Кэтрин (обнимая ее). Да, дорогая, да! Ты, должно быть, смотрела в туман.
Элен (охваченная странным спокойствием). Он умер.
Кэтрин. Это был только сон.
Элен. Ты не слышала этого плача. (Прислушивается.) Стивен пришел. Прости меня, Кэт. Не надо было тебя расстраивать, но я не могла удержаться и пришла! (Уходит.)
Кэтрин, которой передалось ее волнение, лихорадочно бросается к окну,
открывает его и высовывается наружу.
Входит Мор.
Мор. Кэт! (Увидев в окне ее фигуру, быстро идет к ней.)
Кэтрин. Здравствуй. (Она уже справилась с волнением.)
Мор. Дай мне взглянуть на тебя! (Увлекает ее от окна ближе к свечам и долго смотрит на нее.) Что ты сделала со своими волосами?
Кэтрин. Ничего.
Мор. Они сегодня какие-то необыкновенные. (Жадно берет их и погружает в них лицо.)
Кэтрин (откидывая волосы). Что же ты ничего не говоришь?
Мор. Наконец-то я с тобой!
Кэтрин (показывая на комнату Олив). Шш!
Мор. Как она?
Кэтрин. Хорошо.
Мор. А ты?
Кэтрин пожимает плечами.
Полтора месяца!
Кэтрин. Зачем ты вернулся?
Мор. Зачем?!
Кэтрин. Послезавтра ты начнешь все сначала. Стоило ли приезжать?
Мор. Кэт!
Кэтрин. Так мне будет еще труднее, только и всего.
Мор (удивленно смотрит на нее). Что с тобой случилось?
Кэтрин. Нелегко полтора месяца подряд сидеть к читать о твоих выступлениях.
Мор. Забудь об этом сегодня. (Касается ее.) Вот что чувствует путник, когда выходит из пустыни к... воде!
Кэтрин (внезапно замечая запекшуюся кровь у него на лбу). Что у тебя со лбом? Он рассечен!
Мор. Царапина!
Кэтрин. Дай я промою!
Мор. Не надо, дорогая! Это пустяки.
Кэтрин (отворачиваясь). Элен только что рассказывала мне свой сон... о смерти Хьюберта.
Мор. Бедная девочка!
Кэтрин. Видеть ужасные сны, и ждать, и прятаться от людей - больше ничего не оставалось делать. Ничего, Стивен, ничего!
Мор. Прятаться? Из-за меня)
Кэтрин кивает.
(С жестом отчаяния.) Так, так... По твоим письмам мне казалось, что ты начинаешь понимать... Кэт! Ты сегодня так хороша! (Вдруг видит, что она плачет, и быстро идет к ней.) Дорогая, не плачь! Видит бог, я не хочу портить тебе жизнь. Хочешь, я уйду?
Она отшатывается от него, а он, пристально взглянув на нее, садится к туалету и начинает перебирать щетки и другие туалетные принадлежности,
пытаясь найти нужные слова.
Никогда не надо загадывать наперед. После всего того, что на меня обрушилось... я думал, что сегодня... будет опять лето... и я думал, что будешь ты... и что...
Пока он говорит, Кэтрин неслышно подходит к нему. Она внезапно падает около него на колени и окутывает его руку своими волосами. Он оборачивается и
сжимает ее в объятиях.
Кэт!
Кэтрин. Да! Но... завтра все начнется сначала. Ах, Стивен! Сколько... сколько еще времени мне разрываться надвое? (Откидываясь назад в его объятиях). Я не могу так больше, не могу!
Мор. Моя любимая!
Кэтрин. Откажись от всего этого! Ради меня! Откажись! (Теснее прижимаясь к нему.) И я буду с тобой... и...
Мор. Боже мой!
Кэтрин. Все будет... если... если...
Мор (в ужасе). Как, ты ставишь мне условие? Предлагаешь мне сделку? Ради бога, Кэт!
Кэтрин. Ради бога, Стивен!
Мор. Ты! Даже ты!
Кэтрин. Стивен!
На мгновение Мор самозабвенно сдается в плен, но затем отшатывается.
Мор. Пойти на сделку! Продать душу! (Освобождается из ее объятий, встает и стоит молча, пристально глядя на нее и вытирая пот со лба.)
Кэтрин еще несколько секунд остается стоять на коленях, глядя на него и не понимая, что произошло. Потом ее голова поникает, она тоже встает и стоит поодаль от него, плотно запахнувшись в халат. Как будто на них обоих повеяло ледяным холодом и смертельным стыдом. Неожиданно Мор поворачивается и, не оглядываясь, еле-еле волоча ноги, уходит из комнаты. Когда он ушел, Кэтрин падает на колени и застывает в неподвижности, окутанная своими волосами.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
На следующий день в столовой Мора. Сумерки. Окна закрыты, но портьеры не
задернуты. Стил сидит за бюро и пишет письмо под диктовку Мора.
Стил (перечитывает письмо). "Затруднения, конечно, возникнут. Но если городские власти в последний момент запретят нам воспользоваться залом, мы проведем митинг на улице. Пусть объявления будут расклеены, слушатели так или иначе соберутся..."
Мор. Да, в этом можно не сомневаться.
Стил. "Искренне ваш..." Я подписался за вас.
Мор кивает головой.
(Прикладывает пресс-папье и кладет письмо в конверт.) Вы знаете, что все слуги заявили об уходе, за исключением Генри.
Мор. Бедный Генри!
Стил. Отчасти это нервы, конечно... ведь два раза били окна, но отчасти это...
Мор. Патриотизм! Совершенно верно! В следующий раз они сами будут бить здесь окна! Да, кстати... Завтра у вас начинается отпуск, Стил.
Стил. О нет!
Мор. Дорогой мой, да! Вчерашним вечером кончилось для вас это адское испытание. Я искренне жалею, что впутал вас в это дело.
Стил. Кто-то должен выполнять работу. Вы уже и так еле живы.
Мор. Ну, у меня еще хватит пороху!
Стил. Все равно бросьте, сэр. Силы слишком неравны. Чего ради вы будете изводить себя?
Мор. Бороться до конца, зная, что ты должен потерпеть поражение, разве ради этого не стоит продолжать?
Стил. Ну, тогда я не уйду.
Мор. Это мой ад, Стил. А вам нечего в нем больше поджариваться. Поверьте мне, большое утешение - сознавать, что если ты и доставляешь страдания, то только себе.
Стил. Я не могу оставить вас, сэр.
Мор. Дорогой мой, вы просто молодец, но поймите: только чудом с нами до сих пор ничего не стряслось, и больше я не могу нести за вас ответственность. Передайте-ка мне переписку о завтрашнем митинге.
Стил вынимает из кармана какие-то бумаги, но не передает их Мору.
Ну, давайте же! (Протягивает руку за бумагами. Так как Стил все еще отодвигается назад, говорит более резким тоном.) Дайте сюда, Стил!
Стил отдает их.
Ну вот, теперь все. Понятно?
Они стоят, глядя друг на друга; затем Стил, удрученный и расстроенный, поворачивается и выходит из комнаты. Мор, который наблюдал за ним с горькой улыбкой, кладет бумаги в портфель. Когда он закрывает бюро, входит лакей Генри и докладывает: "Мистер Мендип, сэр!" Входит Meндип, и лакей удаляется.
Мор оборачивается к гостю, но не протягивает руки.
Мендип (берет Мора за руку). Позволь мне поговорить с тобой серьезно, мой друг. Миссис Мор сказала мне, что сегодня ты будешь дома. Ты слышал?
Мор. О чем?
Мендип. Мы одержали победу.
Мор. Слава богу!
Мендип. Ага! Значит, ты все-таки живой человек.
Мор. Конечно!
Mендип. Совлеки с себя одеяние мученика, Стивен. Ты просто издеваешься над человеческой природой!
Мор. Итак, даже ты защищаешь толпу!
Мендип. Дорогой мой, ты выступаешь против самого сильного стадного инстинкта в мире. Чего ты ожидаешь? Что первый встречный окажется Дон-Кихотом? Что его любовь к родине выразится в философском альтруизме? Чего ты, черт возьми, ожидаешь? Человек - существо очень примитивное, а толпа есть не что иное, как сгусток всего, что типично для примитивных существ.
Мор. Неверно! Толпа - это сгусток грязи с улиц и рынков, собравшейся в один поток... Их слепой завывающий "патриотизм" - разве это чувствует каждый отдельный человек вот здесь? (Притрагивается к своей груди.) Нет!
Mендип. Ты думаешь, что люди уже переросли инстинкты, но это не так. Они знают одно: что кто-то покушается на некое подобие их самих, которое они привыкли называть Англией. Их что-то захватывает, кудато несет, и они уже ничего не соображают.
Мор. Англия когда-то была страной свободы слова. Страной, где от каждого ждали, что он будет твердо отстаивать свою веру.
Mендип. Ты слишком многого хочешь от человеческой природы, Стивен.
Мор. Значит, если на тебя ополчилось большинство, нужно сложить оружие? Таков по-прежнему твой совет, не так ли?
Mендип. Мой совет: уезжай из города немедленно! Поток, о котором ты говоришь, хлынет, едва только весть о победе распространится. Прошу тебя, мой дорогой, не оставайся здесь!
Мор. Спасибо! Я позабочусь о том, чтобы отправить Кэтрин и Олив.
Мендип. Уезжай с ними! Если твое дело проиграно, нет никаких оснований к тому, чтобы погибал и ты.
Мор. Есть некоторое утешение в том, что не спасаешься бегством. А мне утешение нужно.
Мендип. Это плохо, Стивен, плохо и глупо. Да, глупо! Ну, ладно! Я иду в палату. Как мне выйти?
Мор. Вниз по ступенькам и через калитку. Прощай!
Входит Кэтрин в сопровождении няни, которая уже в шляпе и пальто, с маленьким чемоданчиком в руках. Кэтрин достает из бюро чек и передает его
няне. Мор входит с террасы.
Умно делаете, что уходите, няня!
Няня. Вы плохо обращаетесь с моей бедной дорогой деточкой, сэр. Где ваше сердце?
Mор. В груди. И бьется изо всех сил.
Няня. Ради каких-то язычников. Разве не первое дело - свой собственный дом и очаг? Ведь ваша жена родилась во время войны, когда ее отец сражался, а дед пал смертью храбрых за родину. Разве не больно видеть, когда в ее доме бьют окна и мальчишки на улицах показывают на нее пальцами?
