Нескучная книжица про…
Юлия Бекенская
© Юлия Бекенская, 2014
© Маргарита Лебедь, обложка, 2014
Редактор Андрей Селезнев
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Глава 1. Про беду и дорогу
Когда она собиралась, торопливо, впопыхах, сестра, с явной претензией, спросила:
– Какого черта ты туда едешь?!
– Конечно, надо ехать, – торопила мама, – беда-то какая! Езжай. Ни о чем не волнуйся. За Андрюшей мы присмотрим.
– Какое тебе дело до отца этого ублюдка? – негодовала сестра.
– Его отец – Андрюшкин дед, – возражала Наталья.
– Тебя поманили, ты и побежала. Как шавка.
– О чем ты, Таня? Горе у людей. Не чужие же. Если никто никому помогать не будет, – Наталья не выдержала, – все и станут злющими. Как ты!
– Делай что хочешь, раз тебе на себя наплевать, – и сестра швырнула трубку.
Пробираясь по вечерним пробкам, Наталья думала, что, конечно, время выбрано неудачно. Лучше было бы выспаться и со спокойной душой ехать завтра – все равно к вечеру была бы уже на месте.
Но не сиделось. Вспоминая слова сестры, размышляла, как по-разному отнеслись близкие к тому, что случилось в ее жизни несколькими месяцами раньше.
Сперва, конечно, девчонкам на работе рассказала. С утра пораньше. Всю дорогу держалась, а в конторе как разревелась…
Стали спрашивать, она и выдала:
– Гена ушел. Другая у него.
– Вот сволочь, – шарахнула папкой по столу Маринка, – я бы таких кастрировала!..
Она вспомнила, как повстречала Маринку. Наталья тогда только устроилась на работу и шла по коридору за кадровиком. Впереди шагала блондинка в убийственном мини и ярко-зеленом топе, не скрывавшем роскошных форм. Дева, цокая каблуками, свернула в кабинет за номером 205.
– Только не двести пятый, пожалуйста, – шептала Наталья.
Кадровик распахнул перед ней дверь комнаты 205.
Ее окатило перезвоном мобильников, шумом улицы из распахнутого окна, бурчанием ксерокса; параллельно кипел скандал: огромный детина с распаренной мордой ругался с давешней блондинкой из-за какого-то договора.
– Милые дамы, разрешите представить, – начал кадровик.
Но его не слышали. Еще одна мадам, глядя в монитор ореховыми глазами, заорала через весь кабинет:
– Юль, какое назначение платежа клацать?
– Чтоб вы подавились! В том числе НДС, – донеслось из угла, где, не поднимая головы, стучала по клавиатуре еще одна будущая коллега.
– Подожди! Я тебе еще не все сказала, – рычала блондинка в спину улепетывающего верзилы.
Вот попала, пронеслось в голове. Что же они все так орут?!
Вопреки опасениям, обитательницы двести пятого оказались нормальными, душевными барышнями. Быстро сдружились.
Немудрено, если честно: так уж Наташка была устроена, что умела подстраивать под себя любое пространство.
На новом месте чуток передвинула стол, повесила яркий календарь, поставила семейные фотки – стало веселее.
Девчонкам, с их вечной диетой, пришлись по вкусу Наташины пирожки.
В конторе теперь пахло выпечкой и мандаринами – таскать из дома вкусненькое с ее приходом вошло в традицию.
Реанимировала офисные цветы – негодяйки их чуть не сгубили, сливая под корни остывший кофе. Неделька-другая – и на новом месте стало хорошо и уютно – так, как она любила.
Свет фар впереди, сзади, сбоку – куда не кинь взгляд. Пробка, ежевечерний городской пейзаж. Ну, раз уж собралась – деваться некуда. Стой, как все.
Муж рассказал ей все сам. Столько лет прожили вместе, вот и привыкли делиться. Выдал, а потом в глаза заглянул:
– Что мы теперь будем делать?
Красиво сыграно, думалось позже, когда отревела свое. Хороший ход, честный. Ничего от жены не утаил. Семью сберечь хочет.
И выбор у нее теперь небогат: закрыть глаза на то, что происходит, и тем самым выдать карт-бланш на походы дальнейшие.
Или отрезать. Расстаться, и быть виновной в том, что ребенок растет без отца.
Потому что сыну сказано будет – так мама решила. А я не хотел.
Красиво. Со всех сторон.
Разбежались не сразу. Пытаясь хранить видимость отношений, несколько месяцев жили под одной крышей. Хотя, что могло быть нелепей – изображать семью, чтоб не травмировать сына. И уик-эндовая эта пытка, с совместным походом по магазинам и в кино. Чтобы все, как у людей. Боже, как было больно!
На Генку словно надели стеклянную банку. Невозможно достучаться – он ее не слышал. Не действовали никакие доводы. Твердил словами чужими:
– Отпусти меня. Я тебя не люблю. Это привычка. Между нами давно все кончилось.
Так он не говорил никогда, и было у Натальи чувство, будто за него говорит кто-то другой.
Она вставала ночью, садилась в машину и рулила, давая волю слезам, с тем, чтоб найти себя утром на кольцевой в районе Кронштадта. Струна натягивалась, и, как ни крути, должна была лопнуть.
Лопнула. Муж собрал вещи и ушел.
«Поживем отдельно» – мягкая формулировка взрослых, которые все понимают.
Дети честнее. Андрюха, уйдя к себе, долго переваривал новости, а выйдя, спросил:
– Ма, а зачем ты ему ключ оставила? Это наш дом. Пусть звонит, если хочет зайти.
И нельзя ведь сказать, что ударило, как гром среди ясного неба. Но прежде Наталья замечать не хотела блестящих мужниных глаз.
А ведь были звоночки. Такое чувство, что он нарочно прокалывался. Играл в шпионов: бросал телефон с пикнувшей смс-кой, краснел ушами.
Будто провоцировал: поревнуй меня! Если удавалось, пил ее слезы.
Что может быть слаще: и там хороший, и здесь красивый. И тут по нему плачут, и там его ждут.
Наталья думала, что сможет балансировать. Оказалось, нет.
Перестроилась вправо, подтягиваясь к повороту на кольцевую. Судя по плотности потока, тут предстояло ей провести минут сорок. Мигнули фары, и кто-то пропустил ее видавший виды «Фольксваген». Теперь, пожалуй, двадцать минут. Жизнь налаживалась.
Коллеги к ее беде отнеслись с пониманием. Хотя Наталья заметила, что вокруг нее образовался тихий вакуум. Лишний раз ее старались не тревожить, не спрашивали, чтобы не бередить раны. А ей от тишины становилось лишь хуже. Никак нельзя в такие моменты человеку быть одному.
Подруги разделились во мнениях.
– Все образуется, говорила одна, – столько лет вместе прожили. Перебесится. Вернется.
Оптимизм казался Наташке наигранным. Будто не хотелось подружке вникать в проблемы, и она щебетала первое, что в голову пришло, чтоб быстрей свернуть тему.
– Будем влюблять его в тебя обратно, – говорила другая и тащила Наталью в солярий и по бутикам.
С сомнением глядя в зеркало очередной примерочной, в который раз задавала себе Наташка вопрос – и на фига это все?
Если разлюбил, то, сколько не украшайся, не поможет. Как ни запаковывай тушку в новые блузки и платьица, лишние килограммы не пропадут. И чертово отражение не трепетной ланью выглядит, а вполне откормленным бегемотиком.
И какая разница, с каким цветом кожи реветь по ночам: золотисто-бронзовым, как обещает реклама солярия, или серо-зеленым, как бесстрастно констатирует зеркало?
– На фиг он тебе сдался, ты сама справишься и будешь счастлива, – убеждала сестра.
Явно свои задачи решала.
Наталья давно заметила, что чаще всего «не нужны нам никакие слюнявые мамонты» кричат барышни с незадавшейся личной жизнью. И кто виноват – гадкая вторая половина человечества (все как на подбор, сволочи, бабники, мужланы и тупицы), или женская косолапость этих барышень – вопрос открытый.
С сестрой можно, конечно, сладостно перемыть кости мужикам вообще и конкретному Генке в частности. Но изредка. Чтобы перековать обычную замужнюю женщину в предводительницу банды феминисток, требуется нечто большее, чем регулярное повторение мантры «я сама!»
– К гадалке надо пойти, его приворожили, – твердила соседка.
Угу, к Бабе Яге в ступе тоже неплохо, мрачно кивала Наташка. А что, связку сушеных жаб разлучнице в грызло, и раскаявшийся милый вновь падает в твои объятия. Только вот в дефиците нынче Бабки Ёжки – переквалифицировались в налоговых инспекторов…
Вырулила на кольцевую. Фонари на обочине замигали быстрее. Разогналась до бешеной скорости, аж 30 километров в час. По радио сулили дожди. Август.
Лето кончается.
Тяжко, конечно, было – она привыкла жить семейными делами, а тут они сократились ровно на треть: осталась вдвоем с сыном Андрюхой. Обормот пубертатный, как он изводил ее прежде! Оттачивал подростковое хамство на матери. А тут – изменилось все в одночасье. Повзрослел будто вдруг, сказал:
– Мама, зачем он нам? У тебя есть я.
Не простил отца. Вычеркнул.
Сын отрезал, а Генку мотало – привык быть хорошим и здесь и там. Не мог просто так их оставить.
