которая более приятна, чем упаковывание.
– Да, об этом мы слышали. Мы в это не верим. Думаем, что все работы одинаковы и своей жизнью ты живешь только в свободное время. Нет смысла тратить бесценные годы, готовясь к работам, которые могут оказаться много хуже, чем упаковывание, когда мы будем старыми и неспособными чувствовать что-либо, хорошее или плохое. В сложившихся условиях мы имеем два выходных и вечера. А между этими просветами нас воодушевляет Янки.
– Но, мои дорогие дети, вы не можете продолжать упаковывать до конца своих дней. Вы должны подумать о будущем.
– Неужели? Вот вы, старики, все думали и думали о будущем, горбатились на это будущее, и куда оно вас завело?
– Вашего отца это завело в Париж.
– А какой ему от этого прок? Сколько выходных он имеет? Как проводит свои вечера? Кто его кумир?
– В любом случае мы хотим наслаждаться сейчас, а не когда станем гнить на корню лет в тридцать или в каком-нибудь наводящем страх возрасте.
– Объясните мне, – продолжила я, – вы что, были несчастны в Итоне? По моему опыту, такого практически никогда не случается.
Они переглянулись.
– Нет… не то чтобы несчастны. У нас было это самое чувство, что жизнь проходит впустую.
– Это не пертширская шайка тому виной? – Я знала, что, когда они только прибыли в Итон, их дразнили (согласно их собственным заявлениям, а по моим представлениям, обесценивали и буквально тиранили) шотландские мальчишки, крупнее и старше их, один из которых был фаг-мастером Сиги и якобы украл у них деньги, а также одолжил и сломал такие сокровища, как фотокамера.
– Да, черные демоны из шотландских Питлохри и Баллачулиша! – воскликнул Фабрис. Остальные затряслись от смеха, видимо, над старой и излюбленной шуткой. – Нет, теперь, когда мы уже больше не детки, они не могут над нами измываться.
– Значит, вы сбежали не из-за них?
– Нет, не из-за них.
– И вас не секли в этом полугодии?
– Секли. Меня высекли за то, что я обсыпал парня тальком, а Сиги – за то, что он засунул голову мальчика в ванну с водой.
– Сиги! – В моем голосе прозвучал такой ужас, что он вздрогнул и быстро произнес:
– Но я не удерживал ее там так долго, как они подумали.
– Мам, никто не против порки, вообще-то.
– Говори за себя, Чарли, – усмехнулся Фабрис.
– Конечно, противно ходить взад-вперед по комнате перед этим, но этого недостаточно для побега. Наши мотивы были положительными, а не отрицательными.
Остальные кивнули.
– Просто у нас возникло ощущение, будто жизнь проходит мимо и мы не извлекаем из нее максимальную пользу.
– Упаковка и рок-н-ролл тоже не лучший выбор. Скоро они перестанут приводить вас в восторг, и где вы тогда окажетесь?
– К тому времени уже ничто не будет иметь значения. Наши подростковые годы останутся позади, и мы умрем. Разве это не грустно?
– Очень грустно, однако это не совсем так. Вы, конечно, состаритесь и умрете, но после окончания вашего подросткового возраста и до вашего смертного одра будут бесконечные годы, которые надо будет чем-то заполнить. Вы что, собираетесь провести их все – все эти тысячи дней, – упаковывая бритвы? Ради этого вы были созданы?
– Ты не поняла, как мы и боялись.
– Почему бы вам не поехать со мной в Париж завтра утром?
Они нервно переглянулись.
– Видишь ли, мы считаем, что в нашем возрасте лучше жить в Лондоне. Париж не особенно хорош для подростков.
– Определенно менее доходный.
– Так вы не поедете? – спросила я.
– Мы подписались на свою работу.
Было бесполезно обсуждать этот вопрос, поэтому мы заговорили о другом. Они спросили, как там Норти.
– Кстати, – сказала я, – она подросток, но абсолютно счастлива в Париже. Норти его обожает.
Они заметили пренебрежительно, что она никогда не изображала подростка.
– «Изображала» – вот подходящее выражение, – произнесла я, начиная терять самообладание. – Изображать и пускать пыль в глаза. Если вы должны были покинуть Итон, почему вам нельзя было сбежать в конце семестра, вместо того чтобы устраивать сцену со своим тьютором и нанимать «роллс-ройс» для отъезда на глазах у всех? Это так вульгарно, мне стыдно за вас. Жаль, что вы не видите, как по-детски выглядите в этих глупых маскарадных костюмах.
– Этот званый обед катится под откос, – вздохнул Фабрис.
– Определенно, – кивнул Сиги.
– Чудовищно, – сказал Чарли.
– Да. Я устала после перелета.
Я посмотрела на своих сыновей и подумала, как мало я их знаю. Я гораздо лучше разбиралась в Дэвиде и Бэзе. Без сомнения, потому, что эти, младшие, всегда были неразлучны. Как с собаками, так и с детьми; один щенок, который сам по себе, становится тебе более близким питомцем, чем двое или трое. Смерть моего второго малыша оставила пустое место между Дэвидом и Бэзилом; каждый из них пребывал в детской поодиночке. Но, пожалуй, я вряд ли когда в жизни бывала наедине с каждым из двух других; я плохо представляла, что они собой представляют на самом деле.
– Не уставай, – произнес Фабрис. – Мы подумали, что могли бы повести тебя в Финсбери-Эмпайр [113]. К сожалению, там будет не Янки (он в Ливерпуле), а очень хорошее поп-шоу.
– Дорогой… нет, я не могу. Я обещала позвонить матери Сиги и сообщить новости. Она ожидает ребенка, Сиги.
Если я надеялась смягчить его этим заявлением, то меня ждало разочарование.
– Знаю! – зло бросил он. – Это скверно с ее стороны. Как насчет непроизводственных доходов? Если она будет продолжать в том же духе, никому из нас ничего не останется.
– К счастью, ты такой спец по упаковке. – Я почувствовала, что заработала очко.
Как только ребята покончили с пудингом, я уплатила по счету и попрощалась с ними. Казалось бессмысленным продолжать эту беседу лишь для того, чтобы услышать, как отвратительно сложились наши с Альфредом жизни, как мы упустили свою молодость – и ради чего? Я действительно устала и, по правде сказать, была подавлена и огорчена. Я не смогла дотронуться до обеда; мне очень хотелось оказаться одной, в темноте. Однако я все-таки позвонила Грейс. Альфред, как я знала, сегодня обедал вне дома, я намеревалась поговорить с ним утром. Она не удивилась, услышав об эстрадном певце.
– Это продолжалось все лето в Бельандаргю – долговязый Янки, парень из Брума; под конец мне хотелось их убить. Это просто мания. Но опять-таки, Фанни, разве они не в стесненных обстоятельствах?
– Я к этому перехожу, – сказала я, точь-в точь как Фабрис. – Держитесь, это худшая часть. У них есть работа – они вполне обеспечены деньгами. Угадайте, сколько они зарабатывают.
– Вероятно… не знаю… вряд ли они
