На этом я кончаю рассказ о первой и, пожалуй, наиболее важной ступени моей учебы. Теперь мне предстояло пройти, так сказать, высшую школу джунглей.
Глава VI
Охота и ловля зверей
Наступила весна, и я надеялся, что теперь наконец-то мы пустимся на розыски таинственного слона. Он стал для меня воплощением моей судьбы, и я не мог понять, почему отец медлит. Несмотря на мои непрестанные расспросы, он только отмалчивался, а потом, наконец, сказал:
– Разве ты всесилен, что можешь заставить плод созреть раньше времени? Запомни хорошенько: ловить удачу прежде срока еще неразумнее, чем срывать зеленое яблоко.
– Но, отец, откуда знаешь ты, что плод не созрел? – возразил я.
– По крайней мере не созрел еще тот, чья рука жаждет сорвать его, а голова – придумать, как это сделать, – ответил отец со смехом, который не часто можно было от него слышать.
Я понял, что он говорит обо мне, и очень обиделся.
– Отец! – воскликнул я. – Разве я не видел одиннадцать весен, разве я не знаю всех лесных зверей, как родных братьев? Есть ли у кого-нибудь из них, от Полосатого Брата до Кека-Вади, павлина, тайны от Хари? – заключил я с гордостью.
– Ты ошибаешься, о Великий Охотник, – сказал отец мягко. – Есть зверь, который опаснее всех других, а ты знаешь его только с виду. Он страшнее леопарда, прожорливее шакала, лукавее змеи и глупее обезьяны. Это – человек. Терпение, терпение, о ты, грудное дитя. Доверься отцу – и, прежде чем настанет осень, ты будешь вознагражден.
С тех пор я молчал, убедившись, что у отца были свои причины переменить образ жизни. Прежде мы охотились на местную дичь и продавали шкуры скупщикам, приезжавшим из города, а теперь покинули старые угодья и отправились на восток, где в долине реки можно было найти себе дело. Там снаряжались большие охотничьи экспедиции, и мы решили наняться проводниками. Вскоре мы так прославились, что все охотники старались залучить нас к себе. По большей части это были магараджи со своими приближенными, они приезжали на слонах и стреляли тигров. Раджи поднимались с востока вверх по реке в сопровождении блестящей свиты, у слонов были ярко разрисованы уши, хоботы и головы, а на том, на котором ехал сам раджа, был золоченый чепрак, разукрашенный жемчужинами. На шеях у слонов сидели погонщики, а позади них восседали знатные особы в своих великолепных, блистающих драгоценностями тюрбанах. Это было ослепительное зрелище. За слонами шли с большими барабанами полуголые загонщики, которые должны были попарно, рассыпавшись веером и поднимая невообразимый шум, гнать перепуганного зверя прямо на охотников.
Знакомство с этими людьми позволило мне узнать много нового. Прежде я видел лишь крестьян да еще всяких зверей. Теперь же в джунгли пришли горожане со своими странными обычаями. Люди, с которыми я до тех пор имел дело, не были так расточительны и легкомысленны, как вельможи, приезжавшие на охоту, но природа наделила их мудростью, которой вельможи совершенно лишены. Сначала это удивляло меня, но со временем у меня пропало всякое желание доискиваться, почему это так, а не иначе, и я принял их обычаи без размышлений, как повадки новых зверей, которые нужно знать.
Для крестьянина дикий зверь – это прежде всего живое существо. Безобиден он или опасен – все равно, он носитель того, что прежде всего свойственно и человеку, – носитель жизни. Поэтому деревенские жители и дают зверям ласковые прозвища. Тигра, этого свирепого хищника, они зовут Полосатым Братом, безотчетно сознавая простым крестьянским разумом свое родство с животными. Слона они называют Благородным Другом, и опять-таки видно, как хорошо понимает крестьянин мир, который окружает его. Всякий, кто хоть раз видел слона, знает, что это существо, огромное, как гора, и в то же время кроткое, как букашка, а в этих двух качествах – самая суть жизни. Не удивительно, что его зовут Благородным Другом. А теперь сравните эти имена с теми кличками, которые дают зверям горожане. Тигр для них – это «дичь», зверь, которого надо убить, слон – «слоновая кость», единственное, что их в нем интересует. Олень (которому народ дал чудесное имя – Робкий Красавец) для них только «мрига» – добыча, и даже саму охоту они называют «мригайя».
Оказалось, что городские и деревенские жители не только мыслят, но и держатся по-разному. Крестьяне, как мне казалось, были проще и бескорыстнее; горожане лучше воспитаны, но не так щедры, и ни один из них не мог превзойти крестьянина в практичности. Возьмем пример. Деревенский парень никогда не бросит ни клочка газеты, ни тлеющей головни там, где он побывал. После него в джунглях не остается никаких следов. Горожане, напротив, в самых опасных местах разбрасывают горящие угли и всякий мусор. Теперь я начал замечать то, чего не знал раньше. Те животные и люди, которые близки к природе, не могут относиться к ней пренебрежительно, а те, которые далеки от нее, напротив, неряшливы и беспечны. Даже между дикими и ручными слонами есть разница. Или возьмем для примера собаку, живущую в городе. Она не сумеет замести свои следы в джунглях. А вот крестьянская собака, живущая у самого леса, не оставит после себя никаких примет, и найти ее нелегко. Она тщательно прячет все следы. А теперь возьмем другой пример. Корова бродит ночью по деревне, заходит в сады, повсюду оставляет навоз, и ничего не стоит узнать, где она гуляла всю ночь. Корова делает столько шуму, что поднимает на ноги половину деревни. Даже со сна можно сразу сказать, где она находится. Сравним корову с диким буйволом. Хотя это огромное животное достигает иногда в длину десяти футов, оно передвигается почти так же бесшумно, как стрела, рассекающая воздух. Буйвол никогда не объедает слишком много травы на одном месте, чтобы охотник не выследил и не убил его там, где он прячется. Помет его не валяется на каждом шагу, не остается заметных следов и там, где он пьет или купается. Даже трава, по которой он ступает всей тяжестью, недолго сохраняет отпечатки копыт. Через несколько часов она выпрямляется, и ничто уже не напоминает о том, что здесь был буйвол. Дикие звери ходят тихо, осторожно, уверенно, так же как и люди, живущие в лесу. Почему? Потому что всякий след, оставляемый ими, может стоить им жизни. Каждую минуту они сталкиваются лицом к лицу с самыми примитивными нуждами. Они не знают, с какой стороны может напасть враг, и должны все время быть настороже. Поэтому они бережно относятся к природе. Иное дело в городе – там человеку и его домашним животным не грозит постоянная опасность. Отсюда невнимание к своему окружению, самоуверенность, которая притупляет чувства.
Так вот, из города явились охотники, а с ними слоны, палатки, барабаны. Конечно, в джунглях можно услышать немало шумов: птичьи голоса, рычание тигра, фырканье оленя, болтовню обезьян, лай лисиц. Но ужаснее боя этих барабанов я в жизни ничего не слышал.
Даже охотничьи приемы у этих людей были особые. Они старались, чтобы на их долю выпало поменьше риска, а на долю зверей – побольше. Такова природа всех трусливых созданий. Они ничем не гнушаются, используя даже слабость своих жертв. Страх заглушает совесть и благородство. И хотя мы помогали городским охотникам, мне все это было не по душе.
Каждое утро они посылали нас на разведку. Иногда мы с отцом подолгу бродили без отдыха, отыскивая следы. А потом проходило не меньше шести часов, прежде чем мы успевали добраться до лагеря, чтобы рассказать обо всем увиденном. С вечера мы вместе с охотниками ложились спать и вставали около четырех часов утра. Наспех позавтракав, все спешили туда, где мы накануне видели зверя. Охотники, иногда человек двадцать, ехали на слонах, с которых, конечно, были сняты великолепные чепраки, – оставались лишь соломенные подстилки. Они направлялись в одну сторону, а мы вместе с загонщиками – в другую. Всего нас было человек пятьдесят, шли мы по двое – с каждым загонщиком был один помощник – широким полукругом и, громко стуча в барабаны, гнали зверей. Иногда мы издавали протяжный крик, который поочередно подхватывали другие загонщики, и эхо разносило по лесу дикие человеческие вопли. Зверей охватывал страх. Они метались во все стороны, искали, куда бы спрятаться, и, конечно, бежали от барабанного боя и криков, не подозревая, что их гонят прямо под пули охотников. Бедняги думали, что, убегая от невыносимого шума, они спасаются от опасности.
Выгоняя их из кустов и потаенных убежищ, мы сами порой подвергались серьезной опасности. Особенно запомнился мне один случай. Как-то раз, когда, кроме меня и загонщика, поблизости никого не было, совсем рядом, в высоких кустах, послышался глухой рев. Услышав боевой клич невидимого врага, мы перестали бить в барабаны. Загонщик от страха побледнел и лишился речи. Взглядом он спрашивал у меня, что за зверь ревет в кустах.
