Фильдинг тоже описывал людей и события, которые знал и видел, но делал это с большим мастерством. У него были редкостные возможности познакомиться с жизнью. Сначала домашняя обстановка и учение, а потом жизненные удачи и неудачи дали ему возможность побывать среди людей всех сословий и при всевозможных обстоятельствах. Он сам герой своих книг; он - неистовый Том Джонс и неистовый капитан Бут, менее неистовый, что меня радует, чем его предшественник, или, по крайней мере, искренне сознающий свои недостатки и готовый исправиться.
Когда Фильдинг в 1727 году впервые появился в Лондоне, воспоминания о великих юмористах были еще свежи в кофейнях и гостиных, и тамошние судьи объявили, что у молодого Гарри Фильдинга больше смелости и остроумия, чем у Конгрива или любого из его блестящих последователей. Он был рослый, крепкого сложения, с красивым, мужественным и благородным лицом; до самых последних дней своей жизни он сохранял величественную внешность и хотя был изнурен болезнью, его вид и манеры внушали уважение всем окружающим.
Когда мистер Фильдинг совершал свое последнее плаванье, между ним и капитаном корабля возник спор *, и Фильдинг рассказывает, что в конце концов этот человек встал перед своим пассажиром на колени и просил у него прощения. Он сохранял достоинство до последних дней своей жизни и никогда не падал духом. По-видимому он обладал необычайной жизненной силой. Леди Мэри Уортли Монтегью ** прекрасно охарактеризовала Фильдинга и его неунывающий характер в коротком извещении о его смерти, сравнив его со Стилем, который был так же беззаботен и весел, как он, и, по ее словам, обоим следовало бы жить вечно. Нетрудно представить себе, с какой жадностью и вкусом человек фильдинговского склада, с его несокрушимым здоровьем и могучим аппетитом, с его пылкой душой и искрящимся юмором, с сильной и неподдельной жаждой жизни хватал и пил чашу наслаждений, которые мог ему дать лондонский свет: Помнит ли кто-нибудь из моих слушателей свои юношеские подвиги на студенческих завтраках - сколько поглощалось мяса и осушалось бокалов на этих пирах, достойных Гомеровых персонажей! Я вспоминаю некоторых героев этих юношеских трапез и представляю себе, как юный Фильдинг, питомец Лейденского университета, прибегал на пир, громко смеясь, испытывая неутолимый, здоровый, молодой аппетит, полный яростного и жадного желания наслаждаться. Остроумие и манеры этого молодого человека повсюду завоевывали ему друзей; он вращался в избранном мужском обществе своего времени; перед ним заискивали пэры, богачи, люди высшего света. Поскольку он получал содержание от своего отца, генерала Фильдинга, на какое, по словам самого Генри, расщедрился бы даже самый скупой отец, и поскольку он любил выпить хорошего вина, хорошо одеться, проводить время в веселом обществе, а это стоит недешево, Гарри Фильдинг начал залезать в долги, беря деньги взаймы с такой же легкостью, с какой это делал капитан Бут в его романе: он никоим образом не стеснялся принять несколько монет из кошельков своих друзей и, как справедливо утверждает Уолпол, частенько заставлял их платить за обед или выуживал у них гинею. Чтобы добыть эти самые гинеи, он начал писать пьесы, уже располагая, без сомнения, к тому времени большими связями за кулисами среди всяких актрис, вроде Олдфилд и Брэйсгердл. Сам он смеялся над этими пьесами и презирал их. Однажды публика освистала сцену, которую он поленился заблаговременно исправить, а когда Гаррик упрекнул его за это, сказал, что публика дура и не поймет, как плохо у него написано; но публика начала свистеть, и тогда Фильдинг заметил с присущим ему бесстрастием: "Поняли всетаки, а?" Но романы свои он писал совсем не так, а весьма тщательно закладывал фундамент и строил здания своей будущей славы.
{* Спор возник оттого, что капитан хотел распорядиться каютой, за которую Фильдинг уплатил тридцать фунтов. Рассказав о том, как капитан извинялся, он добавляет со свойственной ему скромностью:
"И чтобы не вышло, будто я лукавлю и сам восхваляю себя, я должен сказать, что тут не было решительно никакой заслуги с моей стороны. Я простил его отнюдь не из благородства души и не из христианских чувств. Говоря откровенно, я поступил так из побуждения, которое сделало бы людей куда более снисходительными, будь они умнее; просто мне было удобно так поступить".
** Леди Мэри приходилась ему троюродной сестрой, их деды были сыновьями Джорджа Фильдинга, графа Десмондского, сына Уильяма, графа Денби.
В письме, датированном ровно за неделю до его смерти, она пишет:
"Г. Фильдинг правдиво изобразил себя и свою первую жену в образах мистера и миссис Бут, хотя, правда, при этом несколько польстил себе; и я уверена, что некоторые события, о которых он упоминает, действительно имели место. Интересно, понимает ли он, что Том Джонс и мистер Бут - презренные негодяи... Фильдинг обладает источником подлинного юмора, и когда он делал свои первые шаги, его можно было пожалеть, поскольку ему, по его собственным словам, не оставалось иного выбора, как наняться писать за других или наняться кучером. Его талант заслуживал лучшей доли; но я не могу не осуждать его всегдашнее, мягко выражаясь, неблагоразумие, которое было свойственно ему всю его жизнь и, боюсь, осталось в нем до сего дня... С тех пор, как я родилась, не появилось ни одного самобытного писателя, за исключением Конгрива, и Фильдинг, на мой взгляд, право же мог бы сравниться с ним своими достоинствами, если бы не был вынужден печатать свои книги, не внося в них поправки, и выпускать в свет многое такое, что он предпочел бы бросить в огонь, если бы мясо можно было брать без денег или получать деньги без сочинения книг... Мне жаль, что я не нахожу больше произведений, равных "Перигрину Пиклю"; я была бы рада, если б вы могли назвать мне такого писателя". - "Сочинения и письма" (под редакцией лорда Уорнклиффа), т. III, стр. 93, 94.}
Здания эти почти не пострадали от времени и непогод. Конечно, они построены и отделаны в архитектурном стиле того века; но они стоят, прочные и устремленные ввысь, восхитительно гармоничные - шедевры гения и великолепные памятники редкого мастерства.
Я не предполагаю и не пытаюсь сделать из Фильдинга героя. Зачем скрывать его недостатки? Зачем прятать его слабости под покровом околичностей? Почему не показать и не полюбить его таким, каков он есть, не выряженного в мраморную тогу, не закутанного в мантию героизма и изысканности, а с выпачканными в чернилах манжетами, в запятнанных красным вином, замусоленных кружевах, с мужественным лицом, на котором лежит отпечаток благожелательности, болезни, доброты, забот и пьянства. И хотя он предстает перед вами весь в пятнах, изнуренный невзгодами и беспутством, этот человек сохраняет некоторые драгоценнейшие и прекраснейшие человеческие качества и дарования. Он наделен от природы замечательной любовью к правде, острой безотчетной неприязнью к лицемерию, изумительным сатирическим талантом высмеивать и вызывать презрение. Его талант необычайно мудр и прозорлив; он освещает мошенника и выхватывает из темноты негодяя, словно фонарь в руках полисмена. Он был одним из самых мужественных и добрых людей на свете; при всех своих несовершенствах, он уважает целомудрие и ребяческую нежность в женщине от всего своего доброго, великодушного и смелого сердца. Он не мог бы быть таким отважным, щедрым и правдивым, не будь он бесконечно милосерден, сострадателен и мягок. Он любому встречному готов был отдать последние гроши, он не мог не быть добрым и щедрым. Возможно, у него были низменные вкусы, но не подлая душа; он всем своим существом восхищался хорошими и добродетельными людьми, не снисходил до лести, не таил злобы, презирал всяческие уловки и вероломство, честно выполнял свой долг перед обществом, был нежно любим своей семьей и умер за работой *.
{* Он отплыл в Лиссабон из Грейвзенда утром в воскресенье 30 июня 1754 г. и начал вести во время этого плавания "Дневник путешествия". Умер он в Лиссабоне в начале октября того же года. Там он и похоронен на английском протестантском кладбище при церкви Эстреллы, и на его памятнике написано:
"Henricus Fielding.
Luget Britannia gremio non datum
fovere natum" {1}.
{1} Генрих Фильдинг. Скорбит Британия, не дано ей лелеять на груди своего сына (лат.).}
Если считать непреложным и истинным (а у меня нет в этом ни малейших сомнений), что человеческая душа всегда радуется, когда невинного спасает верность, чистота и смелость, то, на мой взгляд, из героев трех романов Фильдинга нам прежде всего должен нравиться Джозеф Эндрус, затем капитан Бут и, наконец, Том Джонс *.
{* По свидетельству доктора Уортона, сам Фильдинг предпочитал "Джозефа Эндруса" остальным своим книгам.} Джозеф Эндрус, хотя и носит потертую ливрею леди Буби, по-моему, ничуть не грубее Тома Джонса в его бумазейном костюме или капитана Бута в военной форме. У него, как и у этих героев, крепкие икры, широкие плечи, смелая душа и красивое лицо. Храбрость Джозефа и другие его достоинства, о которых рассказывает автор, его голос, слишком нежный, чтобы науськивать собак, его ловкость на скачках, когда он устраивает их для джентльменов графства, неподкупность и твердость перед всяческими искушениями располагают своей наивностью и непосредственностью в пользу этого молодого красавца. Цветущая деревенская девушка Фанни и восхитительно простодушный священник Адаме нарисованы так благожелательно, что это покоряет читателя; мы расстаемся с ними с большим сожалением, чем с Бутом и Джонсом.
