Очевидно, в сердце каждого советского человека живет миф, обуздывающий доводы разума. Они словно говорят: "При всем, что мы знаем о нем, Сталин есть Сталин. И точка". Ликвидация повсюду его портретов проводится без лишнего шума, и на их место не вывешиваются портреты Хрущева. Остается только Ленин, и память о нем священна. Создается буквально физическое ощущение, что против Сталина могут быть предприняты любые действия, но Ленин неприкосновенен.
Я беседовал о Сталине со множеством людей. Мне показалось, что они высказываются вполне свободно, полагая, что всесторонний анализ спасет миф. Но все без исключения наши собеседники в Москве говорили: "Теперь все изменилось"... Мы спросили одного преподавателя музыки из Ленинграда, которого встретили случайно, какая разница между прошедшим и настоящим. Он не колебался ни секунды: "Разница в том, что сейчас мы верим". Из всего слышанного это самое любопытное обвинение против Сталина.
В Советском Союзе не найдешь книг Франца Кафки. Говорят, это апостол пагубной метафизики. Однако, думаю, он смог бы стать лучшим биографом Сталина. Двухкилометровый людской поток перед Мавзолеем составляют те, кто хочет впервые в жизни увидеть телесную оболочку человека, который лично регламентировал все, вплоть до частной жизни граждан целой страны. Мало кто видел его при жизни, никто из тех, с кем нам довелось беседовать в Москве, не помнит такого случая. Два его ежегодных появления на трибуне Кремля могут засвидетельствовать высшие советские государственные служащие, дипломаты и личный состав некоторых отборных частей вооруженных сил. Народ не имел доступа на Красную площадь во время демонстраций. Сталин покидал Кремль лишь на время отдыха в Крыму. Один инженер, участник строительства гидростанции на Днепре, уверял, что в определенный период, в зените сталинской славы, само существование Сталина подвергалось сомнению.
Ни один лист на дереве не мог шевельнуться вопреки воле этой невидимой власти. Занимая посты Генерального секретаря ЦК Коммунистической партии, Председателя Совета Министров и Верховного главнокомандующего, он сосредоточил в своих руках невообразимую власть; не созывал партийные съезды. Сделав централизацию власти основой организации, он сосредоточил в своей памяти все, что необходимо для управления страной, вплоть до мельчайших деталей. На протяжении 15 лет не проходило ни единого дня, чтобы в газетах не упомянули его имя.
У него не было возраста. Когда он умер, ему было больше семидесяти, он был совершенно седой, появились признаки физической изнуренности. Но в воображении народа Сталин имеет возраст своих портретов. Они донесли его вневременное существование даже в самые отдаленные уголки тундры. Его имя звучало повсюду: на проспектах Москвы, на скромной телеграфной станции мыса Челюскин, за полярным кругом. Его изображения висели в общественных зданиях, в частных домах, печатались на рублях, на почтовых марках и даже на упаковках продуктов. Его статуя в Сталинграде - высотой 70 м, каждая пуговица на кителе - полметра в диаметре.
Лучшее, что можно сказать в его пользу, неразрывно связано с худшим, что можно сказать против него: в Советском Союзе нет ничего, что не было бы сделано во имя Сталина; а все, что делалось после его смерти, состоит в попытках высвободиться из пут его системы. Не выходя из своего кабинета, он лично контролировал строительство, политику, руководство, личную жизнь, искусство, лингвистику. Для утверждения принципа абсолютного контроля над промышленным производством он создал в Москве централизованное управление, основанное на системе министерств, нити которых в свою очередь сходились в его кабинете в Кремле. Если какой-либо сибирский завод испытывал нужду в запчастях, производимых другим заводом, расположенным на той же улице, необходимо было послать запрос в Москву через усердно крутящееся бюрократическое колесо. Завод, где производились эти запчасти, должен был повторить ту же самую процедуру, чтобы осуществить необходимую поставку. Некоторые запросы так никогда и не дошли по назначению. В тот вечер, когда мне разъяснили в Москве, в чем смысл сталинской системы, я не обнаружил в ней ни одной детали, не описанной ранее в книгах Кафки.
