Сержант был пьян, но не настолько, чтобы не понять, что попал в переплет; не настолько пьян, чтобы Лу не мог вдоволь над ним потешиться в эту ночь, под этим изумительным пустынным ноябрьским небом. Немного погодя сержант обсудил с Лу условия мирного соглашения, и условия эти были жесткие. Лу потребовал от сержанта, чтобы отныне - никаких глупостей; никаких нарядов вне очереди - ни для него, ни для Доминика Тоска, ни для Виктора Тоска, ни для Весли Джексона.
- Весли Джексона? - повторил Какалокович. - А он тут при чем?
- Не твоя забота, - отрезал Лу. - Просто запомни, что он включен в сделку, и все тут.
- Ладно, - сказал Какалокович, и вот так я вдруг узнал, что отныне меня ожидают либо лучшие дни, либо еще худшие беды. Если вдруг сержант все позабудет к утру, когда протрезвится, или, наоборот, все припомнит и решит поквитаться с Лу, да и с нами тоже - что тут поделаешь? Пропадешь. Но я никак не предполагал, что Лу так здорово знает дело.
- Что у тебя есть при себе? - спросил Лу. - Чтобы закрепить договор, законный и нерушимый.
- Законный и нерушимый, - повторил Какалокович.
- Да ну, поживей, - сказал Лу. - Что у тебя в карманах? Выкладывай все.
Какалокович выложил все, что было у него в карманах, а Лу тщательно все осмотрел и отобрал бланки удостоверений, номерки и всякие другие предметы, необходимые для выполнения обязанностей сержанта, и рассовал их по своим собственным карманам. Так как Лу забрал все, кроме денег, хлама набралось порядочно.
- Утром я отдам тебе то, что мне не понадобится, - сказал Лу. - Сделаю так, что никто не увидит. А сейчас я провожу тебя домой и уложу в постельку, но наперед, гляди, будь миленьким со мной, и с Домиником, и Виктором Тоска, и с Весли Джексоном - понял?
- Есть, - сказал Какалокович.
- Так будь же паинькой, и все сойдет гладко, - продолжал Лу. - Я с тобой по-хорошему, и ты по-хорошему с нами. Нас всего четверо. Нам могут понадобиться увольнительные вне очереди и прочие мелкие поблажки. Мы будем вести себя примерно, так что ты всегда сможешь сказать, что наградил нас за отличное поведение, на случай, если кто начнет совать свой нос, - понятно?
- Есть.
- И благодари бога, что я тебя не убил, - сказал Лу. - Ты и представить себе не можешь, как я был близок к этому. По виду ты сущий немецкий шпион.
- Польский - поправил Какалокович.
Лу отдал мне винтовку.
- Я скоро вернусь, - сказал он.
- Ну, пошли, - обратился Лу к сержанту. - Ты едва на ногах стоишь. Держись за меня. Я отведу тебя домой.
Лу уволок сержанта, и я еще долго слышал, как он его пилит и пилит за то, что тот напился пьян, и мне было жалко беднягу, хоть он и сержант.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Весли Джексон гадает на звездах и узнает свою судьбу
Я смотрел, как они удаляются по направлению к казармам. Лу помогал сержанту держаться на ногах. Удивительно, думал я, но что тут было удивительного - не мог понять. Может быть, то, что сержант сказал Лу, когда они тронулись в путь.
- Потише иди, - сказал он. - Я ранен.
- Ничего ты не ранен, - возразил Лу. - Ты просто пьян.
- Нет, ранен, - повторил сержант. - У меня кровь идет.
Странные вещи говорят иногда пьяные люди. Я это знаю по своему отцу. Иной раз и половины не поймешь из того, что он болтает, когда напьется, но я-то знал, что все это не так глупо, как кажется. Какалокович ранен не был, и кровь у него не шла, но я понял, что он хочет сказать, и, видно, Лу тоже понял, потому что убавил шаг. Сначала Лу обращался с сержантом так, будто очень зол на него и не хочет зря время терять на человека, который так нализался, что не может идти прямо и еле ворочает языком, но я понимал, что это он так, шутки ради.
Скоро они скрылись из виду, и я остался один. Я ничего не имею против одиночества, но тут, сказать по правде, малость оробел. Я обошел разок вокруг участка, надеясь, что мне никто не попадется и не нужно будет никого окликать, так как мне это очень не нравилось. Пускай меня окликают, пожалуйста, но сам я окликать других не любил.
Я припоминал наставления, которые нам всегда давали, когда мы готовились идти в караул, а сам все глядел в небо, на звезды, и грезил о том счастливце на воле.
Наставления бывали всегда одни и те же - во всяком случае, по смыслу.
"Помните, солдаты. Это очень серьезно. Вы идете туда не для потехи и не в наказание. Нести караульную службу - это честь, которой каждый солдат нашей доблестной армии должен гордиться. Это также большая ответственность. Вы идете туда, чтобы защищать свою страну от врага. Окликайте проходящих ясным и громким командным голосом. Если первый ваш оклик останется без ответа, окликайте вторично. Если не подействует вторичный ваш оклик и вы решите, что дело не чисто, - стреляйте, и стреляйте насмерть! Вы исполните свой долг - все равно, кого бы вы ни убили: майора, полковника или генерала. Если же вы увидите, что нет ничего подозрительного - допустим, вам ясно, что это пьяный, или вы узнали человека в лицо и уверены, что все в порядке, можете не стрелять, по вашему усмотрению. Но не рискуйте. Враг - в наших рядах. Он может напялить американскую форму, вам может показаться, что вы его узнаете, но не будьте глупцами, не рискуйте - это может стоить вам жизни. Если вторичный ваш оклик останется без ответа, стрелять - это не только ваше право, это ваш долг".
Не нравились мне такие наставления. Несколько человек было убито, но ни один из них не оказался врагом. По большей части это были солдаты. Сколько раз слыхали мы о том, как часовые стреляют в невинных людей. Большинство рассказов приходило из других лагерей, но однажды ночью наш солдат подстрелил парнишку из соседней роты. Этот парень умер прежде, чем ему успели оказать помощь, а солдату, который в него стрелял, дали отпуск домой, чтобы он мог прийти в себя после потрясения. К нам он уже не вернулся. Его перевели в другой гарнизон, где никто не знал, что он убил человека из американской армии.
Я уже трижды обошел свой участок. Много разных мыслей промелькнуло у меня в голове, потом я замурлыкал какую-то мелодию, но не мог никак вспомнить, что это за песня и где я ее слышал. И вдруг сразу вспомнил, потому что всплыли в памяти слова: "Скажи, браток, куда нас гонят?" Это была папина песенка еще с прошлой войны.
После этого я стал думать, о чем это Лу хотел со мной поговорить. Потом откуда ни возьмись появилась какая-то собачонка и увязалась за мной. Я ей очень обрадовался. Кругом было тихо-тихо, я слышал только свои собственные шаги, а собачонки и вовсе не было слышно. Я разок остановился, хотел с ней поговорить, хотя это и было против устава.
- Алло, приятель, - сказал я, но собачонка пустилась наутек. Немного отбежав, она остановилась и потихоньку снова приблизилась. Видно, не совсем была во мне уверена. Такие дворняжки встречаются повсюду, где стоят войсковые части.
Тут мне ужасно захотелось курить, но это тоже запрещалось уставом, так что я сперва воздержался. Однако вскоре я почувстовал себя таким несчастным, что решил рискнуть, взял в рот сигарету, зажег, закурил, и сразу стало легче. В точности, как говорил Джо Фоксхол. Я пробыл на посту всего тридцать пять минут, а казалось - гораздо больше.
Я решил придумать какую-нибудь игру, чтобы время шло побыстрее, и сказал себе:
"Отсюда до поворота ровно сто тридцать три шага", - и начал считать. Но я ошибся. Шагов оказалось сто пятьдесят четыре.
Тогда я сказал: "Если я угадаю с точностью до десяти, сколько шагов от одного конца участка до другого, тогда... Ну тогда война завтра кончится".
Но это было слишком уж глупо, и я решил сделать иначе.
"Нет, - сказал я, - если я угадаю, мне никого не придется окликать за все время, я спокойно вернусь в караулку, увижусь с Джо Фоксхолом и порадуюсь, что половина дежурства позади, и, может быть, вместо того чтобы спать, мы посидим рядком, покурим и поболтаем".
Но я тут же сообразил, что увижусь с Джо Фоксхолом в караулке так или иначе и мы все равно посидим, покурим и поболтаем. Так гадать неинтересно.
И тогда я сказал: "Если я угадаю расстояние с точностью до десяти шагов, значит, у отца все в порядке. Он избавился от того ужасного настроения, какое у него было, когда он ушел из дому, и теперь благополучно живет где-нибудь в меблированных комнатах".
Но и это меня не вполне удовлетворило, хотя я от души пожелал, чтобы у отца все было в порядке. И вот что я загадал: "Прежде чем война кончится, я встречу девушку себе по нраву - мою девушку, мою невесту, мою жену. Мы повстречаемся, полюбим друг друга, поселимся где-нибудь - и что нам до того, как люди всего мира разделаются друг с другом".
Тем временем я прошел вдоль всего участка и не успел загадать, сколько там шагов; теперь я шел поперек участка, а это было слишком уж короткое расстояние, чтобы из-за него волноваться; слишком легкое для угадывания, как я считал; поэтому я подождал, пока пройду этот кусок, и уже готов был свернуть, чтобы идти опять вдоль.
Перед самым поворотом я сказал:
