Анна Матвеева - Лолотта и другие парижские истории

Бывший директор завода Павел Петрович Романов летел в Париж на свадьбу своей старшей дочери Александры.

Бывшими директорами, – как и бывшими русскими – не становятся. Романов намеревался работать даже не до пенсии, а до смерти, но его вытурили с завода в семьдесят лет. Такой вот подарок к юбилею – вместе с приветственным "адресом", напольными часами и букетом цветов, глядя на который, Павел Петрович подумал: лучше бы деньгами.

На заводе остались: просторный кабинет, хорошая зарплата, трепет трудового коллектива и душа. Душа-то и терзала его теперь с утра до вечера, не соглашаясь ни на какие подмены – рыбалка, кроссворды, телевизор, садовые работы, ничего ей не хотелось, кроме как вернуться на завод и работать дальше. Силы-то в нём ходили ещё ого-го какие, да и завод, в этом смысле, не кончился. Павел Петрович просыпался в шесть утра как привык за целую жизнь – и что прикажете делать дальше?

Младшая дочь Анна считала, что ему нужно больше времени проводить с внуками – играть с Игнатом в шахматы и водить Настю на гимнастику. Романов был, в принципе, не против, но внуки утомляли его куда сильнее, чем самые нерадивые подчиненные. По сравнению с Игнатом и Настей даже вороватый снабженец Кудрявцев, с которым они бодались не на жизнь, а на смерть, выглядел ангелом – особенно спустя столько лет. Одно из первых пенсионных впечатлений Романова – теперь он скучал не только по друзьям и соратникам, но даже по тем, кого не выносил. У подлеца Кудрявцева имелись связи наверху, и сковырнуть его с места было делом хлопотным. В конце концов, Романов, конечно, победил – он всегда побеждал – а теперь вдруг начал вспоминать Кудрявцева с тёплой улыбкой. Даже слезу однажды выпустил – капелька маленькая, как из шприца перед уколом.

А внуки… Ну что тут сказать – другое время, другие дети!

Дочери Павла Петровича, что Александра, что Анна, в детстве были послушными, скромными, учились – прилежно. Хоть и поздние они были дети, и отец у них директор завода, а мать – главный бухгалтер, а деды – ветераны войны (Романов-старший – тот, вообще Герой Советского Союза), но девочки были точно такие же, как все советские дети. Разве что в «Орлёнок» он их в детстве отправлял пару раз, но и всё на том. И без этого считалось, что детство у детей – счастливое. Самому Павлу Петровичу такого не досталось – он родился за год до войны. Жили очень бедно: мать сварит пустой суп, и детям положено было есть его, пока в кастрюле дно не покажется. И хлеб чёрный – липкий, горьковатый, но всё равно очень вкусный. Павлу Петровичу этот хлеб всю жизнь снится – и каждый раз во сне горбушка такая махонькая!

Тут как раз пассажирам привезли обед, начали раздавать коробки – Романов попросил на горячее курицу. Хотел достать сыр из пластиковой упаковки – никак не получалось. То ли он с возрастом стал такой беспомощный, то ли народ разучился делать всё на совесть? Романов склонялся ко второму. Вот и покойная супруга Антонина Фёдоровна в последние годы жизни часто ворчала, что люди совсем стыд потеряли. Разве можно так работать, если за тобой тут же приходится вызывать мастера, и всё переделывать? Это она про евроремонт. Все годы свои последние угрохала на этот ремонт, а потом слегла – да так и не встала.

– Давайте я помогу, – девушка, которая сидела рядом, сжалилась над Романовым, отобрала у него упаковку с сыром и в два счёта – чик-чик – вспорола её ноготками. Ногти выкрашены в разные цвета – два посредине красные, остальные – розовые. Анна точно такой же маникюр носила, и когда отец возмутился странной модой, объяснила:

– Это фэн-шуй, папа. Чтобы деньги водились.

Деньги у них в доме всегда были в нужном количестве – Антонина Фёдоровна вела семейную бухгалтерию так же чётко, как заводскую. Детство супруге досталось тоже не из лёгких – отец-военный не видел разницы между солдатами и собственными малолетними детьми. Антонина в детстве имела два платья – зимнее и летнее, которое по потребности использовали ещё и как нарядное. Платья донашивала за старшей сестрой – так же как банты, школьный портфель и мешок для сменки. Каждый вечер, как сделает уроки, помогала матери – то гречу перебирала, то яблоки для компота резала, то простыни подрубала. Обо всём этом супруга подробно рассказывала дочерям, чтобы ценили то, что имеют. И Павел Петрович, где надо, добавлял от себя подробности. А чаще где не надо, как считала Антонина Фёдоровна.

Девочки росли послушные, но между собой не дружили, даже в раннем детстве. Александра восприняла рождение Анны как наказание – она думала, мама с папой были ею недовольны, вот и решили завести другую девочку. Что с ней им, вроде как, больше повезёт.

Сейчас-то Павел Петрович понимал, где они сделали ошибку – но с той станции поезд давно уехал, да и саму станцию уже не разыщешь. Им бы тогда ласку проявить к старшей, объяснить ей: маленькая ни на что не покушается, родители не перестанут любить большую. Но что сам он, что супруга не приучены были вести с детьми задушевные разговоры – не принято было. Детей тогда вроде как всерьёз никто не воспринимал, это сейчас все как с ума посходили. Только и слышно – детям нужно внимание, детьми нужно заниматься. А результат – обратный. Романов за долгие годы на руководящей должности привык держать ориентир на результат – итоги соцсоревнования, выход продукции и так далее. Психологические нюни были не для него, но теперь, на пенсии, ему пришлось столкнуться с ними лицом, как говорят, к лицу.

Павел Петрович жевал сыр, даже не подумав поблагодарить за помощь девушку с разноцветными ногтями – кивнул, да и хватит. Слово «спасибо» у директоров не в ходу. Съел курицу, подчистил соус ледяным кусочком хлеба – как из морозилки, честное слово!

Раньше-то он летал в бизнес-классе. Ещё в позапрошлом году.

Взял у стюардессочки чай с лимоном, размешал сахар пластмассовой ложкой.

Сегодня он увидит дочериного жениха – а завтра поведет Александру под венец. Если он у них будет там, конечно, этот венец.

Романов с трудом представлял себе, на что походит французская свадьба. Вот у Анны было торжество – любо-дорого вспомнить! Конечно, они с матерью разорились, выкладывая денежки на лимузин, карету, артистов из Москвы, зато потом разглядывали фотографии – насмотреться не могли! (Даже забыли о плохой примете, что младшая первой замуж выскочила).

Одно только портило снимки – жених.

Павел Петрович недолюбливал зятя Валерку, и не понимал, почему Анна его выбрала – на вид пельмень недоваренный, характер склочный, да и зарабатывает меньше дочкиного. Вот и внуки, наверное, в него пошли, – ни в Игнате, ни, тем более, в Насте дед не видел ничего своёго, или хотя бы супругиного.

Игнат – вертлявый рыжий двоечник, – целыми днями лупился в компьютерные игры, какие уж там шахматы! Только придёт из школы, бахнет ранцем (который теперь стали называть «рюкзаком») в коридоре – и тут же несется к компьютеру. Павел Петрович, когда это при нём случалось, вмешивался. Запрещал приближаться к компьютеру, однажды выдернул проводки, а парень – в рёв:

– Ты что, дед, с ума сошёл? Я семь уровней прошел!

Ну, Павел Петрович и не выдержал. Наподдал по заднице. Попробовал бы он в своём детстве так с дедом поговорить – а тот суровый мужик был, кузнец – тут же получил бы по первое число, какой уж там седьмой уровень.

На вопли Игната прибежала Анна, в руках – плоский компьютер, как книжка. Планшет называется. И дочь, и зять бродят по дому с этими планшетами, фильмы смотрят. Анна объясняла, это чтобы время зря не тратить. Идет Валерка по квартире, а у него в руках кто-то стреляет и матерится. А навстречу – Анна, у той другое кино – с нежностями и голой задницей во весь экран. Счастливый брак! Надо было им с матерью подумать, прежде чем кошелиться на богатую свадьбу…

Так вот, Игнат ревёт, задыхается. К матери бросается за справедливостью – как в суд! Анна рассердилась, аж вскраснелась вся:

– У тебя в подчинении столько людей было, а ты с пятиклассником справиться не можешь?

Сердце Романова грустно сжалось – дочь ткнула в него этими словами, как ножом. Он ведь, действительно, руководил огромным коллективом, и с каждым умел найти общий язык. Нигде этому не учат – то есть, сейчас-то и этому учат, и другому всякому (на днях Павел Петрович видел в городе рекламную растяжку с красными буквами – «Учим говорить «Нет!»), но в его-то время никаких таких курсов для руководителей не было. Всё постигал на личном опыте – ошибался, конечно, но в целом, поступал верно. Никто бы на заводе не сказал, что Романов несправедлив, как руководитель.

А тут, смотрите, попало! Хотя, если призадуматься, что такого? Отец Павла тоже лупил в своё время – не часто, за дело. Так ведь он-то на отца такую варежку не разевал.