Александр Агафонов-Глянцев - Записки бойца Армии теней

Закончив гимназию, я поступил на медицинский факультет Белградского университета. На первое время снял комнатушку в трущобном районе Ятаган-Мала. Казалось, начинается светлый путь обучения с приобретением твердой, благородной специальности на благо людям, путь, который избрал сам и по которому пройдет спокойная, полезная жизнь. Но вот пронеслись продавцы газет. Размахивая ими, они неистово выкрикивали: "Германия напала на Польшу... Она обвиняет Польшу в...". Я схватил газету. Как-то неясно, сбивчиво объяснялось, что в отместку за польскую диверсию, немецкие войска вошли в Польшу. На следующий день было опубликовано заявление Италии, что она- -де "остается вне войны". Великобритания и Фрнция требуют немедленного прекращения военных действий и вывода немецких войск из Польши. По радио из Берлина прорывается голос Гитлера. Говорит он быстро, сильно картавя и часто до выкриков повышая голос. В ответ - рёв многочисленной толпы, её дружные и частые восторженные возгласаы "Зиг хайль!". Это действует устрашающе. Будто огромная стая тысяч озлобленных волков гонится за тобой, вот-вот настигнет, а у тебя или совсем нет сил, или они на исходе, и ты еле-еле, на последнем дыхании, уносишь ноги...

Новые сообщения: 3-го сентября 1939-го, Великобритания объявляет ультиматум Германии. То же, несколькими часами позже, делает и Франция. В душе облегчение: теперь Германия одумается и конфликт будет ликвидирован. Нет, ультиматум не достигает цели, и Англия с Францией встают на защиту Польши. "Молодцы!" - думаем мы: - Сдержали своё слово, стали на защиту! Теперь-то они быстро обуздают зарвавшийся наглый фашизм. Ну что может какая-то там Германия против двух столь мощных держав!? Что будет дальше? Гитлер добивался "аншлюса" с Австрией, Силезии, потом Данцигского коридора. Ему во всем уступали, ублажали... Доублажались! У моих сербских друзей давно было недоверие и неприязнь к "швабам"... США объявляют о своем нейтралитете. И, действительно, какое им дело до какой-то там далекой от них Европы! Немецкие войска углубляются в Польшу. 15-го сентября, Варшава отклоняет предъявленный ей ультиматум о капитуляции, - поляки всё еще верят в действенную помощь Англии и Франции. Героический народ! Вот только непонятно: почему они не просят помощи у великого соседа? Ведь еще немного, и гитлеровцы их раздавят! И тут неожиданное сообщение: части Красной Армии тоже вступают в Польшу! Сообщают, что, мол, "по-дружески", без единого выстрела! Очевидно, Советский Союз решил-таки помочь своему слабенькому соседу. Как благородно! 19-го, чтобы избежать, как мы считали, конфронтации с мощным Советским Союзом, Гитлер умеряет свой пыл и останавивает продвижение войск. 28-го Варшава капитулирует, правительство бежит в Румынию. Туда же тянутся, не желая попасть в плен, остатки польской армии. Всё произошло так молниеносно, что большинству польских войск так и не довелось участвовать в боях. Газеты полны схем, планов военных действий, сообщений о советско-германско пакте о разделе Польши. Вот оно что! Гитлер и Сталин, выходит, заранее обо всем договорились! Национал-социализм с коммунизмом? Не предательство ли это? - В голове не укладывается! В газетах новая схема: границы некоего нового "тампонного" государства, с Варшавой в центре, разделяющего сферы соприкосновения и влияния. Военные действия прекращены, страсти утихают. Затем возникает еще ряд пактов "о взаимопомощи и ненападении" между СССР и Эстонией... и Латвией... Литвой. Прибалтийские страны предоставляют СССР опорные базы и порты на своих территориях. Но Финляндия от предложенной ей "взаимопомощи" отказывается. Мир напуган. Но тут проносится слух, что Гитлер в своей речи в Рейхстаге 6 октября предложил мир Западу. И действительно: "на Западном фронте без перемен"! Друг против друга мирно располагаются и бездействуют две фортификационные линии: линия Мажино- чудо современной техники, и незаконченная линия Зигфрида. Умудренные политиканы- сербские крестьяне- и те не способны разобраться, что к чему. А через Румынскую границу к нам, в Югославию, идут и идут большие и малые группы бывшей польской армии: они торопятся во Францию, через Грецию, через Адриатику, чтобы там влиться в "действующую против общего врага" французскую армию и с ней продолжить борьбу. Все предыдущие годы в гитлеровской Германии происходило не только наращивание военного и экономического потенциала, но и систематическая идеологическая обработка и фанатизация умов, начиная с юношества. Гитлер стал Мессией, его книга "Майн Кампф", как и предсказывал мой отец, - библией национал-социализма. Рупором его стали министр пропаганды Геббельс, а затем Геринг и Гиммлер. Базой - бюргеры, мелкие промышленники, торговцы. А над всем этим стояли крупнейшие киты - промышленные концерны. Все они нацеливают на Восток, исполненные заветной мечтой реваншизма и колониализма - "Дранг нах Остен". И вдруг... договор, мирный раздел сфер влияния! Совершенно неправдоподобно!  

Незадолго перед тем мне блеснуло счастье: "Союз студенческой молодежи" предоставил мне место в общежитии на Сеняке, окраине Белграда, на улице Косте Главинича. И вот, после занятий в лаборатории по гистологии, размещавшейся в "Старом Университете", напротив "Управы Града Београда", а проще- напротив жандармерии-"Главнячи", я отправился на новое место жительства. В комнате на втором этаже стояло семь коек. Из жильцов пока никого не было. Пристроившись у своей тумбочки, я стал перерисовывать начисто всё, что увидел в лаборатории через микроскоп, - строение клетки печени. В комнату вошел приземистый студент, видимо, старожил. Я привстал, представился: - Студент первого курса медицинского, Александр. Тот глянул на меня изучающе и, молча кивнув вместо ответа, прошел к своей койке. Продолжая мою работу и сидя спиной к комнате, я слышал, как он разделся, открыл тумбочку. "Буль-буль-буль..." - услыхал я, как что-то льется. Затем приближающиеся шаги и... бух! - стукнула передо мной, рядом с чертежлм, алюминиевая поллитровая кружка, до половины наполненная красным вином. Я обернулся: рядом, в одних трусах, стоял этот старожил с очень волосатой и широченной грудью. С полупустой бутылкой. - Пей! - не терпящим возражения тоном сказал он. Я достал свою кружку и поставил рядом. Незнакомец удовлетворенно хмыкнул и опорожнил в нее остаток бутылки. Мы чокнулись и выпили залпом. - По нашей традиции только так положено знакомиться! - изрек он поучительно: - Я - Борисевич. Но здесь меня величают "Полковником". Студент четвертого курса медицинского. Приятно, что мы - коллеги. Подрабатываю боксом, о чем говорит моя переносица. При этих словах, Полковник пальцами сперва расплющил свой нос, затем растянул его и кончиком коснулся одной, затем другой щеки. "Виртуоз!" - восхитился я. - Парень ты здоровый. Вдобавок, первокурсник. Будешь у меня "мешком". - Чем-чем? - не понял я. - Мешком! - повторил он: - Это снаряд такой, но нет денег на его приобретение, да и вешать негде. Я на тебе тренироваться буду... И тебе полезно, и мне необходимо, чтоб не терять формы. - Я же в боксе ничего не смыслю! - попробовал я увильнуть от такой не очень-то приятной перспективы. - Эт-т-то ни-че-го-о-о! - растянул Полковник: - Я тебя подучу. Совершенно бесплатно. Да еще при каждой моей победе на ринге тебе будет причитаться четверть моей премии.

Тут дверь отворилась, и в комнату ввалилась шумная ватага, - пришли постояльцы. Впереди - маленький, с огромной лысиной и длинным носом на бледном лице. Он остановился как вкопанный, начал водить носом во все направления, смешно вытягивая вверх и чуть вперед свою гусиную тощую шею: - Чую-чую-чую! Чую неповторимый запах присутствия Бахуса, да будет благословенно имя его во веки веков, аминь! - произнес он торжественно и, как ищейка, стал на цыпочках подкрадываться к моей тумбочке. Заглянув в наши пустые кружки, он с явным осуждением уставился на нас и произнес с напускным негодованием: - Нет, я вас спрашиваю: что это значит?.. Без общепризнанного "ксендза" и его благословения вы осмелились своим одиночеством осквернить величайшее таинство?! Немедленно же платить индульгенцию и приступить к покаянию! На всех законных основаниях, согласно параграфам уголовного и общественного кодекса, священнейших правил нашей кельи приказывает вам это всеми единогласно избранный ксендз, студент четвертого курса юридического факультета, любимец и последователь гениальнейшего оратора всех времен Марка Тулио Цицерона. Того Цицерона, который вежливо, но убедительно, обращаясь к сенаторам и называя их "патрес конскрипти", в речах своих - "Орацио прима, секунда, терция и кварта" - требовал изгнать хитрейшего и коварнейшего Катилину или, ну, хотя бы обезглавить его ликторами... Да будет мир праху твоему, мой великий праотец и учитель!.. Итак, я жду! Пока Ксендз произносил эту длинную и витиеватую речь, Полковник успел извлечь из своих брюк тощий кошелек и торжественно звякнуть о тумбочку металлическим динаром. Скрепя сердце, положил и я, как виновник торжества, два динара. Это вызвало всеобщее одобрение, и каждый внес свою лепту. Я, как новичок, а следовательно, неопытный, был оставлен в комнате вместе с предусмотрительно ранее раздевшимся Полковником: ждать, пока тот натянет одежду, буйная ватага отказалась: - Сами справимся! - и за ними захлопнулась дверь.