А родители любили играть в прятки меж собой: утром мать прятала деньги и водку, и если отец их находил, то вечером уже пряталась мама. Когда она говорила о том, чтобы ей поскорее сдохнуть – а она часто об этом говорила, – Кольке становилось совсем тошно: он не представлял себе, на что будет похожа его жизнь без неё.
Мать ушла в магазин, захлопнув за собой дверь. Колька сидел на кухне и смотрел в окно, которое выходило на восточную сторону, откуда гало не было видно.
– Ой, плохо мне, ох, умираю, – кряхтел отец в комнате. – У-у, суки рваные! Глава семьи умирает, а им хоть бы хны. Колька, иди сюда, падла мелкая!
– Да тут я, тут, – сжался Колька.
– Поищи у этой… матери денег и купи у Клавки-самогонщицы чекушку для меня. Она, стерва, уже в долг не даёт – та ещё мразь…
– Не буду я у мамы денег красть, – твёрдо сказал Колька.
– У-у, сучонок, весь в мамашу свою! Ничего, я сейчас встану, я тебе устрою, как отца не уважать.
– Да не встанешь ты, не ерепенься, – Колька знал, что отец не встанет, потому что он всегда напивался до такого состояния, когда встать уже невозможно.
– Коля, ну не будь ты падлой, как мать! У тебя же есть деньги какие-нибудь, хоть рублей десять. Сходи к этой суке Клавке, скажи…
– Ладно, схожу.
Кольке вдруг стало жалко отца, и он сам удивился, как можно жалеть этого жестокого, оскорбляющего всех и вся заложника своего скверного характера и слабой воли. Он вышел на улицу и побрёл, сам не зная куда. Денег у него не было, но он ушёл из дому, потому что невыносимо было там оставаться.
«Куда же мне сходить, чтоб не замёрзнуть? – думал Колька, играя сам с собой в футбол куском льда. – Ах, как же я забыл: у меня есть три солнца! Тем более я должен провести наблюдение их заката».
И он помчался со всех ног на другую сторону дома, опасаясь, что солнца уже исчезли.
Но они никуда не исчезли, а незыблемо остановились над самым горизонтом, как будто ждали Кольку. Солнце, находящееся в центре, стало ярко-красным, его свет совсем не обжигал глаза, а боковые вытянулись в огненные столбы, словно кто-то нарисовал их на полотне неба масляной краской, а потом нечаянно смазал рукавом. И Колька даже знал, кто художник: это Бог.
Солнце садилось за горизонт, а Колька плакал, и слёзы на морозе обжигали ему щёки. Ему казалось, что если солнце спрячется из виду, то он останется совсем один на всём белом, точнее – тёмном свете, где даже три солнца не могут отогреть испорченные и грубые, равнодушные ко всему на свете сердца людей.
В соседней деревне Жуковке (бывшей Марксовке) произошло престранное событие. В те годы вообще чуть ли не каждый день кто-нибудь видел то НЛО, то инопланетян, то, на худой конец, какие-то необъяснимые явления в атмосфере. Газеты такого ранга, как «Правда» и «Известия», взахлёб рассказывали о скором вступлении в контакт с пришельцами, а некоторые впечатлительные граждане заявляли, что они уже вступили в этот самый контакт. Причём настолько тесный, что одна женщина даже якобы оказалась на сносях от гражданина из другой галактики. Её неоднократно показывали по телевизору, и чадолюбивые зрители обращались на телевидение с просьбой сообщить о состоянии здоровья ребёнка. Ребёнка так и не показали, но сам факт такого прогресса никого не оставил равнодушным, разве что самых законченных скептиков. Даже в районной газете «Слово Перестройки» (носившей совсем недавно название «Слово Ильича») стали появляться рассказы очевидцев этих малоизученных случаев.
Чем был вызван повышенный интерес к нашей неказистой земной жизни со стороны внеземных цивилизаций – осталось тайной. Но важно, что он был, и люди ждали новых впечатлений от общения с соседями по Вселенной. А когда люди чего-то упрямо ждут, то обязательно дождутся: таково уж устройство мироздания.
Так что же наша Жуковка? А в Жуковке, как и всегда по субботам, была дискотека в местном Доме культуры. Был канун Пасхи, которую теперь официально разрешили отмечать, хотя многие напрочь забыли, как это делается. На стенде для афиш красовался плакат с надписью:
ТОЛЬКО СИВОДНЯ!
ПАСХАЛЬНАЯ ДИСКОТЕКА!
1 РУБЕЛЬ ЗА ВХОД
(СКИДОК НЕТУ)
буфета тоже ни будит
ЖРАТВУ с собой НЕ приносить!!!
В зале неспортивная молодёжь, рано полнеющая от малоподвижного образа жизни и привыкшая много пить и курить с ранней юности, рьяно пыталась изобразить сложные кульбиты из брейка. Акробатические элементы как правило заканчивались тем, что кто-то кому-то нечаянно задевал ногой по уху или брюху, но в целом всё смотрелось не так уж и безнадёжно.
Олька Капустина тоже плясала весь вечер с новым кавалером Вовкой с улицы Урицкого. Ближе к полуночи Вовка, как и положено истинному ухажёру, поволок Ольку к туалету для решительного объяснения. Рядом с туалетом в стене находилась полукруглая ниша, непонятно для какой надобности сделанная, но местная публика облюбовала её для признаний друг другу в любви.
– Лёлька, ты такая тёлка классная, лучше всех этих кобыл: я прямо тащусь, – задышал Вовка перегаром в лицо счастливой избраннице и начал задирать её коротенькую юбчонку.
Пока он возился со своей ширинкой, довольная таким лестным комплиментом Олька от нечего делать стала разглядывать потолок нищи, который был в виде свода. Поблизости кто-то громко сопел, а в ответ раздавались ахи и охи. Рядом с туалетом блевала на пол Верка из переулка Коминтерна.
«Вот дура-то! Не умеет стакан держать, а всё со мной тягается!» – с гордостью подумала Олька, так как из девок её действительно никто не мог перепить.
В зале начали дружно выплясывать под тяжёлый рок. Иноземный голос сначала визгливо выкрикивал короткие реплики, словно стрелял короткими пулемётными очередями, а под конец зашёлся истошным воплем, как давно некормленый младенец.
Вдруг Олька увидела нечто странное. Сначала она подумала, что это глюки, а потом вспомнила, что ничего такого нынче не курила, чтобы посещали видения. Она напрягла юное зрение, вглядываясь сквозь дым танцевального зала, и ясно увидела, что в районе потолка ниши находится огромный чувак с крыльями, который смотрит прямо на неё яростным взглядом. Он словно проступал из темноты, и Олька увидела у него в руках большой меч, который явственно горел белым, как внезапная молния, светом, и который был направлен прямо на неё! Олькин отец иногда по праздникам, когда сильно напивался, гонялся с таким же резаком, только гнутым, оставшимся от деда-кавалериста, за собутыльниками, когда тем надоедало слушать его басни, как он ходил в атаку под командованием самого Будённого. Отец родился уже после Сталина, но втемяшил себе в башку после аварии, когда въехал на мопеде в столб, что он лично участвовал в Гражданской войне против контры, а несогласных с этим фактом гонял по округе старой кривой саблей деда.
Олька пронзительно завизжала, да так, что перекричала визгливого певца.
– Чё ты орёшь, курва драная? – ошалел оглушённый Вовка. – Я даже не начинал.
Но Олька продолжала орать и с ужасом смотреть на потолок. Вовка подумал, что это от избытка страсти к нему, но потом тоже поднял голову и заорал со своей пассией в унисон.
– Ну, ни хрена себе кайф ловят! – позавидовали представшей их взору картине выходящие из туалета.
А Вовка отшвырнул Ольку и помчался из зала прочь в приспущенных штанах, показывая на ходу пальцем в потолок. Народ, разглядев на потолке что-то необъяснимое и почуяв недоброе, повалил на улицу.
– Пришельцы! – истошно орали одни.
– Там… там… Там в зал целое эНэЛО залетело! – заикались от ужаса другие.
– Да не эНэЛО, бараны, а гуманоид под потолком завис, – со знанием дела констатировали самые трезвые.
Все выбежали из Дома культуры, где продолжала рыдать музыка, и бросились в разные стороны.
– Ма-а-ма-а! – как всегда орало в таких случаях большинство.
– Царица небесная, спаси и сохрани! – причитал на ходу бывший заместитель председателя Горкома ВЛКСМ Витька Тряпкин и, как впоследствии рассказывали очевидцы, несколько раз даже наложил на себя крестное знамение с левого плеча на правое.
Кто-то из обитателей прилегающих домов, перепуганных ором и топотом, позвонил по «02» и коротко сказал в трубку: «Убивають». Вскоре на пороге Дома культуры появился наряд милиции.
– Да выключите вы эту таратайку! – рявкнул главный по наряду в адрес тяжёлого рока. – Оглохнуть же можно.
Но диск-жокей, как тогда называли нынешних ди-джеев, слинял с боевого поста в числе первых. Бесстрашный милиционер шагнул в общество пришельцев, которые коварно затаились в стенах дискотеки. Все присели, когда затихла музыка. Служитель порядка вышел как ни в чём не бывало, походил вокруг здания Дома культуры, напевая под нос «Ксюша-Ксюша, юбочка из плюша», и вдруг присвистнул:
– Ёксель-моксель, да никак это церковь! – он подошёл к обескураженной толпе: – Вы там, видимо, очень уж рьяно прыгали, со стен краска местами и отвалилась. А под ней – фрески, что ли.
