— Ну вот: девушка бросает парня, потому что он круглый идиот.
— И где она сейчас?
— В автобусе. Она от него уезжает.
— И что дальше?
— Там с ней рядом пожилая дама. Пытается объяснить ей, что она неправа, и пусть ее парень идиот, но она же его любит.
— А что она говорит?
— Она не понимает.
— Значит, она тоже не очень умна.
— Да нет, просто дама говорит по-испански… поэтому девушка ее и не понимает.
— Я выучила испанский, Джозеф.
Джозеф собирался что-то ответить, как вдруг почувствовал запах гари.
— Вот черт! — выругался он, бросаясь к микроволновке.
— Что это там за шум у тебя?
— Да я пиццу забыл в микроволновке, — признался Джозеф.
— Ты что, переставил телефон на кухню?
— Нет, микроволновку — в гостиную.
— Издеваешься?
— И не думаю. Я живу в гостиной… И холодильник здесь.
— Понятно… Ну, ешь свою пиццу, если хочешь.
— Нет, потом…
— Ты не голодный?
— Голодный, все время… Так и живу.
— Ну, так съешь ее!
— Она совсем сгорела… Я забыл про нее, пока писал.
— Черт, жаль, что не позвонила раньше.
— …
— Напомнить про пиццу.
Джозеф повернулся, чтобы выбросить пиццу в мусорное ведро, и увидел на столе коробку и рядом с ней ручку Губы его дрогнули в улыбке, и он с сожалением вздохнул: «Ничего страшного, — пробормотал он, — съем что-нибудь другое».
— Что?
— Я говорю: «Ничего страшного, съем что-нибудь другое».
— Это я поняла. Но что именно ты собираешься есть?
— Не знаю… У меня есть консервы из тунца.
— Ты же их терпеть не можешь.
— Это точно, — вздохнул Джозеф. — Но время от времени полезно делать то, что не любишь.
— Например?
— Например… ну, тунца вот съесть.
— А вообще-то зачем?
— Но ведь потом, когда ешь то, что любишь, это так приятно!
— Ты так думаешь?
— Уверен.
Джозеф выдержал паузу, чтобы его слова дошли до Испании, а может быть, и до Клары.
— Вот черт, мои друзья, с которыми я пришла в бар, уже вышли на улицу.
Джозеф уставился в пустоту.
— Тебе надо идти? — спросил он.
— Ну да… я перезвоню.
— …
— Джозеф!
— Да?
— Целую тебя.
— …
— Спокойной ночи.
Клара повесила трубку.
Бросила взгляд на пустынную улицу.
Попыталась представить себе бар, людей, но не смогла.
Улица выглядела мрачной и безжизненной. И зачем здесь телефонная будка, — подумала она.
— Как будто специально для меня.
Прижалась спиной к стеклянной стене кабины и медленно сползла вниз. Закрыла глаза и попыталась уснуть. Решила попробовать в ней пожить.
Сначала все у нее вроде бы получилось, но внезапно в голове зазвучали голоса людей. Всех, с кем она встречалась. И все они что-то говорили. Дьявольское наваждение.
Она и уши затыкала — бесполезно. Била ногами в стеклянную стенку. К горлу подступала тошнота, она зажмуривалась изо всех сил, стараясь отогнать от себя этих людей с их болтовней, не видеть их и не слышать. «Две порции по цене одной… Смотри, куда идешь!.. Любовь и страсть — разные вещи… Брюки у тебя старомодные… Ты не можешь судить, пока не попробовал… Так да или нет?.. Очень уж по-американски… Всех денег не заработаешь… Ты меня так заводишь… В Стамбуле больше тысячи мечетей… Это нереально… Невозможно любить другого, если не любишь себя… Бери от жизни все!.. Мне и правда пора отдохнуть… О чем ты думаешь?.. Сделано в Китае… Почему бы тебе не отправиться в путешествие?.. Рассчитывать можно только на себя… Красота — она в душе… Легко говорить, когда не работаешь… Скажи, что ты чувствуешь на самом деле… Почему бы тебе не заняться пением?.. В том-то и разница между мальчиками и девочками… Ширина самой широкой улицы — сорок семь метров… А хорошо здесь, правда?.. Люди — бараны… Хочешь пальчик в попку?.. Без детей жизнь пуста… На свете столько кретинов… Иншалла… Обожаю наблюдать за людьми… Как у тебя с ним?.. Главное — веселиться… Не могу поверить, что они мертвы… Сюда помещается до двух тонн воды… Мы не далеко ушли от животных… А все-таки жизнь прекрасна… Это и значит быть взрослым… Я же не могу успеть везде!.. Надо все сделать, все испробовать… Почему бы тебе не заняться серфингом?.. Вот кто умеет жить… Бери, пока дают!.. Эту древесину привозят из Мали… Надо постараться… Скажи мне, кто твой друг, и я… Когда есть дети, о таких вещах уже не думаешь… Я его не любила, но думала, что люблю… У человека должны быть увлечения… Обалдеть, какая ты сексуальная, я просто тащусь…». И вся эта ахинея, чертова ахинея теснилась у нее в голове — она отчаянно кусала себе руку, чтобы не стошнило.
Постепенно Клара успокоилась.
Ей удалось выбросить все это из своей головы и заставить всех замолчать.
Сидя на полу в кабинке, она погрузилась в себя.
Нырнула глубоко-глубоко, обнаружила разные более или менее приятные мелочи, еще глубже увидала беременную Франсуазу, Андреса с Джеймсом, потом мельком Джозефа — тот ждал ее на лугу, — не стала останавливаться и наконец наткнулась на одну песенку.
Песенку, которую сочинила, когда была еще маленькой девочкой, и распевала каждое утро по дороге в школу.
Удивленная Клара вынырнула обратно с этой песенкой и со слезами на глазах.
Слезы тихонько потекли по щекам. Клара заплакала и отважно запела свою песенку — песенку Клары:
С колыбели, с первых дней
Только смех в душе моей,
И смеяться мне не лень
Всю-то ночь и целый день.
Мне и голод не помеха —
Скоро лопну я от смеха,
Душит смех меня всю ночь —
Одолеть его невмочь!
Ах, спасите, помогите!
Хи-хи-хи, ха-ха-ха!
Умоляю, не смешите!
Хи-хи-хи, ха-ха-ха!
Помогите уцелеть —
Со смеху не помереть!
Клара все пела и пела свою песенку, и голос ее становился все тише, — пела, пока не перестала плакать, пока слезы не иссякли.
Тогда она встала и сняла трубку.
Подумала и набрала номер.
— Джозеф?
— Почти угадала.
— Клара!
— Да!
Лицо Франсуазы расплылось в улыбке.
— Клара, а Клара, — сказала она, — как ты?
— Хорошо, хорошо… Я боялась, что к телефону подойдет Андрес.
— Он пошел прогуляться… Нас разбудил Джозеф, и он никак не мог уснуть.
— Я тебя разбудила?
Франсуаза протянула руку и нащупала выключатель.
— Да нет, — ответила она. — Я тоже больше не уснула.
— Я только что говорила с Джозефом.
— И как, все нормально?
— Ну да, просто потрясающе.
Франсуаза зажгла свет.
— Да не волнуйся ты, — сказала она, глядя на живот.
Она прислонила подушку к стене и приподнялась повыше. Положила руку на живот.
— Ну вот… А я теперь в дверь не прохожу!
— Ты уже выбрала ему имя?
— Нет… то есть, да… Подожди, Клара, секунду, нам надо поговорить.
Франсуаза усилием воли согнала с лица улыбку:
— Если ты собираешься вернуться, то возвращайся уже совсем. Иначе Андрес тебе никогда этого не простит… И даже мне будет нелегко.
— Я знаю… Только не слишком ли поздно просить прощения?
— За что? Это ваше дело. В глубине души Андрес это прекрасно понимает… Это был ваш выбор.
— Все-таки, по-моему, первый шаг сделала я.
— У тебя были на то причины.
— Именно поэтому я тебе и звоню… Конечно, причины у меня были, но вот только что, когда я говорила с ним по телефону, я что-то не очень могла их припомнить.
— Вполне возможно, он изменился…
— Думаешь, изменился?
— Трудно сказать… Мне кажется, теперь он лучше понимает, чего хочет… да и вообще, стал поспокойнее… Но при этом в такой печали — пожалуй, прежний Джозеф мне нравился больше.
Франсуаза взглянула на сигареты, которые Андрес оставил на туалетном столике, и едва удержалась, чтобы не закурить.
— Хотя я-то, конечно, с ним не жила, — добавила она.
— Это да… Впрочем, может, это я изменилась.
— Надеюсь, что нет, — ответила Франсуаза, улыбаясь так, что Клара это почувствовала на том конце провода. — Разве что изменила цвет волос…
— А чем тебе не нравятся мои волосы?
— Очень нравятся! Прекрасные волосы.
— Если бы ты видела, ты бы так не говорила… Недавно я покрасила голову в разные цвета, чтобы она стала похожа на крону осеннего дерева… ну и можешь себе представить результат!
— Хотела бы я на это посмотреть!.. А знаешь, что говорит теперь Андрес? Что цвет волос отражает душевное состояние человека… Поначалу он хотел только одного: утереть нос тем краснобаям, которые твердят на каждом углу: «Красота в душе», но теперь мне начинает казаться, что он и сам готов в это поверить!..