- Что за чушь, дорогая. Как можно все это понять, вот все то, о чем ты говоришь, только раз взглянув на человека? Да и откуда тебе знать, что она думала в ту минуту?
- А вот знаю. Одним-единственным взглядом мы сказали друг другу все. Я уверена, что испортила ей вечер!
Лоу засмеялся, я улыбнулся тоже - такое торжествующее злорадство было в ее голосе.
- Болтаешь лишнее, Би, - сказал он.
- Вы с ней друзья? - спросила меня миссис Лоу.
- Как вам сказать. Пятнадцать лет мы встречались с ней то там, то здесь. Я часто бывал "а ее вечерах. Она умеет превосходно устраивать их.
И приглашает именно тех, с кем бы вам хотелось увидеться.
- Что вы о ней думаете?
- Леди Кастеллан - заметная фигура в Лондоне. С ней приятно беседовать, на нее приятно смотреть. Она любит музыку, живопись, покровительствует искусствам. А вы что о ней думаете?
- Стерва она, - весело, с решительной откровен-ностью сказала миссис Лоу.
- Вот это приговор!
- А ты расскажи ему, Артур. Лоу минуту колебался.
- Не знаю, имею ли я право... - Тогда я все расскажу сама.
- Би ненавидит эту женщину, - усмехнулся Лоу. - Но история и в самом деле неприятная.
Лоу выпустил в воздух ровное колечко дыма и долго следил за тем, как оно таег.
- Артур, мы ждем, - напомнила ему миссис Лоу.
- Так вот. Это случилось незадолго до нашей последней поездки в Англию. В то время я был начальником округа в Селангоре. Однажды мне сообщили, что в нескольких часах езды от Селангора, в небольшом городишке вверх по реке умер белый. До этого я не слыхал, чтобы там жил кто-нибудь из европейцев. Поеду, решил я, посмотрю сам. Вызвал катер и отправился. Приехав на место, сейчас же принялся за расспросы. В полиции знали только, что этот человек жил здесь уже два года у китаянки в доме на Базарной улице. Базар этот был весьма живописным местом. Высокие дома в два ряда, между ними деревянный настил, у берега укрепленный на сваях, вдоль улицы над лавками навесы от солнца. Я взял с собой двух полицейских, и они привели меня к жилищу покойного. В нижнем этаже была медная лавка, комнаты верхнего этажа сдавались. Хозяин лавки повел меня по темной шаткой лестнице, где отвратительно пахло китайскими кушаньями. Наверху он кого-то позвал. Дверь нам отворила немолодая китаянка. Я заметил, что лицо у нее все распухло от слез. Она не сказала ни слова и пропустила нас в комнату. Это была крохотная каморка под самой крышей, с оконцем на улицу. В комнате царил полумрак: навес над окном затенял свет. Мебели почти не было, только простой некрашеный стол да стул со сломанной спинкой. На циновке у стены лежал мертвый человек. В комнате стояло такое зловоние, что тошнота подступала к горлу, и я сразу же велел отворить окно. Сильнее всего ощущался запах опиума. На столе, рядом с небольшой керосиновой лампой, я заметил длинную иглу - что это значит, я знал. Трубки не было, ее, видимо, спрятали. Мертвый лежал на спине, он был одет в грязную куртку и в саронг. У него были длинные каштановые с проседью волосы и короткая борода. Да, это был белый. Чтобы установить, умер ли он естественной смертью, я внимательно осмотрел его. Кожа да кости, но знаков насилия нет. Похоже, что умер от голода, подумал я. Задал, как водится, несколько вопросов хозяину и китаянке. Полицейские подтвердили их слова. Оказалось, он сильно кашлял, иногда кровью, да и вид его говорил, что без туберкулеза здесь, пожалуй, не обошлось. К тому же, по словам хозяина лавки, он был страстным курильщиком опиума. Ну что ж! Мне все было ясно. Подобные случаи хоть редки, к счастью, но все-таки имеют место: европеец сбивается с пути и доходит постепенно до крайней степени нищеты и деградации. Было похоже на то, что китаянка любила этого человека. Два последних года она поила и кормила его на свои скудные гроши. Я объяснил, что делать дальше, а сам задумался над тем, кем мог быть этот человек. Возможно, он был служащим какой-нибудь английской фирмы, а может, работал приказчиком в одном из английских магазинов в Сингапуре или в Куала Лум-пур. Я спросил у китаянки, не осталось ли от него каких-либо вещей. Здесь, в этой убогой комнате, мой вопрос прозвучал нелепо, однако китаянка подошла к стоящему в углу чемоданишку, открыла его и извлекла оттуда четырехугольный пакет толщиной в две сложенные вместе книги, завернутый в старую газету. Я заглянул в чемодан. Ничего сколько-нибудь ценного там не было. Я взял пакет.
Сигара мистера Лоу погасла, он привстал и, потянувшись через стол, зажег ее от свечи.
- Я развернул его. Внутри был еще сверток, на нем четким красивым почерком образованного человека стояло: "Начальнику округа", то есть мне, за тем шли слова: "Передать лично леди Кастеллан, Лондон, Ю-3, Карлтон-Хаус-Террас, 53". Это меня порядком удивило, и я решил просмотреть содержимое. Разрезал шнурок, и в руках у меня оказался платиновый с золотом портсигар. Легко вообразить мое изумление. Из всего услышанного я понял, что эта пара, китаянка и умерший, жили впроголодь, а тут такое богатство. Кроме портсигара, в свертке были еще письма без конвертов, написанные той же аккуратной рукой. В конце каждого вместо подписи стояло "Дж.". Всего было сорок или пятьдесят писем. Я не мог тут же прочесть их все, но и беглого взгляда хватило, чтобы понять, что это любовные письма мужчины. Я спросил у китаянки фамилию умершего. Либо она сама не знала ее, либо не захотела мне сказать. Я распорядился о похоронах и вернулся на катер. Дома обо всем рассказал Би.
Обычная ласковая улыбка тронула его губы.
- Мне пришлось быть твердой, - сказала миссис Лоу. - Сначала он не давал мне писем, но я не могла примириться с подобной чепухой.
- Ведь это чужие письма.
- Но тебе надо было узнать его фамилию.
- Хорошо, а ты-то здесь при чем?
- Фу, как глупо. Не прочитай я этих писем, я бы сошла с ума.
- Вы узнали фамилию? - спросил я.
- Нет.
- И там не было никакого адреса?
- Был, только очень странный. Письма писались на бумаге министерства иностранных дел.
- Интересно!
- Я не знал, что делать. Написать леди Кастеллан и объяснить все? Пожалуй, поставишь ее в неудобное положение. Письма необходимо передать лично - такова воля покойного. Я завернул их, как были, и спрятал в сейф. Весной мы собирались в отпуск, и я решил отложить все до тех пор. Письма эти, видите ли, были до некоторой степени компрометирующие.
