Чтобы моё увольнение и отъезд совсем уж не выглядели как бегство, я так же по секрету предупредил секретаря комитета комсомола и некоторых комитетчиков. Когда я посчитал, что всё, что нужно и необходимо, я приготовил, то сразу же отнёс в отдел кадров заявление об увольнении. Чтобы избежать ажиотажа, я улучил момент, когда начальник отдела кадров была одна, и попросил освободить меня по собственному желанию, что было указано в заявлении, без лишней шумихи и огласки. Но всё равно, несмотря на мои старания скрыть моё увольнение, шахта «загудела».
Шахта была большая, и каждый день с неё увольнялись и принимались на работу люди, но всё это происходило малозаметно. Я же из-за своей бурной деятельности стал широко известен и донельзя популярен. Ну прямо как известный артист – даже самому часто было неловко от этого! А тут, узнав, что я покидаю их, мне и совсем проходу не давали нигде! Со всех сторон сыпались предложения, советы: надо бы взять отпуск на несколько месяцев, съездить на юг, отдохнуть как следует… Иные даже припугивали: у нас тут один уволился, Васька Корнеев – да ты его, наверно, знаешь, – пожил там немного, на работу даже устроился, а через некоторое время вернулся сюда назад. «Нет, – говорит, – ребята, не смог я там. Всё как-то не так, не по мне, люди там какие-то совсем другие».
Любезные же мне люди моего участка больше молчали, хмурились, да я и сам чувствовал себя перед ними виноватым. Так что испить горькую чашу расставания мне пришлось сполна. Как я ни старался, чтобы моё увольнение прошло как можно незаметнее, – не получилось. А обрекать сам отъезд на массовые проводы – этого я даже представить не хотел! А если бы даже и захотел, то не смог бы. Поэтому, как только я получил расчёт, то сразу же, не заходя в свою бывшую квартиру, поехал на вокзал, где меня ждал мой чемодан, который я отвёз туда накануне вечером.
Короче, действовал «аки тать в нощи». Билет я взял до Москвы. Осмотрюсь там, придумаю, куда двигаться дальше. А поскольку вокзал был далековато от шахты, то знакомых я там не встретил и, устроившись в тёмном уголке зала ожидания, стал ожидать свой поезд. Никогда в жизни у меня не было такого тяжёлого расставания. Само по себе, даже фраза «расстаёмся навсегда» несёт в себе некую обречённость. Правда, никакого уныния не было и в помине. Было только подтверждение решения: так надо. Вот объявили посадку. Я подхватил свой чемодан, вышел на перрон, вошёл в вагон, отыскал своё место и удобно устроился возле окна.
Пассажиров в вагоне было немного, а в купе я был совершенно один. Поезд стоял недолго и быстро тронулся в путь, который здесь, в горах, изобиловал уклонами, закруглениями, поворотами, отчего скорость была невелика. Дорога сопровождалась постоянными толчками, лязгом буферов, скрипом колёс об рельсы. Всё это мешало мне думать, что было весьма кстати, так как думать ни о чём не хотелось. Сказать последнее «прощай, Урал» было ещё довольно рано – пока я ещё находился в самом его чреве. Пассажиры, хотя и немногочисленные, уже почувствовали свободу, а за свободу всегда нелишне, не грешно поднять стаканчик!
Поезд, в котором я ехал, был как бы местный и шёл только до Узловой станции. Но мой вагон прицеплялся к составу поезда, который шёл уже до Москвы, так что пересадка мне не грозила. Я мог спокойно на несколько суток располагаться как дома. Несколько раз меня приглашали присоединиться к образовавшейся компании, и с каждым разом всё настойчивее. Но узнав, что они едут только до Узловой, а некоторые чуть дальше, я игнорировал их приглашения, оберегая свою независимость тем, что мне ехать до Москвы. А это значит, что они мне не ровня. К тому же (что редко со мной бывало) мне не хотелось ни пить, ни есть. От нечего делать стали складываться пошленькие стихи:
Под стук колёс, вагона скрип
Мой взгляд без слёз к стеклу прилип.
Столбы мельчат и провода,
И сизый дым – всё ерунда.
Прощай, Северный Урал!
***
Глава 13. Центральная Россия
«Ах, какая ты, Москва, красавица»! – с лёгким акцентом пел румынский певец. Под эту песню я и проснулся в комнате отдыха для транзитных пассажиров на одном из московских вокзалов. Привычка просыпаться заблаговременно очень полезна. Она позволяет – хотя бы мысленно – составить некий предварительный план, чтобы наиболее рационально распределить своё время на ближайший период дня с учётом ситуативной коррекции. Так что, не тратя времени, я начал действовать. Уже поздним вечером, прилично уставший, в той же комнате отдыха, на той же кровати, заправленной постельным бельём с меткой МПС, я итожил результаты своих разведывательных данных.
С самого начала я отказался от всевозможных зазывал на экскурсии, так как в данный момент считал это занятие весьма праздным и оттого бесполезным. Если доведётся стать жителем Москвы – тогда другое дело: можно знакомиться с театрами, музеями, галереями и прочими культурными достопримечательностями. А пока что начну по порядку.
Пункт первый. Можно ли устроиться в Москве на работу? Ответ категорический: лично мне в данный момент никак нельзя. На наивно дилетантский вопрос «а почему?» – насмешливый ответ: «а по кочану – нет московской прописки».
Потом выяснилось, что если бы даже свершилось чудо и в моём паспорте появилась московская прописка, то и тут с моей специальностью «Подземная разработка угольных месторождений» найти место было бы практически невозможно. Огромная россыпь всевозможных министерств и ведомств сама следила за подбором кадров, пополняя свой спрос за счёт настойчивых предложений от неистощимого многообразия разно– профильных учебных заведений. Так что, ознакомившись с московской кухней в московских ресторациях, наслушавшись анекдотов от застольных собеседников, я принял решение: долее не тратить деньги и время и продолжить свой путь далее на запад, в места моей малой Родины и оттого мне более близкие.
А ЧТО ДАЛЬШЕ?
А что дальше? После непродолжительных восторгов от непродолжительных встреч с родными и знакомыми сразу понимаешь, что ты уже теперь здесь просто гость. А как гласит ненавязчивая пословица, гость хорош три дня. По трудовому законодательству существовало правило о непрерывном трудовом стаже. Так что в течение месяца, чтобы этот стаж не прерывался, я должен был устроиться на работу. Вот именно эти заботы и потянули меня на дно – на дно реальности, где основным стимулом жизни был вульгарный кусок хлеба.
Уж что-что, а быть нахлебником у кого бы то ни было я не собирался, так как это противоречило моим жизненным принципам и чувству собственного достоинства. Время переезда и небольшой отдых уже съели часть моего месячного промежутка, а полная неопределённость в трудоустройстве не позволяла расслабляться долее. К тому же и средства мои таяли даже быстрее, чем вешний снег. И вот я уже брожу по тихим улочкам города, с которого я в своё время пытался начать свою жизнь горожанина.
Было несколько безуспешных попыток трудоустроиться, где мне бесцеремонно дали понять, что должности по моей специальности у них нет, а на рабочие специальности «дипломированных» брать запрещается. И вообще, «с улицы» – нужно понимать, без протекции – они людей не берут. И так бродил я несколько дней, перекусывая по пути в местах общепита и стараясь не слишком обременять своих родственников ночлегом. Однажды мой взгляд встретил вывеску «Горком партии» и рядом – «Горком комсомола». О, как я раньше об этом не подумал! Ведь здесь как раз и могут мне помочь!
Повеселев, я вошёл в здание, где меня тут же остановил вопрос:
– А вы куда?
– В горком комсомола.
– А вы к кому? У вас пропуск есть?
Пропуска у меня не было. Сговорились на том, что мне выдали разовый пропуск по предъявлению комсомольского билета.
– Я смотрю, строго у вас здесь! – заискивающе пошутил я.
– Таков порядок, – одёрнули меня. – Горком комсомола на третьем этаже.
Свой визит я решил начать с инструктора по делам молодёжи.
Выслушав меня, хозяин кабинета, очень коммуникабельный, и то стушевался – видимо, моя проблема его сильно напрягла своей непривычностью и неожиданностью. Он поднял трубку телефона, повторно нажал на рычажок, потом, встав из-за стола, вышел из кабинета, бросив: «Я сейчас». Мне не было дела, куда он сходил – в туалет или посовещаться, – но он очень быстро вернулся.
– Идём, – и мы пошли по коридору на территорию горкома партии. Там походили, пока не уткнулись в дверь, на которой была табличка: «Секретарь промышленности Жеребин».
– Вот этот товарищ, про которого я вам сейчас говорил, – отрекомендовал меня инструктор. Тут у него «гора свалилась с плеч», и он вышел.
Пригласив меня присесть, Жеребин предложил мне прояснить ситуацию.
Я в нескольких словах рассказал о проблемах с трудоустройством. На что Жеребин с долей ехидства посетовал, что в городе пока нет ни одной угольной шахты, а то я сразу получил бы хорошее место! Но так как безвыходных положений не бывает, в сложившейся обстановке мне всё– таки можно помочь. Он посмотрел на телефонный справочник на своём столе, набрал один из его номеров и всё очень быстро устроил. То есть дал подвижку моего трудоустройства.
