Так что же происходит? Чем отец занимается?
Вчера я упомянула, будто он дни напролет сидит над детективами. Глупость, конечно! Мисс Марси редко приносит больше двух книг в неделю (хотя время от времени он действительно перечитывает одно и то же; странно, правда?). Детективами отец не ограничивается. Все ценные книги мы продали (как же я по ним скучаю!), но осталась куча других — например, старая энциклопедия «Британника» (неполная). Читает он ее, переходя по перекрестным ссылкам, для него это вроде игры. Еще отец много думает: стучу иногда к нему в караульню, стучу — нет ответа; вхожу — а он сидит, неподвижно глядя в пространство. В хорошую погоду отец часто подолгу гуляет, только последние несколько месяцев почти не выходил. С лондонскими друзьями отношения давно разорваны. Здесь он подружился лишь с викарием. Вот кто чудеснейший человек! Неженат, за домом следит пожилая экономка.
Хотя, если подумать, минувшей зимой отец и викария избегал.
Из-за отцовской нелюдимости познакомиться с местными жителями нам толком не удалось — да знакомиться и не с кем. Деревня симпатичная, совсем крошечная: церковь, дом викария, небольшая школа, гостиница, магазин (по совместительству почта) и горстка домиков. Впрочем, много людей приходит из близлежащих селений и ферм на службы в церковь.
Название у деревни самое неподходящее — Год-сенд[3]. Так исказили древнее название Годис-Енд, данное в честь норманнского рыцаря Этьена де Годиса, основателя замка Вильмотт. Наш замок, над которым построен дом, тоже носит имя Годсенд, но его возвели уже потомки де Годиса.
Откуда взялось название Вильмотт, неизвестно. Оно относится не только к башне, но и к насыпи. «Виль»[4] наводит на мысли о французском языке. Однако викарий уверен, что речь о Виле, финикийском боге солнца: насыпь буквально создана для ритуальных костров в праздник летнего солнцестояния. Норманны, по его мнению, потом просто ею воспользовались. Отец в теорию с богом не верит, так как финикийцы поклонялись не солнцу, а звездам.
Только мне все равно: на такой прекрасной насыпи одно удовольствие поклоняться что солнцу, что звездам. Я и сама провожу там священные обряды.
Хотела скопировать в дневник доклад о замках, который готовила для школьного исторического общества, но он невероятно длинный, да еще написан витиевато (как в школе стерпели это занудство?). Придется упростить и укоротить.
ЗАМКИ
В ранненорманнский период основу укреплений составляли рвы, насыпи и палисады, за которыми располагались деревянные жилища. Иногда к ним примыкал искусственный земляной холм (мотт) — для наблюдения. Затем появились огромные квадратные башни из
камня (цитадели). Вскоре выяснилось, что углы башен можно подрывать (то есть подкапывать — никакой взрывчатки, конечно), поэтому их начали строить круглыми, как Вильмотт.
Еще позже башни-цитадели опоясали высоким каменным забором — куртиной. Двор обычно представлял собой четырехугольник с выступающими башнями по углам, у ворот и в середине каждой стены: с таких башен открывался хороший обзор, и защитники успевали вовремя отогнать врагов, пытавшихся сделать подкоп или взобраться наверх. Впрочем, у противников в запасе было немало иных полезных штуковин для осады замка. Например, катапультами они забрасывали во двор огромные валуны и дохлых лошадей, что вносило смятение в ряды осажденных.
В конце концов, кто-то придумал окружить куртину рвом. А вырыть ров можно лишь вокруг замка, стоящего на равнине. К моменту строительства замка Годсенд возведенная на насыпи башня-цитадель Вильмотт явно устарела. Постепенно устарели и замки…
Крепостную стену нашего замка с двух сторон (и немножко с третьей) разрушили круглоголовые Кромвеля. Род де Годиса оборвался еще раньше; по женской линии оба замка отошли семейству Коттон из Скоутни. На руинах новые хозяева построили вдовий флигель, а затем отдали его под ферму. Теперь дом ни то, ни другое — просто жилище разоренных Мортмейнов.
Где же достать денег? Ведь у нас наверняка довольно ума, чтобы заработать хоть горстку пенсов… или выйти замуж. Имею в виду Роуз, конечно. Мне что брак, что могила — одинаково соблазнительны. Да и какая из меня мать семейства? Вот бы Роуз встретить хорошего мужчину. Только где?
Раньше мы каждый год ездили в Челси к тетушке отца; большая поклонница искусства, она постоянно собирает у себя художников. В ее величественном особняке с прудом и лилиями отец и встретил Топаз. Тетушка Миллисента не простила ему этот брак, поэтому в гости нас больше не зовет. Обидно! Значит, с мужчинами нам никогда не познакомиться. Даже с художниками… Господи! Похоже, я падаю духом.
Пока записывала воспоминания, почти физически перенеслась в прошлое: как наяву, видела золотое сияние осени, серебряный блеск весны, странный, волнующий серый отсвет былых веков… И снова возвращение с небес на землю. В чердачное окно барабанит дождь, с лестницы тянет ледяной сквозняк; Аб удрал вниз, живот начинает подмерзать.
Ну и ливень! Косые струи занавешивают Вильмотт, точно вуаль. Башня прекрасна в любую погоду — хоть в пасмурную, хоть в солнечную. Жаль, что сейчас не день летнего солнцестояния, а то бы развела на насыпи костер.
В емкости, забулькало: Стивен закачивает воду. Сегодня же моя очередь принимать ванну! Какое счастье! Раз Стивен в кухне, значит, пора пить чай. Пожалуй, спущусь. Буду со всеми внимательна и добра. Благородные поступки и горячая ванна — лучшее лекарство от хандры.
IV
Кто бы подумал, чем закончится вчерашний вечер! У нас событие!
Мне не терпится пустить воображение вскачь и пофантазировать о будущем. К сожалению, как я заметила, стоит размечтаться — и тогда точно ничего не сбудется, поэтому сдерживаюсь. Чем подстегивать смелые надежды, лучше, упиваясь тихим ликованием, описать вечер с самого начала. Теперь каждый его миг кажется мне волнующим.
Я укрылась в сарае (вообще-то мы сдали его мистеру Стеббинсу, но денег за аренду давно не получаем, потому что изрядно задолжали фермеру за молоко и масло). После вчерашнего Роуз и Топаз затеяли в гостиной весеннюю генеральную уборку. Обе так веселы! Когда я от них улизнула, сестра звонко напевала «Остров Капри», а мачеха грудным голосом выводила песню шанти «Сбей его с ног». Утро тоже выдалось радостным, солнечным и довольно теплым, хотя деревня еще почти по окна в воде.
Сижу на огромном ворохе соломы; для света приотворила небольшую квадратную дверцу под крышей. Вдалеке за стерней, за пашней, за мокрой озимой пшеницей виднеется деревня; воздух тих и неподвижен, над трубами ровными столбиками поднимается дым. Мир вокруг чистый, свежий, бледно-золотой; природа будто застыла в предвкушении лучших дней.
Вчера, спустившись с чердака, я обнаружила, что Роуз и Топаз перекрасили все попавшееся под руку. Даже полотенце с тряпкой для мытья посуды! Процесс увлек и меня, стоило только окунуть носовой платок в жестяную ванну с зеленой краской. Чувствуешь себя сродни Богу, когда по твоей воле меняется цвет вещей. То же я проделала с обеими ночными сорочками. Потом мы дружно взялись за простыни, но с ними пришлось столько возиться, что наш пыл поугас. К чаю пришел отец и в ужасе уставился на свой желтый (прежде) кардиган. Новый цвет старого мха ему жутко не понравился. А наши перепачканные зеленым руки он назвал отвратительными.
Кстати, в доме появилось настоящее масло! Мистер Стеббинс угостил Стивена, когда тот ходил договариваться по поводу работы на ферме, а миссис Стеббинс передала еще и соты (сегодня у Стивена первый рабочий день). Яства были поставлены напротив моего места, поэтому за столом я чувствовала себя хозяйкой. Даже у миллионеров наверняка нет к чаю ничего лучше свежего хлеба, настоящего масла и меда.
Ну и ливень хлестал во время ужина! Жуть. Не люблю разгула стихий. Не потому, что страшно, — просто воображаю, как треплет ветром и заливает грязью несчастную деревню, а потом мне начинает казаться, будто треплет ветром и заливает грязью меня. Роуз же, напротив, словно подбадривает непогоду: то гром бы ей мощнее грохнул, то молния бы ярче сверкнула…
Выглянув за дверь, сестра сообщила, что сад полностью затоплен.
— А дорожка станет рекой, — удовлетворенно добавила она, даже не вспомнив, что бедняге Томасу там через час ехать на велосипеде. (Он задержался в школе на дополнительную лекцию.)
— Какое простодушное восхищение природными катаклизмами! — хмыкнул отец. — Напомню для полной радости, что в крыше вот-вот откроются шесть великолепных течей.
В кухне Стивен уже подставил ведро под струйку воды. Я сказала, что на чердаке давно закапало в двух местах, но не стоит беспокоиться: ведра на месте. Стивен отправился проверить, не набрались ли они до краев, а вернувшись, сообщил о четырех новых протечках. Ведра у нас закончились, пришлось взять три кастрюли и супницу.
