Салустри пожал плечами и молчал с минуту или две. Затем добавил с яркой улыбкой:
«И все же, друг, было бы намного лучше, если бы то дело закончилось за кофе с коньяком. Лично я предпочел бы уложить человека наповал эпиграммой, чем свинцовой пулей! Кстати, вы помните наш разговор о Каине и Авеле той ночью?»
«Отлично помню».
«Я с тех пор задумался, – продолжал он наполовину весело, наполовину серьезно, – была ли истинная причина их ссоры описана верно. Я бы вовсе не удивился, если бы однажды некий ученый отыскал папирус, содержащий недостающие страницы Священного Писания, которые бы объяснили причину первого кровопролития любовным треугольником. Вероятно, в те дни жили лесные нимфы, как мы считаем, бывшие гигантами, и некая аппетитная Дриада смогла довести двоих первых братьев до отчаяния своими чарами! Что вы на это скажете?»
«Это более чем вероятно, – отвечал я легкомысленно. – Создайте поэму из этого, Салустри; люди скажут, что вы улучшили сюжет Библии!»
И я ушел от него с веселым жестом, чтобы присоединиться к другим группам и принять участие в различных танцах, которые теперь следовали один за другим. Ужин был назначен на полночь. При первой же возможности я поглядел на часы: без четверти одиннадцать! Мое сердце быстро забилось, кровь рванулась к вискам и зашумела в ушах. Час, которого я так долго и страстно ждал, настал! Наконец! Наконец! Наконец!
Медленным нетвердым шагом я приблизился к своей жене. Она отдыхала после энергичного танца, лениво откинувшись на низком бархатном стуле, и весело болтала с тем самым принцем де Маджано, чье сладкое приветствие частично испортило подающую надежды натуру самой молодой девочки в зале. Извинившись за прерванный разговор, я понизил голос до убедительной нежности, когда обращался к ней:
«Моя дорогая супруга! Позвольте мне напомнить о вашем обещании».
Каким сияющим взглядом она одарила меня тогда!
«Я горю нетерпением выполнить его! Скажите же мне, когда и как?»
«Практически немедленно. Вы запомнили тот небольшой коридор, через который мы вошли в отель этим утром по возвращении из церкви?»
«Отлично запомнила».
«Что ж, встречаемся там через тридцать минут. Нас не должны видеть, когда мы будем выходить. Но, – и я прикоснулся к ее прекрасному платью, – вы же наденете что-нибудь теплее этого?»
«У меня есть длинный соболиный плащ, который подойдет, – ответила она радостно. – Мы же недалеко идем?»
«Нет, недалеко».
«И мы, конечно, не опоздаем к ужину?»
Я покачал головой.
«Естественно!»
Ее глаза заплясали весельем.
«Как это романтично! Прогулка под луной с вами будет очаровательна! И кто же теперь не сентиментальный жених? Луна сегодня светит ярко?»
«Надеюсь».
«Прекрасно! – и она сладко рассмеялась. – Жду не дождусь путешествия! Через двадцать минут я буду вместе с вами в условленном месте, Чезаре, а пока маркиз Гуалдро просит меня на мазурку».
И она повернулась со своей чарующей грацией к маркизу, который в тот момент вышел ей навстречу с учтивым поклоном и завораживающей улыбкой, а я смотрел, как они скользили вперед вместе в первом пассаже элегантного польского танца, в котором все красивые женщины кажутся еще прекраснее.
Затем, проглотив проклятие, которое уже готово было сорваться с губ, я поспешил прочь. Я мчался к своей комнате с лихорадочной поспешностью, горя нетерпением избавиться от маски, которую я так долго носил.
Через несколько минут я стоял перед своим зеркалом, приняв свой прежний облик, насколько это было возможно. Я уже ничего не мог поделать с белоснежной сединой моих волос, но несколько быстрых движений бритвой вскоре избавили меня от бороды, которая придавала мне такой престарелый вид, оставив лишь слегка завивающиеся в уголках рта усы, какие я носил в прежние дни. Я снял темные очки, и мои яркие глаза, окаймленные длинными ресницами, которые всегда были моей отличительной чертой, засияли со всем блеском сильной и энергичной молодости. Я выпрямился во весь рост, сжал кулаки и почувствовал их железную силу и тогда рассмеялся вслух с торжествующей радостью от моей несокрушимой мужественности. Я вспомнил слова еврея-старьевщика: «Вы могли бы легко убить кого угодно». Ах, так и было! Даже без помощи тонкой стали миланского кинжала, который я теперь вытащил из ножен и внимательно осматривал, осторожно касаясь края лезвия от рукоятки до кончика. Взять ли его с собой? Я раздумывал. Да! Он может мне пригодиться! И я осторожно спрятал его в карман жилета.
А теперь – доказательства! Я держал их все наготове и теперь быстро собрал вместе. Сперва вещи, которые были захоронены вместе со мной: золотая цепь, на которой висел медальон с портретом моей жены и дочери, бумажник и визитница, которую сама Нина мне подарила, распятие монаха, лежавшее на моей груди в гробу. Мысль о том гробе заставила меня жестоко улыбнуться – эта разломанная сырая и гниющая деревяшка вскоре заговорит сама за себя. И наконец я взял письма, присланные мне маркизом де Авенкортом, – страстные любовные послания, которые она писала Гуидо Феррари в Рим.
Все ли это? Я полностью обыскал обе свои комнаты, роясь в каждом углу. Я уничтожил все, что могло дать хоть малейший ключ к разгадке моих действий; я не оставил ничего, кроме мебели и мелких ценностей, в качестве достойного подарка владельцу отеля.
Я еще раз оглядел себя в зеркале. Да, я снова превратился в Фабио Романи, не считая седых волос; никто из тех, кто когда-либо знал меня близко, не смог бы теперь сомневаться в моей личности. Я переменил вечерний фрак на грубый повседневный костюм и поверх него накинул длинную альмавиву, закрывшую меня с головы до ног. Я натянул ее повыше, скрыв подбородок, и надвинул шляпу почти на самые глаза. Ничего необычного не было в таком обличье, который был весьма распространен среди неаполитанцев, научившихся не бояться холодных ночных ветров, что дули с высоких Апеннин ранней весной. Одевшись таким образом, я знал, что мое лицо будет практически скрыто от нее, тем более, что место нашей встречи представляло собой длинный темный холл, освещенный единственной масляной лампой; это был коридор, который вел в сад, использовался только в частных целях и не имел сообщения с главным входом в отель.
В этот холл я теперь и поспешил торопливым шагом; здесь было пустынно, а она еще не появилась. Я нетерпеливо ждал, и минуты превращались для меня в часы! Звуки музыки долетали до меня из отдаленного бального зала – мечтательный качающийся темп Венского вальса. Я почти мог слышать летящие шаги танцующих. Меня никто не смог бы заметить на том месте, где я стоял: слуги занимались приготовлением грандиозного свадебного ужина, и все постояльцы отеля были поглощены зрелищем яркого и неповторимого празднества этой ночи.
А вдруг она так и не придет? Предположим, что в конце концов она сбежит от меня! Я затрепетал от этой мысли, а затем отбросил ее прочь, улыбнувшись собственной глупости. Нет, ее наказание было справедливым, и в ее случае Судьба была неумолима. Так я думал и чувствовал. Я лихорадочно шагал из стороны в сторону, считая гулкие удары собственного сердца. Ну где же она? Ах! Наконец-то! До меня долетел звук шуршащего платья и легких шагов, аромат тонких духов поплыл по воздуху, словно запах упавших апельсиновых бутонов. Я повернулся и увидел приближавшуюся жену. Она бежала ко мне быстро, изящно и так же нетерпеливо, как ребенок, ее тяжелый плащ из дорогих российских соболей спускался с плеч и приоткрывал блестящее платье, темный мех воротника еще более оттенял красоту ее раскрасневшегося лица, так что оно стало похожим на личико ангела Корреджио, обрамленного черным деревом и бархатом. Она смеялась, и ее глаза вызывающе сверкали.
«Я заставила вас ждать, мой дорогой?» – прошептала она и, встав на мыски, поцеловала мою руку, которой я держал свой плащ обернутым вокруг меня: «Каким высоким вы кажетесь в этой альмавиве! Мне очень жаль, что я слегка опоздала, но этот последний вальс был таким прекрасным, что я не смогла устоять; я лишь мечтала, чтобы вы танцевали со мной».
«Вы мне льстите, – сказал я, беря ее одной рукой за талию и уводя к открытой в сад двери. – Скажите мне, как вам удалось ускользнуть из бального зала?»
«Ох, легко. Я сбежала от своего партнера в конце вальса, обещав ему вскоре вернуться. Затем я сбегала наверх в мою комнату, взяла плащ – и вот я здесь».
И она снова рассмеялась. Очевидно, настроение у нее было превосходное.
«Вы были очень добры, согласившись отправиться со мной, моя красавица, – пробормотал я как можно слаще, – как любезно с вашей стороны принять участие в моей затее. Вы видели свою служанку? Она не знает, куда вы ушли?»
«Она? О нет, ее даже не было в моей комнате. Она такая кокетка, знаете ли, предполагаю, что она развлекается с официантами на кухне. Бедняжка! Надеюсь, ей это нравится!»
