– И все-таки кто бы мог подумать?! – повторила Троицкая. – Локшинцев – это же хирург номер раз!..
«Номер раз» – это, конечно, преувеличение, но вне всякого сомнения Эрнест Локшинцев был одним из ведущих специалистов Москвы, а стало быть, и России. Попасть к нему «на стол» было практически невозможно, очередь растягивалась едва ли не на годы. Говорить о нем полагалось с благоговейным придыханием: «Это же Эрне-е-ест!»
Несмотря на свою великую популярность, Локшинцев был незаносчив и прост в общении. Простота подкупала еще больше – как же, такой человек, а обращаться к нему можно по имени. Локшинцев действительно просил называть его Эрнестом, без традиционного величания по имени-отчеству. По мнению Александра, дело здесь было не столько в демократичности, сколько в гармонии. «Эрнест Рудольфович» звучит нормально, «Эрнест Александрович» или «Эрнест Яковлевич» – тоже, но «Эрнест Кононович» вызывает улыбку разительным несочетанием старинного русского имени с греческими корнями и современного германского имени. Короче говоря – не звучит, лучше уж действительно зваться только по имени.
В Москве Локшинцев появился семь лет назад, и его появление выглядело как возвращение на родину (из Лондона, не откуда-то там) после долгого периода учебы и работы за границей. О себе Локшинцев рассказывал мало, но места, в которых он стажировался и работал, перечислял часто и охотно. Список был длинным и впечатляющим, но еще больше впечатляла бронзовая рука с зажатой в ней волшебной палочкой, стоявшая на столе у Локшинцева. На подставке была укреплена табличка с витиеватой надписью на французском языке.
– Волшебнику от королевы, – охотно переводил Локшинцев.
Имени королевы он не называл, блюл тайну. Клиенты млели и преисполнялись благоговения. Коллеги отчаянно завидовали. Всезнайка и сплетник доктор Марыськин утверждал, что статуэтку Локшинцеву подарила королева Нидерландов Беатрикс. Доктор Блувштейн находил в статуэтке «выраженные британские мотивы» (что это такое, он не объяснял) и придерживался версии с английской королевой. Если недалекие люди замечали, что английская королева вряд ли бы стала дарить статуэтку с надписью на французском языке, Блувштейн многозначительно улыбался и интересовался, приходилось ли кому слышать о таком понятии, как конспирация.
Имен своих пациентов Локшинцев не разглашал (какой бы ты ни был бахвал, только начни делать это и положишь конец своей врачебной карьере), но, если верить слухам, у него оперировались «сливки из сливок» общества. Геннадий Валерианович не без оснований называл Локшинцева «придворным пластическим хирургом» и не раз высказывал сожаление в отношении того, что «та-а-акой специалист» работает на конкурентов.
И вдруг – грянул гром среди ясного неба. Оказалось, что все документы, подтверждающие профессиональную состоятельность доктора Локшинцева – от свидетельств об окончании клинической ординатуры по хирургии и специализации по пластической реконструктивной хирургии до многочисленных дипломов иностранных клиник, где он якобы стажировался, – поддельные. Только действующий врачебный сертификат настоящий, но выдан-то он на основании поддельных документов. Только диплом об окончании медицинского института в Самарканде вроде как был настоящим.
Разоблачила Локшинцева комиссия из Роспотребнадзора, пришедшая в клинику, где он работал, с обычной рутинной проверкой. Кому-то что-то не понравилось, начали уточнять, и чем дальше, тем больше вопросов появлялось к Локшинцеву. Закончилось тем, что Локшинцев, в качестве обвиняемого находившийся под подпиской о невыезде, сбежал от следствия, исчез в неизвестном направлении. Наверное, у него было достаточно поддельных документов для того, чтобы начать новую жизнь где-нибудь на новом месте или хотя бы «залечь на дно», пока не закончится весь этот шум-гам. Статей ему инкриминировали три – использование заведомо подложных документов; оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни и здоровья потребителей, повлекших по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью и смерть человека (смертей, к счастью, не было, а несколько пациенток с осложнениями по делу проходило), и публичное оскорбление представителя власти при исполнении им своих должностных обязанностей. Уповая на поддержку своей влиятельной клиентуры, Локшинцев держался со следователями нагло и позволил себе несколько нецензурных выражений в их адрес.
Уже три недели Локшинцев был в бегах, но разговоры о нем среди коллег продолжали оставаться темой номер один. Уж очень все было неожиданно, уж очень высоко он поднялся и очень низко пал. Некоторые оригиналы считали, что к Локшинцеву прицепились почем зря – если уж человек на деле доказал, что он владеет своей специальностью, так можно было бы оштрафовать его на какую-нибудь более-менее значимую сумму, чтобы впредь неповадно было подделывать документы, и оставить в покое, пусть себе оперирует дальше. Оперировал же он нормально.
Геннадий Валерианович при упоминании Локшинцева приторно охал и качал головой (вот ведь какая оказия!), но глаза его светились откровенной радостью. Приятно же, когда у конкурентов проблемы. А с другой стороны, если рассуждать с юридических позиций, к любому пластическому хирургу можно докопаться по поводу документов-сертификатов. Специальность хоть и давняя, старая, появившаяся еще в Советском Союзе, но с юридической точки зрения новая (Минздрав РФ официально признал пластическую хирургию как самостоятельную специальность в 2009 году) и в смысле законов и стандартов еще довольно «сырая». Многие положения можно толковать двояко, ряд вопросов вообще еще не регламентирован, одним словом, каждый пластический хирург в своей работе ходит по лезвию ножа или по минному полю, это уж кому какое сравнение больше нравится.
Александр Локшинцеву сочувствовал. У человека определенно был талант, дар Божий. Можно было бы приложить немного усилий, потратить какие-то деньги на оплату обучения и вместо липовых документов иметь настоящие. В наш век повально-тотальной компьютеризации работать с поддельными документами очень опасно, потому что очень легко и просто разоблачить обман, сверившись с какой-нибудь базой. Впрочем, Локшинцев был не один такой «липовый» деятель. В прошлом году был скандал в клинике «Янина-Шарм», где врачом-косметологом работала дама с дипломом фармацевтического факультета. Геннадий Валерианович шутил по этому поводу: «Плох тот фармацевт, который не мечтает стать косметологом». В другой клинике пластические операции делал отоларинголог. Да – хирургическая специальность, да – много общего, но он ведь не только форму носа исправлял и пластикой ушных раковин занимался, но и пластикой молочных желез, которая ничего общего с отоларингологией не имеет. Никто не спорит, руку набить можно и без профессиональной переподготовки, но медицина – это не та отрасль, где место самоучкам. Фундаментальные знания необходимы. Надо хорошо представлять, где ты производишь то или иное вмешательство, какие сюрпризы могут тебя ожидать, какая методика предпочтительнее, какие возможны осложнения и так далее. Чтобы хотя бы не повреждать нервы при проведении операции круговой подтяжки лица. А то получают пациенты в нагрузку к омоложенному лицу опущенное веко или, скажем, искривленный рот. Вместо радости – печаль. А случается и хуже, много хуже.
С «много хуже» мысли Александра переключились на Веронику Алецкую. Сегодня в три часа дня их первая встреча, ответственное мероприятие, от успеха которого зависит успех всей дальнейшей работы. Точнее – ответственное мероприятие, от которого зависит, будет ли эта самая дальнейшая работа иметь место или нет.
Александр не обольщался в отношении Вероники. После того как тебе «испортили» лицо в прямом смысле этого слова, трудно сохранить доверие к врачам. Гораздо проще убедить себя в том, что «все они сволочи», тем более что и врач, оперировавший Веронику, и его непосредственный начальник – руководитель клиники, и эксперт, к которому обращалась Вероника (во всяком случае в телефонном разговоре она упомянула об этом), придерживались одного и того же мнения, считая все случившееся с Вероникой возможным послеоперационным осложнением, а не следствием врачебной халатности. А все риски, согласно договору, принимал на себя клиент. Мудро. Называется «где сядешь, там и слезешь».
А душа болит. Обидно, понимаешь.
Кроме того, два года унылого одиночества, в отрыве от любимой профессии и ее «плюшек», не могут не сказаться на характере. А если добавить сюда отчаяние, то получится в полном смысле слова адская смесь, постоянно разъедающая душу.
Можно ли надеяться, что общение с Вероникой Алецкой будет приятным и несложным?
Можно, если ты идиот.
Александр идиотом не был и потому готовился к трудному, возможно, крайне эмоциональному разговору. Он намеренно попросил Веронику приехать к трем часам, уже по окончании операций. Такой был у него принцип – до операций по возможности избегать любой нервотрепки, чтобы во время операции руки не дрожали и лишние мысли в голову не лезли. А после операции можно немного и понервничать.
