Война застала Бернаноса за пределами Франции. Оставшись после инвалидом, воевать он, естественно, не мог. Это он поручил своим сыновьям. Однако, находясь вдали от родины, писатель приложил немало стараний, чтобы с первых же дней начать действовать, зная, что своим талантом публициста и авторитетом известного писателя сможет оказать большую поддержку антифашистам, борющимся за свободу Франции, а главное, сможет помочь принять правильное решение тем, кто еще не включился в борьбу. "Я Вас прошу, дорогой друг, - писал он одному из своих корреспондентов в Англии, - сделайте возможное и невозможное, чтобы через Би-би-си мои друзья узнали мое мнение о происходящем... Я прихожу в отчаяние от мысли, что там могут подумать, не сдаюсь ли я" 1. Вскоре он получил возможность отправлять тексты радиопередач для оккупированной Франции. Первый текст был отправлен в Англию 19 июля 1940 года, то есть буквально через несколько дней после поражения Франции. С тех пор тексты его передач регулярно передавались раз в две недели по Би-би-си и раз в неделю через французскую радиостанцию в Браззавиле.
1 G. Bernanos. Correspondance, t. II, P., Plon, 1971, p. 331- 332.
За годы войны Бернанос написал множество заметок, статей, обращений, памфлетов. Большинство его статей было напечатано в рио-де-жанейрской газете "О Жорнал", некоторые в "Диарио де нотисиас" и в выходящей в Лондоне французской газете "Марсейез". Он старался показать несостоятельность фашистской идеологии, пытающейся воцариться на оккупированных территориях. В качестве основного аргумента писатель выдвигал исторические и религиозные традиции своей страны, несовместимые с культом "сверхчеловека". Он писал, что французы ненавидели сверхчеловеков и сверхчеловеческое, что между естественным и сверхъестественным нет места для сверхчеловеческого, что Христос пришел спасти человека, а не сверхчеловека. Бернанос хорошо знал свою аудиторию, и многим из тех католиков, которые впоследствии оказались в Сопротивлении рядом с коммунистами, нужны были именно эти слова. Он взывал к национальным чувствам, напоминая о легендарной доблести галлов, о великой культуре Рабле, Корнеля, Паскаля. Очень часто в его призывах фигурирует образ Жанны д'Арк.
Особенно предостерегал писатель своих соотечественников против опасности стать жертвой проповедей церковников-коллаборационистов, не жалел сарказма, разоблачая фашистов в рясах. Предательской политика церковных институтов была вдвойне: по отношению к своей родине и по отношению к христианской морали. Бернанос отмечал, что сотрудничество с фашизмом не является частной инициативой отдельных священников, отдельных католиков, поскольку оно санкционируется из Ватикана самим папой. Писатель обращает внимание на существующую метаморфозу, которая произошла во взаимоотношениях папского престола и Мор-раса. Когда-то, в 20-е годы, моррасовское движение было осуждено специальным посланием главы римско-католической церкви. Однако к концу 30-х годов прежние распри оказались забытыми и былые враги сошлись во взглядах на почве сотрудничества с Гитлером и Муссолини.
Бернаносу при этом было обидно не столько из-за предательства церкви. Та на протяжении веков совершила немало предосудительных поступков. Более неприятным оказалось то, что в борьбе со злом была прорвана та духовная "линия Мажино", которую пытались воздвигнуть христиане. Совместные усилия церкви и националистов привели к тому, что французские правящие круги еще до войны были настроены на поражение. Бернанос отнюдь не намерен им это прощать.
В годы войны бернаносовская критика капиталистического общества резко усилилась, стала более целенаправленной и конкретной. Главное обвинение, выдвигаемое им против капиталистической системы и сформулированное впервые в "Больших кладбищах", касалось того, что последняя явилась колыбелью фашизма. Это обвинение писатель развертывал потом во многих своих статьях и книгах. Поражение Франции, считает Бернанос, было подготовлено задолго до начала войны, уже тогда, когда агентам Геббельса удалось убедить французских буржуа, что "лучше Гитлер, чем социальные реформы", которые уменьшили бы их доходы. Он подчеркивал, что для буржуазии классовые интересы всегда стоят на первом месте, опережая национальные интересы. Особые претензии у писателя были к американской буржуазии, которая своими долларовыми инъекциями помогла подняться на ноги военной промышленности Германии после первой мировой войны, вскормила немецкий фашизм. Мюнхен, считал Бернанос, не был простой глупостью, а стал лишь "развязкой одной постыдной спекуляции". Победа фашизма в Германии была бы невозможна без поддержки, оказанной ему мировой капиталистической системой. Не мог простить Бернанос английским и американским консерваторам и "саботажа союза с русскими", того, что по их вине в 30-е годы французское правительство отвернулось от Москвы. А во время войны он не прощал правительствам Англии и США их двойную игру, их нерешительность в поддержке патриотических сил Франции, их заигрывания с Петеном, Лавалем и другими прислужниками гитлеровцев. Будучи достаточно хорошо осведомленным о политике США в прошлом и настоящем, Бернанос сумел сделать довольно точный прогноз послевоенной политики этого государства. Его внимание привлекла появившаяся в прессе статья "Мы должны спасти Германию", принадлежавшая известной журналистке Дороти Томпсон, бывшей жене Синклера Льюиса. Бернаноса насторожил не только призыв к прощению нацистских преступлений, содержащийся в статье, но и программа послевоенного устройства Европы. Разве можно с уверенностью утверждать, писал он, что определенная часть английских и американских политических деятелей из тех, что стремятся, "заручившись большими гарантиями, повторить фашистский эксперимент, не мечтает уже сейчас о создании экономически и политически контролируемого блока консервативных стран" 1? По существу, за несколько лет до создания НАТО Бернанос предугадал развитие событий. Кстати, американская пресса реагировала на Бернаноса соответствующим образом. Активно печатая Андре Моруа и Жюля Ромена, его на свои полосы она допускала в исключительных случаях.
Бернанос никогда не терял уверенности в победе сил, борющихся против гитлеризма. Еще в 1941 году он писал: "Мощь Германии, ее способность подавления колоссальны, но силы сопротивления, которые образуются в Европе, понемногу уравновешивают это страшное давление. Раньше или позже они придут в движение" 2. В начале 1942 года он предсказал гитлеровским армиям, напавшим на СССР, судьбу наполеоновских войск. Он сразу выступил в поддержку де Голля. Еще больше усилилась его уверенность в поражении гитлеровцев после Сталинградской битвы, после которой, констатировал он, "военный престиж русских не переставал расти". Он признавал, что в борьбе с фашизмом политика СССР и политика французских коммунистов является наиболее оправданной и с точки зрения нравственности, и с точки зрения эффективности. Не раз выражал он свое восхищение самоотверженной борьбой французских коммунистов в подполье и, естественно, радовался победам Красной Армии.
1 G. Bernanos. Francais, si vous savez. P., Gallimard, 1961, pp. 154-155.
2 G. Bernanos. Le chemin de Croix-des-Ames, P., 1948, p. 148.
Что же касается реального вклада Бернаноса в борьбу против фашизма, то приведем, чтобы оценить его, следующее свидетельство французского католика Клода Бурде: "В 1940 году, когда... большинство из нас старались привести в порядок свои идеи, связаться со всеми старыми друзьями, я тоже, подобно многим другим, задал себе вопрос: "Где сейчас Бернанос? Что делает Бернанос?" У меня не было больших опасений, именно из-за его жизнеспособности, его энергии и отсутствия конформизма. Он не мог быть на стороне зла... Я был уверен, что Бернанос, где бы он ни был, поступит правильно, распознает в этой мешанине из клерикализма и фашизма, поданной под соусом "Старая Франция", самое ненавистное ему блюдо. И было большой радостью узнать несколько месяцев спустя: Бернанос в Бразилии, он на стороне правого дела; не имея возможности по состоянию здоровья помогать "Свободной Франции" с оружием в руках, пером он делал все, что было в его силах. Я считаю также, что многие молодые христиане, прочитавшие "Большие кладбища", получили несколько уроков непочтительности, редкие оздоровляющие уроки для католиков новых времен, и черпали в них поддержку, когда после 1940 года им понадобилось научиться высмеивать и святой режим маршала Петена, и благие советы почти поголовного большинства святейших епископов" 1.
1 Цит. по кн.: G. Bernanos. Cahiers de l'Herne. № 54-56. P., Belfond, 1967, p. 52.
И все эти годы медленно, но неуклонно продолжалась трансформация бернаносовского мировоззрения. Он не заявлял громко, во всеуслышание об отречении от своих монархистских идеалов. Однако все более явственно в его речи зазвучали новые интонации Шарля Пеги, поэта, убитого на фронте в начале первой мировой войны. Пеги тоже был католиком, одним из наиболее ярких представителей "католического возрождения", но только он-то поклонялся республиканским идеалам. Именно на его заповеди стал ориентироваться Бернанос в последний период своего творчества, воспевая "дух великого движения 1789 года".
