Недолго длилась эта радость. Пришел еще пакет из шероховатой бумаги, казалось, тот же самый, что и три года назад, с той же самой печатью судебного исполнителя. В нем оказалось новое уведомление о судебном деле, начатом против нее по иску четверых детей Симона-Жильберты Сиксу-Герц, Манюэля, супруга юной Мофрелан, и Жанны-Симон в качестве опекунши и представительницы интересов двух маленьких ее отпрысков. Весь этот отряд атаковал завещание тети Эммы.
Они основывались на непризнании отцовства Ксавье, которого добилась их бабушка в тяжбе, начатой четыре года тому назад, а также ссылались на письмо Эммы к своему брату, биржевому маклеру, которое приложено было к завещанию. Завещательница объясняла в этом письме, что она избрала Рено своим наследником в память своего крестника Ксавье, смерть которого для нее неутешное горе. Таким изменением завещания старуха хотела все поставить на место и, одарив ребенка, искупить зло, причиненное ею крестнику и послужившее причиной его смерти, но эффект получился прямо противоположный. А слова "в память о Ксавье, отце Рено", которыми она думала" оправдать и усилить свое распоряжение, использовали для того, чтобы опротестовать завещание. Не напиши она этих шести слов, истцы были бы обезоружены. Теперь же они утверждали, что завещание, сделанное в пользу Рено, как сына Ксавье, уже не действительно, так как судебным постановлением, которое является окончательным, отцовство Ксавье Буссарделя опровергнуто, и, следовательно, Рено уже не может считаться его законным сыном.
Итак, имелись основания объявить недействительным второе завещание Эммы и возвратиться к прежнему ее завещанию, в котором она назначала своими наследниками двух других лиц - двух, а не трех, ибо тетя Эмма, как и предполагала Агнесса, в предыдущем завещании, написанном после смерти Ксавье, се самое исключила из числа наследников, оговорив это в особом пункте. Полноправными наследниками остались два сына Фердинанда и Мари, а по смерти одного из этих законных наследников, Симона Буссарделя, его права перешли к четырем истцам.
Вот что пришлось прочесть Агнессе. Некоторые ходы в подкопе, который вели ее противники или их вдохновительница, для того чтобы добраться до завещания, еще оставались для нее темными, зато теперь стали ясны многие события прошлых лет.
Как тут не разгадать бесцельного, казалось бы, вероломства матери, проявившегося четыре года тому назад в первом судебном уведомлении? Конечно, то был обманный ход, преднамеренный маневр. Мари Буссардель загнала свою дочь в тупик и, выждав нужное время, напала на нее.
Глава XYII
Агнесса бродит по коридорам Дворца правосудия. Десятки растерянных посетителей шагают по галереям, бросаются в какой-нибудь проход, попадают в пустынный вестибюль, идут дальше, разыскивают сторожа, останавливают встречного адвоката в мантии, расспрашивают людей, которые показались им осведомленными.
- Куда мне обратиться? - везде твердит она и объясняет, по какому делу пришла, объясняет плохо, - ей стыдно предъявлять чужим людям полученное уведомление, показывать, как копаются в ее личной жизни, в тайнах ребенка и умершего человека, - все это напоминает своей жестокостью вскрытие в морге.
- Спросите у сторожа.
- Не могу его найти.
- А вот он сидит на табурете.
Она бредет дальше.
- Куда мне обратиться?
И развернув сложенное уведомление, дает прочесть сторожу только одну строчку: "явиться в установленный срок, то есть не позднее, чем через неделю".
Идите в первую камеру. Спросите секретаря суда.
- В первую камеру?
- Ну да. Пройдете через зал ожидания.
- Зал ожидания?
- В конце коридора застекленная дверь налево, подняться
по ступенькам.
Она входит в огромное помещение, не то зал ожидания на вокзале, не то кафедральный собор. Тут несколько статуй, украшенных цветами, словно кладбищенские памятники. Свет весеннего солнца, проникающий сверху сквозь высокие окна, тускнел в этих каменных стенах.
- Где первая камера?
- Перед вами.
Агнесса входит. Идет заседание суда. Надо подождать, когда кончится разбор дела. Долго ли еще? Зал напоминает убранством дворец, но дворец буржуазный; высокие окна выходят на тесный и темный, как колодец, двор. На глазах Агнессы люди, огибая ряды скамей, подходят к судейским-с правого, с левого конца стола - и - что-то шепчут им на ухо. Адвокат тем временем произносит речь, защищая обвиняемого.
- Мне надо поговорить с секретарем суда.
Ей отвечают жестом.
Она дерзает приблизиться. Оказывается, это не секретарь, должно быть, она плохо поняла. Она робко извиняется. Надо пройти в другой конец комнаты и остановиться перед монументальной конторкой; кто-то стоит около конторки и шепчется с секретарем; закончив разговор, выпрямляется.
- Вы секретарь суда?
- Да.
Агнесса приступает с расспросами. Слышит в ответ: ^- Вы по какому делу вызваны?
Агнесса называет свою фамилию. Он ищет в списке, проглядывая длинный столбец фамилий,
- Нынче это дело не будет слушаться.
- А на какое число назначено? Как же я узнаю?
- Уведомление при вас?
Он протягивает руку. Вспыхнув, она подает голубые листочки. Секретарь равнодушно пробегает их глазами.
- Ничего спешного. Срок еще не прошел. Сходите к адвокату.
- К адвокату?
- Если у вас нет своего адвоката, обратитесь в камеру присяжных поверенных.
- Благодарю вас.
Снова она выходит в зал ожидания, снова ищет сторожа.
- Где камера присяжных поверенных?
- Здесь. Пройдите в конец зала, направо. За памятником погибшим.
Она идет. Переступает порог. Перед ней что-то вроде стародавнего почтового отделения. За окошком пожилой человек разбирает письма.
- На третьем этаже. Вам дадут список.
Она поднимается по лестнице - узкой, крутой, как в обыкновенных домах. В нижних этажах Дворца правосудия она чувствовала себя как в лесу: заблудилась, попала в незнакомое место, а здесь как будто вторглась в чужую квартиру. По ошибке она остановилась на втором этаже, оказалась в раздевалке. На третьем этаже опять ошиблась - очутилась в библиотеке. Наконец подошла к застекленному окошечку.
