– Пока нет. Но я точно понимаю, какое дело надо сделать, чтобы дали. Тогда уже не смогут не дать.
Чертовщина какая-то, не при попе будь сказано. Суслов с Громыко ничего не понимают, а этот чувак в рясе, на двадцать лет всех нас моложе, понимает. Черт, привязалось же! Опять черт. А чувак – это от внука, вы помните.
– Вам, Леонид Ильич, нужен Папа Римский. Против его желания не пойдет никто.
– Желания какого? Дать мне премию? С какой стати?
– Нам нужно объединение церквей. Нашей Русской и Римской. Ватикана. Это называется уния.
Что-то я про это дело слышал. Но вопрос ведь в том, кто этим всем управлять будет, этой унией. А я с каким-то Папой встречался. Лет десять назад. В Риме. Там потом еще в ресторан ходили, макароны ели со свининой. Вкусно все это было, ничего не попишешь. Но ходили без папы, он в своем дворце остался. А сейчас, наверное, уже и другой папа. Они же часто меняются. Не уследишь.
– И кто будет управлять всем этим делом?
– Главный престол – в Ватикане. Но наша церковь сохранит православный обряд. И в назначение Патриарха папа вмешиваться не станет. Только номинально станет, а так – нет.
– Подожди, подожди. Это значит, что партия нашу законную церковь проконтролировать не сможет?
Ты, право слово, думаешь, владыка, что если Генеральный секретарь на 20 лет тебя старше, и язык плохо ворочается, и клиническую смерть при тебе пережил, то он уж ничего и не соображает? Да если б я ничего не соображал, меня бы на Пленуме уже сняли. Я бы и сам заявление написал. Я цепляться за всю эту историю не собираюсь. Я не Иосиссарионыч и не Никита.
Леониду Ильичу водка «Зверская», да еще от алтайских товарищей, не понадобится.
– Партия сохранит контроль над церковью через предстоятеля, согласованного на Политбюро. Об этом обо всем можно договориться.
Кто такой «предстоятель», я уже не помню, и чем он там отличается от Патриарха обычного.
– С кем договориться? С папой? А Пимен, твой начальник, это все знает?
– Святейший – пожилой человек. Он очень Вас уважает и против партии никогда не пойдет.
– А партия-то здесь при чем? Это мы все должны сделать?
– Без Вас это не получится, Леонид Ильич. Без Вас лично. Не то что Политбюро, а именно Вашего личного участия.
И зачем мне это все, спрашивается? Да, ети его в душу, Нобелевская премия.
– И за это мне дадут Нобелевскую премию?
Не верится. Авантюра какая-то. Толстый опытный поп, а несет сейчас ахинею. А ведь раньше все разумные вещи говорил. Иногда проскальзывало, правда.
– Дадут. Против Святого Престола никто не пойдет. Я имею в виду, норвежский парламент и Нобелевский комитет против Святого Престола не пойдут.
Святой Престол – это, стало быть, Папа. А наш – Святейший. И потом просто святой будет командовать совсем святейшим? Что-то не сходится.
– А что американцы скажут?
– Американцы за. Картер очень хочет. Это я знаю по своим каналам, через нашу американскую митрополию. Это я же нашей церкви в Америке автокефалию сосватал.
Кого сосватал? Он, когда входит в раж, начинает говорить непонятными словами. Так уже пару раз было. Но мне-то что, с другой стороны? Я дважды Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда. Если скоро получить премию – можно и еще о чем-то подумать. Даже…
– И что прямо сейчас надо сделать?
– Надо прямо сейчас, чтобы Вы написали письмо папе.
– Да ты не с ума ли сошел, владыка. Писать письмо, чтобы его завтра в итальянских газетах напечатали? О том, что старый Брежнев головой тронулся, шашни с папой затеял, а никто и не знает? И вопрос даже на Политбюро не согласован?
– Нет, Леонид Ильич, текст безобидный. И я его секретность гарантирую.
– Как ты можешь гарантировать? Ты что, КГБ? Или ЦРУ?
– Я в доверительных отношениях с секретарем папы. Самым близким ему человеком.
– А с самим папой? Это не тот, с которым я лет десять назад в Риме встречался? Разумный мужик, неглупый. Взвешенный такой, продуманный.
– Нет, папа новый. Только что избрали. Тот умер. Иоанн Павел Первый.
– Тот, кто умер?
– Нет, тот был по-другому, Павел Шестой. А этот – Иоанн Павел Первый.
– А почему так длинно?
– В честь двух предыдущих пап. Иоанна и Павла.
– Да. Что ж, папа новый, а секретарь старый, раз ты его знаешь?
– Да, секретарь старый. У них так принято. И даже ближе к новому папе, чем к старому.
– Ох, втравливаешь ты меня, владыка, в какую-то ерунду. Я ведь тебе доверился. Исповедовался. Кагором молдавским причащался. А ты.
– Это будет величайшее Ваше достижение. Историческое, Леонид Ильич.
– Знаешь же, что я в церковных делах не петрю ни бельмеса. И что писать? На машинке печатать будем?
– Нет, машинке доверять нельзя. От руки писать придется. Иначе может случиться, о чем Вы говорили.
– У меня пальцы уже не гнутся.
– На бланке Генерального секретаря.
– У тебя текст с собой?
– С собой.
– Давай, я почитаю. Очки вон со стола мне подай.
Ваше Святейшество!
Советское руководство проявляет активный и существенный интерес к установлению плотных и конструктивных контактов со Святым Престолом, в том числе по вопросам кардинального сближения Римской Католической Церкви с Русской Православной Церковью Московского Патриархата (РПЦ МП). В РПЦ МП этими вопросами занимается член Священного Синода, митрополит Никодим (Ротов). Просьба найти возможность принять его в ближайшее время и обсудить разнообразные возможности сотрудничества, которое, я уверен, откроет качественно новые перспективы утверждения социальной справедливости и борьбы за мир во всем мире.
С уважением,
Л. Брежнев.
Так. «Ваше Святейшество» не пойдет. Не может главнокомандующий всех армий социализма так к священнику обращаться. Тогда уже если опубликуют, то точно трындец.
Но так только и можно, Леонид Ильич.
Подожди, не перебивай главнокомандующего. Еще. Я от имени всего советского руководства писать не могу. Потому что это не обсуждалось на Политбюро. Могу только от себя писать. Мол, как представитель советского руководства, так и сяк.
Второе – годится, Леонид Ильич. Но с обращением-то как?
Придумай другое.
Но…
Я тебе сказал.
Тогда можно написать «Верховному Правителю Святого Престола». То есть – уважаемый Верховный Правитель Святого Престола.
Ладно, хрен с тобой. Чувствую я, не премию мне дадут, а маршальского звания лишат. Проведу остаток жизни на завалинке.
Владыка подал мне руку, и я увидел, как ему больно. Те глаза, которыми историю видел, еще есть, работают. Я сел за стол и накорябал письмишко.
Сколько же лет я ничего не писал саморучно! Еле-еле, в час по чайной ложке. Корябал-корябал, корябал-корябал. Мой исповедник мог потерять терпение, но не потерял его.
– Ладно, забирай, Никодим. Когда ты едешь?
– Через пять дней, Леонид Ильич.
Не понял я, что было на лице его – болезнь или счастье. Так никогда больше и не узнал, и не узнаю уже.
Я не верил ни в какую премию через папу, но исповедник мне действительно помог. Когда нажал на красную кнопку и вызвал доброго Лившица. А так бы куковал я, как пень, со старухой и егерями. Правда, пень никакой не кукует, а кукуют только птицы. И, кажется, даже всего одна из них. Которая так и называется.
Вы думаете, это не так?
И стихи мои в журнале опубликовал. Я про них и думать забыл, а он опубликовал.
Через неделю явился Костя Черненко. Прямо с утра. Редко так делал. Он не бог – не бог весть какого ума. Но меня-то давно знает. С Молдавии еще. С конца сороковых. Когда еще сам Сталин был жив. Костя разбирается, что у меня к чему. Потому с грязно-серым лицом и пришел.
Короче, Никодим умер. Отравили. Или погиб – как правильно теперь говорить? Отравленной водкой, которую сам и повез в подарок к Папе Римскому. Прямо перед приемом скончался. 49 лет.
Да.
Сорок восемь даже, до сорока девяти чуток не дотянул.
Слуга Господень, понимаешь ли.
Леонид Ильич тогда поехал в Кремль и вызвал Андропова. Он уж давно никого не вызывал, тем более – Андропова, а тут…
