- А почту тоже перехватывают? - спросил Монтегю.
- Почту? - повторил майор. - Это проще простого. Вы можете задержать любую входящую корреспонденцию на сутки и сфотографировать каждое письмо. То же самое вы можете сделать и с любым исходящим письмом, если только его посылает не слишком осмотрительный человек. Понимаете, за ним можно установить слежку, и каждый раз, когда он бросает письмо в ящик, опустить вслед желтый или голубой конверт - знак для почтовых служащих.
- Но в таком случае в это дело невольно будут замешаны многие лица!
- Ничего подобного. У почты имеется секретная служба, и ее сотрудники постоянно выслеживают преступников. И нет ничего легче, чем подкупить одного из служащих и добиться того, чтобы вашего врага занесли в список подозрительных лиц.
Майор рассмеялся от удовольствия. Ему всегда доставляло наслаждение видеть лицо Монтегю после его рассказов о коррупции, столь распространенной в Нью-Йорке.
- Случаются вещи еще удивительнее. Могу познакомить вас с человеком, который находится сейчас в этом ресторане. Он как-то вел судебное дело против мошеннических операций судостроительной компании. В его руках оказались важные документы. Он принес их к себе в контору, где его служащие при нем сняли с них тридцать две копии. Он поместил оригиналы и тридцать одну копию в тридцать два городских сейфа, а тридцать вторую копию отнес домой в папке. В ту же ночь к нему в квартиру забрались воры и украли ее. На следующий день он написал тем, с кем боролся: "Я собирался послать вам копию бумаг, попавших ко мне в руки, но поскольку у вас уже есть копия, мне остается только продолжать осуществление своего плана". И этого было достаточно. Они сошлись на миллионе или двух.
Майор умолк и посмотрел в другой угол ресторана.
- Вон идет Дик Сандерсон, - сказал он, указывая на бойкого молодого человека с красивым, гладко выбритым лицом. - Он представитель Южной железной дороги штата Нью-Джерси. Однажды один юрист, встретившись с ним за обедом, объявил: "Я собираюсь завтра собрать пайщиков вашей дороги и выслушать их претензии". И начал обосновывать причины, а они были вескими. Ничего не ответив, Сандерсон вышел и позвонил по телефону своему агенту в Трентон, а на другое утро вышел законопроект, проведенный через обе палаты, устанавливающий ограничительный закон, по которому все основания для претензий к дороге теряли силу. Пострадавший на этом деле в настоящее время губернатор штата Нью-Йорк, и, если вы с ним когда-либо встретитесь, можете расспросить его об этом.
Последовала пауза. Вдруг майор спросил:
- Между прочим, эта красивая вдова, выписанная вами из штата Миссисипи, миссис Тэйлор, так кажется ее зовут?
- Да, так, - ответил Аллан.
- Я слышал, Стенли Райдер от нее без ума.
Монтегю помрачнел.
- Сожалею, что до вас дошли такие слухи.
- Отчего же? - возразил майор. - Это хорошо, он ее развлечет.
- Люси новичок в Нью-Йорке, - сказал Монтегю, - и я не думаю, что она осознает, что за человек этот Райдер.
Майор задумался.
- Конечно, ей не мешало бы вести себя поосторожней, - сказал он. - Я что-то слышал о решении миссис Стенли освободиться от супружеских уз, и если ваша обворожительная вдовушка не желает попасть в газеты, пусть лучше не афиширует свою благосклонность.
4
Два или три дня спустя Монтегю встретился с Джимом Хиганом на собрании директоров. Он пристально наблюдал за ним, но Хиган не обнаруживал ни малейшего смущения. Он был учтив и приветлив, как всегда.
- Кстати, мистер Монтегю, - сказал он, - я упомянул об этом деле с дорогой одному приятелю, который заинтересовался им. Возможно, на днях вы услышите о нем.
- Весьма признателен, - ответил Монтегю.
И это было все.
На следующий день, в воскресенье, Монтегю заехал за Люси, чтобы сопровождать ее в церковь. Аллан рассказал ей об этом разговоре. Но он умолчал об эпизоде с полковником Коулом, не желая расстраивать ее без особой нужды.
Люси тоже было о чем поговорить с ним.
- Кстати, Аллан, я полагаю, вы знаете, что завтра состоится парад карет.
- Знаю, - ответил Монтегю.
- Мистер Райдер предложил мне место в своей карете, - сказала Люси. - Я так и знала, что вы рассердитесь на меня, - поспешила добавить она, видя, что Монтегю нахмурился.
- Вы уже приняли это предложение?
- Да, - ответила Люси. - Я не думаю, что в нем есть что-то предосудительное. Ведь это на глазах у широкой публики...
- Да, широкой! - воскликнул Монтегю. - Еще бы! Сидеть в экипаже перед толпой зевак и тридцатый или сорока газетными репортерами, которые вас фотографируют! Выставлять напоказ себя - обворожительную молодую вдову с берегов Миссисипи, украшавшую парадный выезд Стенли Райдера! А потом в высшем свете будут смотреть на снимки, качать головой и все это комментировать!
- Какой у вас на все циничный взгляд, - возразила Люси. - Кто виноват, если толпа таращит на вас глаза, а газеты помещают снимки? Не отказаться же мне из-за этого от удовольствия прокатиться в коляске.
- О, Люси, - произнес Монтегю, - вы слишком умны для таких речей. Если вам хочется - катайтесь на здоровье. Но когда некоторые люди тратят десять и двадцать тысяч долларов за шикарный выезд, назначают день парада и оповещают о нем весь город и, разнаряженные, выставляют себя напоказ перед публикой, они не имеют права говорить, что катаются ради одного удовольствия.
- Конечно же, - нерешительно сказала она, - приятно, когда на тебя обращают внимание.
- Да, тем, кому это нравится, - возразил он. - Если женщина решает участвовать в каком-нибудь публичном сборище, гоняется за газетной рекламой и ищет популярности - это ее право! Но, ради всего святого, пусть тогда она не притворяется, что ей просто нравится править красивыми лошадьми, слушать музыку или беседовать с друзьями. Я допускаю, что светская женщина имеет такое же право рекламировать себя, как и любой политический деятель или изобретатель пилюль. Но зачем же тогда она стыдится этого, зачем постоянно болтает о своей любви к уединению? Возьмите миссис Уинни Дюваль. Послушать ее, так можно подумать, что она мечтает стать пастушкой и разводить цветы, а на практике Уинни завела альбом для газетных вырезок, и, если газеты неделю о ней не упоминают, она теряет спокойствие духа.
Люси рассмеялась.
- Вчера вечером я была у миссис Робби Уолинг, - сказала она. - Она говорила, что ее раздражает скопление людей в опере, и она собирается уехать куда-нибудь, лишь бы не видеть этой отвратительной толпы.
- Да, - сказал Монтегю. - Можете мне не рассказывать о Робби Уолинг. Все это мне известно. Что бы ни делала эта леди с того момента, как она открывает глаза поутру и до того момента, когда ложится спать на следующее утро - все это как раз и предназначается для взоров этой "отвратительной толпы".
Немного помолчав, он спросил:
- Похоже, вы уже повсюду бываете?
- О, кажется, я пользуюсь успехом, - сказала Люси. - Это верно прекрасно провожу время. Никогда в жизни не видывала столько роскошных домов и сногсшибательных туалетов.
- Прекрасно, но не спешите жить и растяните время. Когда человек привыкает, такая жизнь начинает казаться довольно скучной и серой.
- Сегодня вечером я приглашена к Уайманам, - сказала Люси, - играть в бридж. Что за фантазия устраивать в воскресенье вечером игру в бридж!
Монтегю пожал плечами.
- Cosi fan tatti [так поступают все (ит.)], - сказал он.
- Что вы думаете о Бетти Уайман? - спросила Люси.
Она живет в свое удовольствие, но не думаю, чтобы отдавала себе в этом отчет.
- Она очень влюблена в Олли?
- Не знаю, - сказал он. - Кто их разберет. Похоже, их это не слишком волнует.
Этот разговор происходил, когда они, выйдя из церкви, спускались по Пятой авеню, разглядывая одетую уже по-весеннему публику.
- Кто эта статная особа, которой вы сейчас поклонились? - спросила Люси.
- Мисс Хиган, дочь Джима Хигана.
- О-о! - сказала Люси, - я припоминаю - Бетти Уайман говорила мне о ней.
- Полагаю, ничего хорошего? - улыбаясь, сказал Монтегю.
- Зато интересно. Разве это не каприз, когда у дочери отец владеет сотней миллионов, а та собирается поступить на работу?
- Видите ли, - заметил Аллан, - ведь я говорил вам, как утомляет такая жизнь, когда все делается напоказ.
Люси посмотрела на него насмешливо.
- Наверное, вам импонирует девушка такого типа?
- Я очень хотел бы поближе познакомиться с ней, но, похоже, я ей не нравлюсь.
- Вы не нравитесь! - вскричала Люси. - Почему? Это же просто возмутительно!
- Она тут ни при чем, - улыбнулся Монтегю. - Боюсь, что у меня плохая репутация.
- Вы имеете в виду миссис Уинни!
- Да, - сказал Аллан, - вот именно.
- Расскажите мне эту историю.
- Она очень банальна. Миссис Уинни пристрастилась выводить меня в свет, а я был настолько глуп, что являлся на каждое ее приглашение. Ну и, как я узнал, сплетницы заработали языками.