— Не зря его нарекли «маленьким волшебником».
— Вы хотите сказать, что его волшебная палочка коснулась меня и я стал тем, кем являюсь сегодня? — Он бросил на меня веселый взгляд. — Но расскажите нам про генерала Хейса, мистер Скайлер. Все-таки вы прибыли сюда прямо из логова республиканцев.
— Я знаю о нем не больше, чем написано в моих статьях, а это совсем немного.
— Мы бы предпочли отъявленного республиканского злодея вроде Блейна, — печально сказал Тилден. — Генерал Хейс производит впечатление честного человека.
— Но он не сторонник реформ, — с неизменной партийной лояльностью сказал Грин.
— Конечно. На выборах этого года будет только один кандидат, выступающий за реформы. — Тилден проглотил таблетку. — Очень любопытно, что Хейс вроде бы отрекается от генерала Гранта. Это очень умно, вы не находите? Он сказал, что ни в коем случае не будет добиваться переизбрания. Если его выберут, конечно.
— Уверена, этого не случится! — Миссис Пелтон более не могла сдерживаться. — А что сейчас происходит в Сент-Луисе?
Грин посмотрел на часы.
— Ничего. На съезде перерыв до двух. Затем, когда начнется голосование…
— Мы с мистером Картером побродим пока по юридическим лабиринтам, — сказал Тилден, вставая. Они с Картером удалились, а мы с Грином направились в отвратительное здание Капитолия и провели остаток дня в губернаторском кабинете, читая на непрерывно бегущей ленте строчки сообщений из Сент-Луиса.
Наконец вечером началось голосование. Чтобы победить, Тилдену нужно получить 492 голоса. В первом туре он набрал 404,5 голоса. Губернатор Иллинойса Хендрикс получил 140,5 голоса, еще около ста голосов распределились между пятью претендентами.
Я сидел рядом с Грином. В маленькой записной книжке он отмечал результаты голосования по штатам.
— Он победит? — В конце концов, Блейн тоже лидировал, пока голоса «любимчиков» не начали под него подкоп. То же самое могло случиться и с Тилденом.
Но Грин был спокоен.
— Он победит сейчас. Во втором туре. — Так мы просидели в изысканно обставленном кабинете до половины десятого вечера, уставившись на бумажную ленту с нескончаемым потоком цифр.
Все решилось во втором туре. Поступили первые итоги: Тилден — 508, Хендрикс — 75… И мы с Грином, вне себя от восторга, помчались на Игл-стрит, чтобы поздравить кандидата в президенты от демократической партии.
Грин хотел доставить новость первым, но кто-то уже известил губернатора. Тилден стоял в гостиной с чашкой чая в левой руке, а доброжелатели пожимали его правую руку.
Во время этой сцены я был рядом с адвокатом Картером, и он рассказал, что, когда в начале вечера они закончили работу, губернатор сказал ему: «Давайте покатаемся».
— Я спросил: «А вы не боитесь, что вас не будет дома, когда из Сент-Луиса поступят результаты?» И он ответил: «Мы узнаем результат точно в половине десятого». Это что-то сверхъестественное, не правда ли? Он сам повез меня кататься по городу, и должен сказать, я начал бояться за свою жизнь. Лощадь оказалась резвая, а губернатору хоть бы что. Он все говорил о том, что предстоит сделать следующему президенту, а я сидел, готовый в любой момент выпрыгнуть, если лощадь понесет. Когда мы вернулись и стало известно, что его кандидатуру выдвинули ровно в половине десятого, как он и предсказал, он проронил только: «Что вы говорите?!»
Комната наполнялась людьми; кто-то рассказал, что Капитолий штата сияет огнями иллюминации, играет духовой оркестр и что толпы народа хотят видеть «следующего президента». Поэтому Тилден и его окружение в нескольких экипажах отправились в Капитолий.
Я сидел напротив Тилдена, и впервые он произвел на меня внушительное впечатление. Еще за обедом я спросил его, почему он не вступил в республиканскую партию, коль скоро политически у него нет разногласий с людьми типа Брайанта и Адамса. Кто-то прервал наш разговор, и он так и не сумел мне ответить… или не захотел, подумалось мне тогда. Но сейчас, без напоминания с моей стороны, Тилден вернулся к этому предмету, хотя голос его слышался все хуже и хуже из-за нараставших звуков оркестра у входа в Капитолий.
— Я никогда не был республиканцем, мистер Скайлер, потому что джентльмены, которых вы только что упомянули, при всех своих достоинствах заинтересованы только в одном, а именно: в принятии специальных законов для сохранения своих состояний. Я знаю. Я когда-то работал на них в качестве адвоката. Я знаю также, что им неведомо сочувствие к народу этой страны, у которого нет денег и который благодаря генералу Гранту и его дружкам голоден и не имеет крыши над головой. Я всегда считал, что только как демократ, продолжающий дело Джефферсона и Джексона, а также нашего общего друга Ван Бюрена, я смогу восстановить попранную справедливость, потому что сейчас, в данный момент истории, только наша партия способна хотя бы в небольшой мере откликнуться на те идеи, которые витают в воздухе. Вот почему я хочу зажечь в большинстве нашего народа стремление к реформам. И надеюсь преуспеть в этом. Проиграть теперь было бы жестоко и просто немыслимо.
На меня сильное впечатление произвели не только его слова, но и ясность его мысли, и то, что он не забыл начатый разговор. Под звуки оркестра и приветственные крики толпы, под треск фейерверка он, только что выдвинутый кандидатом в президенты, счел возможным ответить мне, причем ответить обстоятельно и даже страстно, что было нехарактерно для этой холодной натуры.
Неужели, спрашивал я себя, в год Столетия Соединенные Штаты получили наконец великого лидера? Я почти убежден, что это так, и только если обитатели страны не окажутся еще глупее, чем они кажутся на первый взгляд, то я не вижу, каким образом Сэмюел Тилден не будет избран на волне реформ девятнадцатым президентом Соединенных Штатов Америки.
В счастливом блаженстве я провел весь июль, растворившись без остатка в ослепительном сиянии моря. Мир маленьких человечков, стремящихся к власти, кажется мне удивительно далеким. Мне снятся совершенно другие сны, посещают иные грезы среди ароматов цветущих роз и пионов и запаха соленых морских брызг.
Праздные дни набегают чередой, как атлантические волны на ньюпортский пляж цвета львиной шкуры. О, дайте мне остаться здесь навсегда, на этих восхитительных влажно-зеленых лугах (в крайнем случае — даже под ними), в тени задумчивых старых деревьев, и пусть сладкий голос Уорда Макаллистера вечно нашептывает мне очередной рецепт черепахи, которую готовит на жаровне его чернокожий слуга — или по-балтиморски, или по-трентонски (с добавлением сливок и масла).
Джейми шлет мне срочные телеграммы. Полковник Пелтон хочет, чтобы я присоединился к тилденовскому «бюро ораторов» и воодушевлял публику в маленьких городах страны. Но я сослался на нездоровье, хотя никогда не чувствовал себя лучше — в духовном смысле, конечно, а не телесном, потому что ноги мои слабеют, я чересчур тучен, а легкие сигналят, что усилие, требующееся от них, скоро окажется чрезмерным, да и что греха таить, чересчур утомительно-монотонным. Однако, примирившись с мыслью о том, что я нахожусь в заключительной фазе моей жизни, я был вполне доволен, во всяком случае до тех пор, пока сегодня некое облачко не прикрыло слегка наше золотое ньюпортское солнце.
Макаллистер пригласил нас на пикник. Это событие, которого с нетерпением ждут ньюпортцы, потому что Макаллистер не жалеет усилий, и если бы мне пришло в голову подражать стилю Фэйет Снед, известной своим читателям как Фэй, то следовало бы добавить, что это мероприятие требует много усилий, жалости к которым он не знает.
Специальный поезд в полдень отбыл из города в Бейсайд-фарм, макаллистеровское поместье, и другой поезд в 4.45 доставил нас обратно в город. Путешествие занимает ровно шесть минут, кругом царит веселое оживление, когда дамы с картин Ватто превращаются в брейгелевских женщин: каждая везет с собой какое-то блюдо, приготовленное ее поваром для пикника.
Эмма, Дениз, Джон Эпгар и я присоединились к всеобщему веселью. Таинственная Роза, сославшись на нездоровье, отсутствовала, но здесь было немало других Асторов, так что стил нисколько не пострадал. Коттедж Макаллистера представляет собою всего-навсего обычный фермерский дом, и это делает его уникальным, потому что в Ньюпорте коттедж означает особняк вроде сэнфордского дворца (построенного отцом Дениз), беломраморной копии Большого Трианона, только вдвое уменьшенной. Нас обслуживали два десятка слуг, и в этом отношении скорее уж Сент-Гратиен всего лишь коттедж. Кстати, я только что получил очаровательную, но печальную записку от принцессы Матильды. Она жалуется, что слишком многие из наших общих друзей позволили себе такую безвкусицу, как умереть. Что ж, она гневается по праву.
