— Я вам скажу, Уолей, что им следует теперь сделать, — буркнул вдруг капитан Элиот.
— Что?
— Они должны прислать сюда настоящего лорда, теперь, когда срок службы сэра Фредерика кончился.
Что вы на это скажете?
Капитан Уолей не понимал, почему настоящий лорд окажется лучше какого-либо другого. Но собеседник его придерживался иной точки зрения.
— Нет, нет! Место растет. Теперь ничего не может остановить его рост. Оно годится для лорда, — бросал он короткие фразы. — Посмотрите, какие перемены произошли на наших глазах. Сейчас нам нужен здесь лорд.
В Бомбей назначили лорда.
Один или два раза в год он обедал в губернаторском доме — во дворце с аркадами и многочисленными окнами, воздвигнутом среди садов на холме, изборожденном дорогами. А не так давно он на своем паровом катере возил одного герцога и показывал ему усовершенствования, сделанные в гавани. Сначала он, «из вежливости», лично выбирал удобную якорную стоянку для герцогской яхты, а затем получил приглашение позавтракать на борту. Герцогиня завтракала вместе с ними.
Крупная женщина с красной физиономией. Обожжена солнцем. Пожалуй, цвет лица окончательно испорчен.
Очень любезная особа. Они направлялись в Японию…
Он рассказывал об этих подробностях в назидание капитану Уолею, приостанавливался, чтобы раздуть щеки, словно сознавая важность своих слов, и то и дело выпячивал толстые губы, так что розовый тупой кончик его носа как будто окунался в молочно-белые усы.
Местечко разрасталось; оно стоит любого лорда и хлопот не доставляет, если не считать работы в морском ведомстве…
— В морском ведомстве, — повторил он снова и, громко фыркнув, начал рассказывать, как на днях генеральный консул во французской Кохинхине телеграфировал ему, — лицу, занимающему официальный пост, — прося прислать квалифицированного человека для командования судном из Глазго, капитан которого умер в Сайгоне.
— Я дал об этом знать в офицерское отделение Дома моряка, — продолжал он и, постепенно раздражаясь, начал как будто сильнее прихрамывать. Народу там много. Людей вдвое больше, чем мест на торговых судах. Все жаждут получить легкую работу. Людей вдвое больше… и… что бы вы думали, Уолей?..
Он остановился; сжав кулаки, он глубоко засунул их в карманы кителя, которые, казалось, вот-вот лопнут.
У капитана Уолея вырвался легкий вздох.
— А? Вы, быть может, думаете, что они набросились на это место? Ничуть не бывало! Побоялись ехать на родину. Им нравится жить здесь в тепле и валяться на веранде в ожидании работы. Я сижу и жду в своей конторе. Никого! На что они рассчитывали? Думали, я буду сидеть, как болван, когда передо мной телеграмма генерального консула? Э, нет! Я просмотрел список, он у меня под рукой, послал за Гамильтоном — самый негодный бездельник из всей компании — и заставил его поехать. Пригрозил, что прикажу стюарду Дома моряка выгнать его в шею. Парень, видите ли, считал, что это место не из лучших. «У меня здесь имеется ваше личное дело, — сказал я ему. — Вы сошли на берег полтора года назад и с тех пор не проработали и шести месяцев. Теперь вы задолжали в Доме моряка. Рассчитываете, вероятно, на то, что морское ведомство в конце концов за вас уплатит? А? Уплатить-то уплатит, но если вы не воспользуетесь этим случаем, то вас отправят в Англию с первым же пароходом, возвращающимся на родину. Вы — не лучше нищего. Нам здесь нищие не нужны». Я его запугал. Но вы только подумайте, сколько мне это доставило хлопот!
— У вас не было бы никаких хлопот, — сказал капитан Уолей почти против воли, — если бы вы послали за мной.
Это чрезвычайно позабавило капитана Элиота; он затрясся от смеха. Но вдруг перестал смеяться: смутно вспомнилось, как после краха банка «Тревенкор и Декен» стали поговаривать о том, что бедняга Уолей разорился в пух и прах. «Парень нуждается, ей-богу нуждается!» — подумал он и искоса, снизу вверх, посмотрел на своего спутника. Но капитан Уолей улыбался сдержанно, глядя прямо перед собой и высоко держа голову, что казалось несовместимым с нищетой, и капитан Элиот успокоился. «Не может быть! Он не мог потерять все свои деньги. Его судно „Красавица“ служило ему для развлечения. Человек, в то самое утро получивший сравнительно большую сумму денег, вряд ли захочет занять место с маленьким жалованьем». И этот довод окончательно успокоил капитана Элиота. Однако разговор оборвался, последовала длинная пауза, и, не зная, с чего начать, он пробурчал хладнокровно:
— Нам, старикам, не мешает теперь отдохнуть.
— Для кое-кого из нас лучше всего было бы умереть за рулем, — небрежно бросил капитан Уолей.
— Ну, полно! Неужели вся эта канитель вас не утомила? — сердито буркнул тот.
— А вас?
Капитан Элиот устал. Чертовски устал. За свое место он держался, чтобы выслужить самую большую пенсию, после чего думал вернуться на родину. Жизнь предстоит тяжелая, пенсия невелика, но только она и могла спасти его от работного дома. И ведь у него семья. Три дочери, как известно Уолею. Он дал понять «старине Гарри», что эти три девушки являлись для него источником постоянного беспокойства и забот. Было от чего сойти с ума.
— Почему? Что они теперь делают? — спросил капитан Уолей, рассеянно улыбаясь.
— Делают! Ничего не делают! Вот именно — ничего!
С утра до ночи лаун-теннис и дурацкие романы…
Если бы хоть одна из них была мальчиком! Так нет же! Все три — девушки. И, на беду, во всем мире как будто не осталось приличных молодых людей. Бывая в клубе, он видел лишь самодовольных щеголей, слишком эгоистичных, чтобы взять на себя заботу о счастье хорошей женщины. Крайняя нужда грозит ему, если придется содержать всю эту ораву. Он лелеял мечту построить себе домик — скажем, в Саррее — и там доживать свой век, но опасался, что мечта эта неосуществима… Тут он с таким патетически-озабоченным видом закатил свои выпуклые глаза, что капитан Уолей, подавив горькое желание засмеяться, сострадательно ему кивнул.
— Вы это и сами должны знать, Гарри. Девушки причиняют чертовски много забот и хлопот.
— Да! Но моя держит себя молодцом, — медленно проговорил капитан Уолей, глядя в конец аллеи.
Начальник порта был рад это слышать. Чрезвычайно рад. Он прекрасно ее помнил. Она была хорошенькой девочкой.
Капитан Уолей, спокойно шагая вперед, подтвердил, как сквозь сон:
— Она была хорошенькой.
Процессия экипажей расстраивалась.
Один за другим они покидали ряды и удалялись по широкой аллее, унося с собой движение и жизнь. А затем торжественная тишина снова спустилась на прямую дорогу и завладела ею. Грум в белом костюме стоял возле бирманского пони, запряженного в покрытую лаком двуколку; и пони и экипаж, поджидавшие у поворота, казались не больше детской игрушки, забытой под вздымающимися к небу деревьями. Капитан Элиот вперевалку направился к двуколке и уже занес было ногу, но приостановился; опустив одну руку на оглоблю, он переменил разговор и со своей пенсии, дочерей и нищеты перешел на другую интересовавшую его тему, — заговорил о морском ведомстве, о людях и судах порта.
Он стал приводить примеры того, что от него требовалось; в неподвижном воздухе его хриплый голос походил на докучливое жужжание гигантского шмеля. Капитан Уолей не знал, что мешало ему сказать «спокойной ночи» и уйти: было ли то проявление силы или слабости? Казалось, он слишком устал, чтобы приложить усилия. Как странно! Любопытнее, чем рассказы Нэда, Или же это было ошеломляющее чувство праздности?
Оно-то и заставляло его стоять здесь и выслушивать эти истории? У Нэда Элиота никогда не было настоящих забот; и постепенно Уолей стал как будто улавливать знакомые нотки, словно окутанные грубым хриплым гудением, что-то похожее на звонкий веселый голос молодого капитана «Дикого голубя». И задумался над тем, неужели и он сам до такой степени изменился; ему показалось что голос старого его приятеля изменился не так уж сильно, что человек остался все таким же. Неплохой парень — этот весельчак и шутник Нэд Элиот, услужливый, хорошо справлявшийся со своим делом… и всегда любивший прихвастнуть. Капитан Уолей припомнил, как забавлял он его бедную жену. Она могла читать в нем, как в раскрытой книге. Когда «Кондор» и «Дикий голубь» вместе стояли в порту, она часто просила его пригласить к обеду капитана Элиота. С тех пор они редко встречались; быть может, раз в пять лет. Изпод седых бровей он смотрел на человека, которому не мог довериться в беде, а тот продолжал свои излияния и был так же далек от собеседника, как если бы разглагольствовал на вершине холма на расстоянии мили отсюда.
Теперь у него затруднения с пароходом «Софала». Всегда кончается тем, что в порту ему приходится распутывать каждый узел. Они почувствуют его отсутствие, когда он через полтора года уедет, а на его место, по-видимому, посадят какого-нибудь отставного флотского офицера человека, который ровно ничего не понимает и понимать не хочет. Этот пароход был торговым каботажным судном, плававшим на север до Тенассерима; но беда в том, что нет капитана, который согласился бы совершать регулярные рейсы на этом пароходе. Никто не хотел на нем плавать. У капитана Элиота, конечно, не было власти приказать человеку занять эту должность. Можно нажимать по требованию генерального консула, но…
