А через три дня после этого печального известия были получены знаменитые депеши, извещавшие об удивительном повороте Судьбы, завершившем необычайную карьеру генерала Вулфа. Если верить, что счастье недостижимо, на земле, то что же сказать об этом человеке? Конец его жизни был столь ослепителен, что, поверьте мне, даже его мать или его возлюбленная не должны были оплакивать его гибель или желать его возвращения к жизни. Я знаю, что этот человек — герой, и тем не менее, клянусь, мне трудна решить, что восхищает меня больше в этом последнем эпизоде его жизни: талант и изобретательность в соединении с отвагой или хладнокровие игрока, умеющего пойти на отчаянный риск и одержавшего победу с ничтожными шансами на успех? А что, если его приближение было бы замечено получасом раньше и его солдаты (а так оно наверняка и случилось бы) отброшены назад? Что, если бы маркиз Монкальм не покинул своих укреплений, чтобы принять этот странный вызов? Да, что, если бы все произошло не так, а атак, — а ведь это ни в коей мере не зависело от воли мистера Вулфа? Что сталось бы тогда со славой молодого героя и величием министра, покровительствовавшего ему, и с неистовой, ликующей, опьяненной успехом нацией, поздравлявшей себя с победой? Так кем же, спрашиваю я, — роком, судьбой? — предначертан конец каждого из нас и каждой нации? Лорд Чатем, отчаянный игрок, выиграл и этот невероятный поединок. Но когда алчная рука англичанина потянулась схватить Канаду, она, разжав своя кулак, выпустила Соединенные Штаты.
Да, конечно, легко делать все эти мудрые умозаключения задним числом, Теперь, когда дело совершено, мы дивимся безрассудной отваге одного и изумляемся ошибке другого. Какими талантливыми военачальниками выглядят некоторые из нас на бумаге! Какие неопровержимые возражения приходят нам на ум, после того как спор окончен! И когда игра сыграна, сколь отчетливо понимаем мы, как следовало ее вести! Описывая события тридцатилетней давности, не составляет труда выискивать ошибки и критиковать… Но в то время, когда мы впервые услышали о победоносных действиях Вулфа на Авраамовых высотах — о его армии, построившейся во мраке и неслышно переправившейся через реку, об отвесных утесах, на которые взбирался неустрашимый полководец и его войско, о поразительной неуязвимости неприятеля и о его внезапном согласии принять вызов и, наконец, — о нашей победе, одержанной в открытом бою на равнине исключительно благодаря невиданной отваге наших храбрецов, — все мы, вся Англия, были опьянены этим известием… Вся страна переживала подъем, победа Вулфа вдохнула в нас новые силы. Не только те, кто участвовал в сражении, но и те, кто, оставаясь дома, осуждал Вулфа за его безрассудство, чувствовали себя теперь героями. Дух неприятеля дрогнул, и это подняло наш дух. Друзья обнимались при встрече на улице. Кофейни и прочие общественные места были переполнены — каждому хотелось обсудить великую новость. Придворные толпились в приемных короля и премьер-министра, по мудрому решению которого был начат этот военный поход. Где бы он ни появился, народ устремлялся следом за ним, громко благословляя его и прославляя. Люди не оплакивали мертвого полководца, а восхищались его euthanasie {Славной смертью (греч.).}. Должны ли друзья Джеймса Вулфа оплакивать его, надев траур, если с небес спустилась колесница, чтобы унести его ввысь? Нет, им надлежит только дивиться, глядя, как он удаляется от нас, окруженный сиянием, и поднимается все выше и выше. Каждый, кто имея друга, близкого к нему, стал знаменит. Каждый солдат, сражавшийся под его знаменами, стал героем. В нашем маленьком дружеском кругу стало почетным быть братом Гарри, Нас нисколько не удивляло то, что не кто другой, как он, с детства знавший тамошние места, указан генералу путь на утесы, которым прошло английское войско. За этим само собой должно было последовать повышение его в чине. Да что там, даже от нашего дядюшки Уорингтона приходили послания, в коих он благословлял небеса и поздравлял меня и самого себя с тем, что на долю Гарри выпала честь внести свою лепту в столь славное деяние. Тетушка Бернштейн устроила большой прием в честь победы. Я стал героем благодаря сходству с братом. А Сэмпсон прочел такую проповедь, что его прихожане (некоторые из них были заранее предупреждены о ее содержании им же самим) с трудом удержались, чтобы не закричать "ура", и по выходе из часовни их только что не побили камнями.
— Слышать не хочу ни о какой скорби, сударыня, — сказал генерал Ламберт своей супруге, ибо она, добрая душа, хотела было, по своему обычаю, немножко поплакать в тот день, когда останки Вулфа были торжественно преданы земле в Гринвиче. — Если бы наши мальчики могли обрести такую смерть, как Джеймс, ты, поверь, не стала бы на их пути и не защитила бы их от пуль, а сама полезла бы на Авраамовы высоты, чтобы поглядеть на это сражение! Разве ты бы не хотел умереть в объятиях Победы, Чарли? — спросил генерал маленького школьника.
— Хотел бы, — отвечал мальчик. — Потому нас сегодня и отпустили домой.
Повышение Гарри в чине стало делом решенным после его участия в прославленной битве, и наша тетушка заявила о своем намерении купить ему патент на командование ротой.
Путь истинной любви
Обладай ваш отец, дети мои, хоть самой скромной долей благоразумия, не только эта глава его жизнеописания никогда не была бы написана, но и сами вы никогда бы не появились на свет, чтобы терзать его на сотни различных ладов; не было бы громких криков и смеха в коридоре, когда ему хочется в тишине углубиться в книгу; никто не будил бы его, когда он вздремнул после обеда, как положено каждому не обиженному здоровьем сельскому жителю; никто не запихивал бы невесть куда его очки и не утаскивал бы газету, которую он собрался прочесть; не разорял бы его счетами от портных, от модисток, от репетиторов, как все вы, дорогие мои, постоянно делаете; не нарушал бы его ночной покой, позволяя себе занемочь, вследствие чего ваша неразумная маменька полностью теряет душевное равновесие, не спит ночами и не дает спать другим, а если Джоан не может спать, то какой, скажите на милость, смысл Дерби напяливать на себя ночной колпак? Каждое ничтожное недомогание одного из вас нагоняло на вашу маменьку такой страх, что, клянусь, мне не было покоя ни днем, ни ночью, и, не будь я самым терпеливым созданием на свете, у меня бы не раз, наверное, зародилось желание избавиться от всех вас разом. А теперь, — подумать только! — теперь, когда вы уже подросли и пеленки, коклюш, ветряная оспа, скарлатина и прочие прискорбные спутники незрелого возраста остались позади, что, как вы думаете, предлагает мне эта несуразная женщина? Устроить в южных комнатах детскую для наших будущих внуков, а также помочь капитану обзавестись невестой и как можно быстрее жениться, поскольку так поступили мы. Он, видите ли, слишком часто заглядывает к Бруксу и в "Крыжовник", когда бывает в Лондоне. И вопреки всякому здравому смыслу она даже намекнула, что хотя иметь доступ в Карлтон-Хаус, может быть, и очень приятно, но вместе с тем и очень опасно для молодого человека, и ей бы хотелось, чтобы Майлз держался подальше от всех этих искушений, поскорее остепенился и вступил в брак, как это сделали мы. Как мы! О, моя бесценная, нам-то уж никоим образом не следовало вступать в брак! По всем законам сыновнего долга и общепринятой морали, я должен был бы уклониться от выполнения данного мною мисс Тео обещания (она при этом, несомненно, вышла бы замуж за кого-нибудь другого) и жениться на богатой невесте. Ваш дядюшка Джон, будучи священником, не мог вызвать меня на дуэль, бедняжка Чарли был еще в школьном возрасте, а ваш дедушка, наоборот, — был уже слишком стар, чтобы призвать меня к ответу с помощью пистолета или шпаги. Повторяю: свет еще не видывал более безрассудного брака, чем наш, и гнев наших родственников был совершенно понятен. Да для чего же в конце концов и существуют родственники, как не для того, чтобы изобличать наши ошибки и бранить нас? Ну признайтесь, мистер Джордж, вы, конечно, не преминете поссориться с Эстер, если она выйдет замуж не по вашему выбору? И вы, мисс Эстер, когда Джордж, окончив колледж, где он слывет славным забиякой, начнет самостоятельную жизнь, вы, мисс Эстер, будете, конечно, задирать свой хорошенький носик перед молодой особой, которая ему приглянется. Ну, а с тобой, моя крошка Тео, я расстаться просто не в состоянии {* Здесь на полях приписка крупным девичьим почерком: "Я и не собираюсь вас покидать". Теодозия. "И я тоже". Эстер. Судя по записям в семейной библии, обе они вышли замуж: мисс Теодозия Уорингтон — за Джозефа Клинтона, сына его преподобия Джозефа Блейка, впоследствии — директора классической школы, а мисс Эстер Мэри в 1804 году — за капитана военно-морского флота Ф. Хэндимена. — Примечание издателя.}. Ты не должна покидать твоего престарелого отца — иначе кто же будет играть ему Гайдна и колоть орехи после обеда?
