Город Пинск, конечно, очаровательное место. Ночевали мы в гостинице «Припять», а днём бродили по кафешкам и ресторанам. Делали селфи у рек Пины и Припяти. Слушали экскурсии – в основном, про войну. А когда речь зашла о том, что Пинщина прославилась ещё и партизанами, я заметила, как смутился отец Влада. Он-то всё знал о происхождении своей матери. А с Владом, похоже, не поделился. Кстати, его бабушку хотел за связь с немцем убить брат-подросток. Но не успел, потому что сам погиб.
А вот Брестская крепость меня сильно разочаровала. Я вообразила себе что-то высоченные, с башнями, с толстыми стенами, цепями и мостами. Тем более что основана крепость аж в 1842 году. И много чего там случилось за это время. И обороняли её от немцев дважды – за два года. В тридцать девятом там засели поляки, которые отбивались и от Гудериана, и от советских войск. А уж потом случилась знаменитая оборона сорок первого, когда роли несколько поменялись. Немцы по-прежнему наступали, а вот отбивалась уже Красная Армия…
Так вот, всё оказалось куда скромнее. Хоть и пробрал мороз по коже от надписей на стенах, от звуков боя, от курантов и голоса Левитана, я вышла из Холмских ворот со странным чувством разочарования. Плохо понимала, почему крепость так долго не могли взять. Роман Григорьевич пояснил, что дело тут в подземных коммуникациях. А отец Влада – копия воин с площади церемониалов. Как будто он позировал скульптору, изваявшему памятник. Мы втроём долго гуляли по Советской улице – местному Арбату. С интересом наблюдали за тем, как зажигаются фонари.
Но особое впечатление произвела на меня Беловежская пуща. Я знала о её недоброй славе. Была крохотная, когда там развалили Советский Союз. По крайней мере, так говорил дядя. Он очень жалел свою Родину, стоявшую вровень с Америкой. А предали её правители и народы – за иудину похлёбку. Того же мнения придерживались и Ерухимович с Петренко. Все они были уверены, что «чёртову троицу» надо было без суда поставить к стенке. А ведь многие из тех, кто бьётся сейчас в падучей от своего патриотизма, тогда поддержали развал.
Со всего пути я посылала дяде фотки. Из-за этого по приезде ничего рассказывать не пришлось. Пуща – самый большой лес в Европе. И деревья там очень старые – им по 300–400 лет. Есть даже дуб, которому 600. А ещё нам показали дерево, куда ходят в паломничество. В нём есть дупло, пройдя через которое можно излечиться от всех болезней. Роман Григорьевич посмеялся, но всё равно устроил так, чтобы мы прошли. Признаюсь, что мне действительно стало легче. Как будто с каждого плеча свалилось по громадному камню. В этом волшебном месте есть дуб и берёза, сросшиеся в одно дерево.
А зубры – полный атас! Они такие огромные, что можно испугаться. В холке могут быть два метра. Рога полумесяцем, борода – ну вылитые черти. Только весом больше тонны. Смотрят задумчиво, даже жалобно – вот-вот заплачут. А сами чёрные, лохматые – никакой шубы не надо. И носы у них блестящие, кожаные. Надо будет Лёльку сюда привезти – ей понравится.
Летом можно пойти в тур «Пущинские робинзоны», с ночёвкой прямо в лесу. Меня, наверное, к тому времени ещё не очень разнесёт. Конечно, от многого придётся отказаться. Но спальный мешок и палатку я ещё смогу себе позволить. По той же уважительной причине я не смогла отведать «Пущинки» – местного самогона. Роман не пил, потому что был за рулём, а Влад один не хотел. А пойло-то с историей – его любили русские цари. Мы побыли в Пуще несколько часов. Но решили снять летом гостевой домик и вдоволь насладиться красотами здешних мест. Если на Пущу так западали монархи, значит, было за что.
Перед самым отъездом мы сгоняли под Минск, в Смиловичи. Там есть валяльно-войлочная фабрика – единственная в Белоруссии. Привезли оттуда целый мешок валенок – с аппликациями, с резиновыми подошвами, разных цветов. Заодно посмотрели, как трудятся валяльщицы. Нам это разрешили, потому что начальницей у них – мать одного из сотрудников Романа Григорьевича. Труд, конечно, адский – на мой взгляд, по крайней мере.
Мы отоваривались в фирменном магазине, у проходной. Там я увидела детские валеночки. Они были голубые, с блёстками, с вышивкой и с помпонами. Конечно, я тут же их схватила, прижала к груди. Анастасия Брагина всё поняла. Владу и его отцу я наврала, что покупаю валенки для ребёнка подруги. А реагирую так эмоционально потому, что они очень симпатичные. Потом позвонила Лёльке из машины, в чём сильно раскаялась. Пришлось возвращаться и брать зелёные валенки – для сына начальника пожарной части. Лёлька, конечно, не подхалимка, но уж очень он мужик хороший.
Вернулась я в Питер полная впечатлений. И тут же развесила по «студии» рушники, расставила посуду с орнаментом. Самое интересное, что в вышитой рубашке, почти без макияжа, я выглядела в миллион раз лучше, чем после визита к косметологу. В тихой, уютной простоте белорусской жизни была своя, неизъяснимая прелесть.
Самое главное, что там я чувствовала себя по-настоящему спокойно. Впервые в жизни попала в страну, где царил строгий, но справедливый порядок. И, самое главное, он был для всех. Дядя искренне разделял мои восторги. Особенно ему нравилось, что в Белоруссии из ханжества и ложного гуманизма не отменили смертную казнь. Ведь всякие нелюди очень хотят жить. И, значит, тысячу раз подумают, прежде чем пойти на преступление.
Украсив по-новому квартиру, я немедленно позвонила дяде и пригласила его за подарками. Но оказалось, что главный подарок он привёз мне, формально явившись с пустыми руками. Я уже хотела поведать, как мы с Брагиными объехали половину Белоруссии на шикарном джипе с тремя рядами сидений. Но дядя, усевшись на диван, за журнальный столик, поверг меня в транс.
Оказалось, что только вчера, при попытке забрать обмундирование и оружие из подвала детского садика, было задержано около десяти человек – водитель и охранники. А также те, кто отвечал за подвал, – завхоз и заведующая.
– Вот, Марьяна, какой урожай собрали! – Дядя яростно рвал белыми зубами ватрушку с картошкой. – Кроме того, прошли обыски по тем адресам, что вы заприметили. Эти сучата решили, что в праздники можно взять товар без помех. Садик-то пустой стоит!
– А ещё стволы были где-нибудь? – Я налила дяде чаю с травами. Кофе к такой ватрушке не подходил.
– А как же! В Тарховке и в Лисьем Носу. В Репино и в Сестрорецке ничего не обнаружили, кроме стройматериалов. Там действительно был ремонт. Кроме того, оружие и одежда лежали на складах в промзоне «Парнас». Но с тех домов, где оказалось чисто, подозрение не снимается. Могли ведь и вывезти всё до начала обыска. Засаду-то оставили только в Зеленогорске. Арендаторов складов, натурально, тоже повязали. Своякам, Глинникову и прочим это – серпом по яйцам. Они ведь все такие, с бэком – и лажанулись. Теперь ребят стричь удобно – волосы дыбом стоят. Никак ведь не ждали…
– Молодцы вы! Круто! – Я тоже жевала ватрушку. – Значит, не зря тогда прокатились.
– Ещё бы! О том фургоне вообще мало кто знал. Все люди, что были в теме, преданы своякам, то есть абсолютно надёжные. Сами слить информацию не могли. Пусть подёргаются, мазурики. Не спорю, накрыта малая часть точек. Но и того хватит для полноценного уголовного дела. Да, им ещё и терроризм вполне можно припаять. И вообще, любая неизвестность всегда нервирует, заставляет совершать новые ошибки. Например, почему именно эти «закладки» выбрали, а других не нашли? Это ведь догадаться нужно, что точки все расположены по пути следования фургона – именно двадцать восьмого апреля. Сообразят ли, что за «Газелью» следили? И кто именно? ФСБ, наркоконтроль, полиция? Правда, «дурь» они там не держали. Но это уже не суть важно…
– Много оружия было? – Я уселась на диван, обхватив колени руками.
– Вагон – не меньше! Представь себе, кроме ПСМ, были ещё и «Тигры». Это – гражданская версия СВД. Винтовки для биатлонистов «Сайга» – под патрон двенадцатого калибра. Она же – Би-7-4. Это – ружьё-полуавтомат, концерна «Калашников». Создавалось для охоты и для войны. В ближнем бою версия под патрон 12/76 «Магнум» обеспечивает огромную огневую мощь. Безусловно, были и АКМы. Они на Украине двести гривен стоят, то есть шестьсот рублей. Ну, где здесь найдёшь такую разлюли-малину? Только бронетехники там и не хватало. По секрету скажу, что пострелять из танка можно за три тысячи целковых.
– Очень даже недорого, – оценила я.
– Была там и «травматика» – для переделки под стрельбу боевыми патронами. Даже бесствольный пистолет «макарыч» в одном экземпляре. У них, должно быть, где-то рядом цех работает. Думается, что в Сестрорецке. Там живут знающие оружейники. Но их, скорее всего, будут беречь. Под удар не подставят. Сейчас легально можно иметь две единицы «травматики». Раньше было пять. Товар предназначался вовсе не для коллекции и не для спортивной стрельбы. Да, ещё изъяли кобуры, наборы для чистки. Оружейное масло, спрей, патроны… Долго перечислять, но в целом понятно. Сейчас много народу с оружием дело имеет. Под «стволы» нужны сейфы. Ремонтировать их надо. Тиры, магазины, заводы-производители. Курсы по обучению безопасному обращению с оружием. И везде могут быть люди Металлурга.
