Игорь Соколов - Человек из грязи, нежности и света

© Игорь Павлович Соколов, 2015

© Игорь Павлович Соколов, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Посреди огромной кучи мусора, какой видится в своем бессмысленном нагромождении современная эротическая литература, произведения Игоря Соколова выглядят менее тенденциозными и даже более оригинальными. Вслед за романами «Двоеженец», «Мое волшебное чудовище» появляется новый роман «Человек из грязи, нежности и света».

Метафора Василия Розанова, использованная в самом названии романа, как и посвящение романа великому русскому философу, писателю – В. В. Розанову, во многом определили эротическо-философское содержание романа, который также наполнен и изрядной долей гротеска, но несет в себе глубокое и осмысленное понимание жизни.

Два главных героя романа – недоучившийся студент Эскин и его отец – дядя Абрам воплощают собой апофеоз Розановской метафоры. Они в равной степени сплетены из грязи, нежности и света, а поэтому и мучаются, и одинаково страдают в этом постоянно изменчивом мире Любви, которая всегда растворяется в Сексе, как чистое в грязном.

Вместе с тем, этот роман никак нельзя назвать маргинальным, хотя бы потому что все запредельное в нем и выходящее за рамки нашего социума, соединяется с безумным юмором, юмором как светлым, так и черным. Постоянное противопоставление чистого грязному, Любви Сексу, Добра Злу, является одним из диалектических приемов автора, привыкшего созерцать своих героев, как в спектре сексуальных, так и духовным отношений.

Невидимая борьба, которую ведут герои за право любить и быть любимыми напоминает абсурд посреди абсурда, но даже сквозь нелепые и комические, а порою фантастические ситуации, неожиданно прорывается свет человеческого сознания, позволяющий разглядеть и в Эскине, и в дяде Абраме людей с большой буквы, людей умеющих бороться с самим Дьяволом.

Воплощением дьявольского начала в романе является таинственная личность Альфреда Тарговица, которого можно принять и за маньяка-маргинала, и за кинопродюсера, связанного с криминальным, теневым шоу-бизнесом. Добившись хитроумным способом заточения дяди Абрама и Риты в недостроенном небоскребе, Тарговиц затем пытается превратить их жизнь и любовь в маргинальное телешоу.

Производя постоянную видеосъемку их жизни, вступая с ними в неожиданный диалог даже во время их совокупления, Тарговиц беззастенчиво проводит опыт с людьми, как с животными в зоопарке. Только дядя Абрам и Рита не животные, а люди, а поэтому они своей добротой и любовью обезоруживают Тарговица, который постепенно духовно влюбляется в них, а физически влюбляется в Риту, из-за чего вопреки воле мафии оставляет дядю Абрама и Риту в живых, высаживая их на небитаемый остров в Тихом океане, уже заранее предчувствуя, что ему за это придется расплачиваться собственной жизнью.

Именно ожидание Смерти и толкает Тарговица на сексуальное насилие, которое он совершает над Ритой. Однако, в контексте романа, его насилие выглядит последней попыткой очистить свою душу перед смертью. Опять грязное и чистое переплетаются между собой, образуя парадоксальное восприятие даже в смерти Тарговица, когда он занимается онанизмом, вспоминая Риту, и ощущая приближение своей Смерти. Парадокс состоит в том, что ничего грязного в сексуальных действиях нет, если эти действия сопряжены с волей человека и с его необъятным страданием и любовью, в которых заключена вся его сущность. Фантастически сексуальным созданием выглядит Соня, сначала коварно соблазнившая Эскина, а потом сумевшая убедить и его, и своего мужа – Глеба Собакина – жить втроем, создав таким образом полиандрию (многомужество).

Автор с одинаковой долей юмора, иронии и жалости рисует портрет гиперсексуальной женщины, которая с необыкновенной легкостью превращает и мужа, и любовника в двух послушных самцов. Из-за нее Эскин бросает свою учебу, Глеб Собакин становится жителем туалета на Казанском вокзале, где продолжает малевать свои сюрреалистические полотна. Из-за нее дядя Абрам лишается быстро рассудка, оказавшись с ней в одной постели, правда, потом уже мучительно сознавая, какую боль он причинил собственному сыну.

Весь роман представляет собою какой-то запутанный лабиринт сумасшедшего мегаполиса, однако в отличие от Кафки, этот лабиринт не вызывает никакого ужаса, хотя бы потому что все бессмысленное, все грязное и ужасное в нем, переплетается с нежным, светлым и духовным началом. Так создание (пусть и архаичных по своей конструкции) магических обрядов, к примеру, создание холма, позволили дяде Абраму вместе с Ритой духовно перешагнуть замкнутое пространство, искусственно созданное Тарговицем и другими таинственными личностями, вложившими в этот маргинальный опыт свой капитал.

Вместе с тем, благодаря тому же Альфреду Тарговицу, дядя Абрам с Ритой выходят и за пределы обыденного существования, столкнувшись с тайной другого сакрального мира. Постоянно меняющееся на глазах пространство небоскреба неожиданно вмещает в себя и современную квартиру, и покои средневекового замка, создавая гармонию хаоса, в которой неизменной остается только любовь дяди Абрама и Риты. Временами их жизнь выглядит безупречной пародией на современные маргинальные телешоу «За стеклом», «Дом-1», «Дом-2». Не менее поразительным выглядит и Эскин, который проходит свой нелегкий путь от полиандрии до полигинии (от многомужества до многоженства), став в финале романа счастливым двоеженцем, мужем африканской принцессы и дочери министра иностранных дел. «Человека из грязи, нежности и света» можно считать одним из немногих произведений эротической литературы, которое достойно прочтения. Он, совершенно неожиданно, отпочковался от того легкомысленного жанра, в котором мелькали только одни интимные подробности. Без сомнения этот роман найдет свое место в бесконечной чреде человеческих летописей.

Желание продать себя самому стало ярким свойством многих современных авторов. Впрочем, даже самая добропорядочная свинья внутренне сексуальна, хотя для того, чтобы любить надо обязательно иметь хоть какое-то сострадание, именно из этого чувства сострадания, а заодно и стыда, и возник мой роман.

Заглядывая в копилку своего недавнего разума, я не раз, и не два ловил себя на мысли, что пока мы живы, мы всегда будем врезаться в чью-то немыслимую красоту, которая на наших глазах очень быстро превратится в миф, ну, а миф, как всегда, в реальность. Когда-то Артур Шопенгауэр сравнил влюбленную человеческую пару с парочкой замерзших дикобразов: дикобразы жмутся от холода друг к другу, пытаются обнять друг дружку, но только больнее колят сами себя своими острыми иголками.

Возможно, Шопенгауэр хотел нам сказать: Любите друг друга, но на безопасном расстоянии! Однако, это совершенно невозможно! Любовь всегда таит в себе опасность, ну, а в наше безумно ускоряющееся время она легко может обернуться любой патологией, а поэтому люди любящие друг друга, люди совокупляющиеся, не только в моих мыслях, но и в реальной жизни вполне могут напоминать собою психопатов. Они часто режутся, вешаются, давятся, совершают любые преступления. Топят. Отравляют. Жгут в огне отчаянья отраву своих ложных чувств! В общем, они прекрасно справляются с ролью влюбленных героев. Они живут по типу «собачьей свадьбы» и весьма похотливо обнюхивают друг друга, и в то же время с оглядкой краснеют на весь мир. Человеку всегда было стыдно разглядывать в себе безумное и похотливое животное. Как заметил Аарон Грейндингер, Любовь в Сексе растворяется как чистое в грязном. Я от себя еще добавлю, что Любовь в своем гордом величии и блеске предстает перед Сексом покорной рабой, и падает перед ним на колени, и так всякий раз, когда мужчина овладевает женщиной, он словно срывает с нее покровы человеческой красоты и ее тайны, превращая ее в послушное животное, и сам становится таким же животным.

Человек стыдится своего животного начала, а поэтому все связанное с ним окружает строгим табу. Однако, складывается впечатление, что человечество и создает это табу, чтобы его нарушать!

Я часто задумываюсь над тем, как и откуда возникает Любовь?! Неужели, как инфузория туфелька, создающая сама себя, независимо от среды обитания?! А может как человек любящий другого на острие жалости, и в ощущении рождающейся смерти?!

Очень часто я вспоминаю дорогу в чистое и никем незапятнанное детство. Тогда отец брал меня за руку и вел за собой в светлый сад, там, где каждый мой день напоминал собою волшебную сказку.

Мне очень повезло, что у меня был отец, который сумел мне привить чувство любви и бесконечной жалости к людям, которое я попытался передать своим героям. Мне также повезло войти, всей душой в таинственный и мистический мир русского философа и писателя Василия Розанова.