– Мне угрозы ваши впустую! – не унимался Иван.
– Погоди! Коли удаль такую да смекалку покажешь, да к тому же сможешь бабу такую приручить да выгнать, сделаем тебя царём. Что ещё с тобой делать?
Поскрёб Иван в затылке, да и говорит:
– Ладно, мужики, будь по-вашему, поеду. Я мужик добрый, меня уговорить можно. Но смотрите, коли обещание своё не сдержите – пеняйте на себя! А ещё мне коня буланого отыщите, да одежды лучшие готовьте – что ж я лапотником что ли за границу-то поеду?
Так и договорились. Нашли мужики и коня буланого, нашли одежды царские, да и отправили Ивана с богом. Сами пешком вслед отправились – за вестями худыми иль добрыми.
Долго ли коротко ли шли они, да чуток опоздали к турниру. А в триодиннадцатом царстве уже молва идет, что богатырь заморский всех воинов в кулачном бою победил, а теперь в доме у девицы-красавицы дни и ночи проводит.
Царь рад-радёшенек, мужиков не обманул – одарил золотом. Войско своё – коли целы остались – собрал снова под свою руку да дела свои царские стал поправлять.
А Иванушка наш, да Варвара-красавица всё никак не налюбуются – очень уж они друг другу приглянулись. День живут, другой, третий. Месяц живут – тут бы и сказке конец, да не тут-то было!
Как бы любо не жилось Ивану у Варварушки своей любимой, да пришла пора – затосковал он по своему тридевятому царству, тридесятому государству. Стал он Варвару зазывать к себе и в скором времени вернулся Иван к себе домой, да с молодой невестой.
День прожили, другой – тут вспомнил Иван о своем уговоре с мужиками. И в тот же миг показался ему дом маленькой и тесной избёнкой, захотелось ему стать царём-государем. И надо-то всего – на потеху всем выставить Варвару из дому.
И подумал Иван: «Всего-то? Да ведь я, да будучи царем, потом мою Варварушку верну – да раз плюнуть!».
И решился – на исходе третьего дня выгнал он свою невесту под смех да улюлюканье, приговаривая:
– Захочешь вернуться, милая, – милости просим! Но только на денек-другой, не более!
Уж как ни просила его красавица-девица, как ни умоляла, как ни плакала – все было Ване нипочём.
Тогда сверкнули гневом глаза девицы, потемнело так лицо её, что оборвался смех Иванушки. И молвила она слова грозные:
– Полюбила я тебя, Иванушка. До конца жизни своей готова была делить с тобой все беды и радости. А теперь – не обессудь – только подметки мои ты целовать и годишься!
Сказала – и ушла в Тёмный лес, по дороге в свое триодиннадцатое царство.
Ваня было бросился следом – да его тут же на руки (уговор дороже денег!) – и на трон, скинув старого царя-пьяницу. Когда отпировали положенные денёчки, Ваня вдруг закручинился. Погоревал-погоревал, оседлал коня своего буланого, да и подался опять в царство триодиннадцатое. Ехал-спешил и добрался до дома своей красавицы – а та приказала гнать его вон со своего двора, да ещё и собак цепных спустила. Тут уж Иванушке и вся сила его богатырская не помогла – еле ноги унес!
Вернулся он в своё царство – темнее ночи. Созвал своих подданных и велел готовиться к военному походу. Собрались мужики, мечи ржавые наточили и пошли за своим царем через Тёмный лес в триодиннадцатое царство.
Долго шли, коротко ли – много мук перенесли, но добрались-таки до тридвенадцатого государства. А там, в чистом поле, ждало уже их войско грозное и во главе его красавица-девица, Варварушка. Увидел её Иван – и ослабели его руки, и меч вывалился из безвольных пальцев.
И была битва великая, и многих убили. И разгромили наголову войско Ивана-царя, который сам не убил ни одного врага, будто заколдованный. Ещё больше, чем убили – в плен взяли, и самого его повязали веревками и доставили к грозной девице.
О чём она с ним говорила – то нам неведомо, но вышел он от неё уже сам, пошел к остатку своего войска и молвил им:
– Вас отпускают. Всех. А я остаюсь. Выберите себе нового царя и не поминайте лихом!
С тем и ушёл.
Пленных и правда отпустили. Немногие из них, израненных, сумели добраться в родное царство. Но всё же некоторые дошли, от них и история эта.
А Иван? Говорят, что Иван теперь у царицы-Варвары верный слуга и телохранитель. И ещё, по слухам, в постель она его к себе не пускает, дает только целовать подмётки у своей обуви. Говорят ещё, что пьет он сильно, силушка-то его на убыль пошла, и никаких грехов с бабами за ним больше не замечают.
А всё-таки, какой был парень! Сейчас уж нет таких – времена не те.
На том и сказке конец.
– Хочу сказку на ночь!
– Ну хорошо, будет тебе сказка. Про что ты хочешь сказку?
– Про… что хочешь.
– Нет уж, давай конкретнее!
– Я ж говорю: про «что хочешь»!!!
…Иван да Марья плохо жили: всё время ругались и выясняли, кто же из них в доме главный. По всему выходило – Марья, но только до той поры, пока Иван не выпьет – тогда всё наоборот. А как протрезвеет – так снова Марья… что не мешало, правда, ему спорить с ней и ругаться из-за всякого пустяка.
Однажды размолвка у них вышла особая – когда Марья разродилась сыном. Иван ему давно имя задумал – Михаил, а она давно мечтала о сыне Фёдоре.
Вот и пошла ругачка:
– Федя!
– Нет, Миша!
– Я ж говорю – Федя!
И так до хрипоты. В чём другом Иван может и уступил бы, но не в этом: сын как-никак. До того накричались, что устали оба. А как устали, да подуспокоились, решили монету кинуть: коли решка – быть сыну Михаилом, а если орёл – ну тогда Фёдором. Долго, правда, не могли решить кому кидать, но всё же кинули: оба – руку положив в руку. А монета покатилась со звоном по полу и упала в щель: ни тебе денег, ни решения спора.
Так расстроились, что порешили: какое первое слово услышат со стороны – так и будут сына звать. Выглянули во двор – а там соседка – Клавка – торгуется с какой-то бабой из-за сукна. Разглядывая ткань, спрашивает у неё:
– Что хочешь за этот кусок?
По всему выходило, что первым словом было «Что», но тут они снова заспорили, и в конце концов сошлись на имени «Чтохочешь». Их потом друзья-соседи переубеждали: больно уж имя странное, но они упрямые оба – не сдвинешь, коли решили что. Так и остался малец с этим именем…
Ну что за жизнь пацану с такими вот родителями, да ещё если кличут Чтохочешь? Сами понимаете: все дразнятся и смеются. Вырос он парнем видным, да больно уж обидчивым: сильно уж досталось ему в детстве.
Поэтому, как минуло ему 18, ушел из дома искать себе невесту в других краях, да загадал: выберет себе ту, что при его имени смеяться не будет, и всё сделает, чтоб её добиться.
Долго он ходил: спал на сеновалах, от работы не бегал, но как приходилось где с девушкой знакомиться, все по-глупому выходило.
Говорит, к примеру, она ему:
– Я – Катя.
А он в ответ:
– Чтохочешь.
Она ему:
– Звать тебя как, дурень?
Он:
– Чтохочешь, имя у меня такое.
Ну и Катя в смех конечно. А он надуется, как индюк – и в сторону. Три года он ходил по России-матушке. Когда сытно да славно, когда в обносках да голодно, но долго нигде не задерживался – всё мечтал найти свою суженую.
И вот забрёл он как-то в деревеньку Ведьмякино, на краю тёмного леса, что в стороне от большой дороги. Постучал в крайний дом – испросить напиться. Вышла к нему девица-красавица и, ни говоря ни слова, принесла ковш воды. Он испил и спрашивает, нельзя ли переночевать на сеновале. Она отвечает:
– Почему нет? Ночуй, коли добрый человек. А забор поможешь поправить – так и ужин принесу.
На том и порешили. А за ужином он узнал, что зовут её Еленой.
– Очень приятно, – говорит он ей в ответ. – А я – Чтохочешь.
Она и глазом не моргнула:
– Кушай, говорит, Чтохочешь. А я пойду корову доить.
Подивился он и обрадовался такому счастью. Помог Елене корову подоить, а чуть после говорит ей:
– Полюбилась ты мне, Еленушка. Не хочешь ли за меня замуж?
– Хочу, – отвечает. – Да только нельзя это никак, я ведь не люблю тебя, а мне перед смертью батька наказал: без любви – ни-ни, а то не видать тебе, Ленка, счастья!
– Неужели не нравлюсь тебе или… может имя у меня плохое?
– Нет, что ты. Просто я не умею ни плакать, ни смеяться, ни любить. С детства это у меня.
– Как так? – удивился Чтохочешь.
– Заболела я в детстве, да так сильно, что все думали – помру, уж примеряли гробик. Но в тот момент пришла из лесу старая колдунья и говорит моему отцу: «Могу вылечить».
А батя – он крепко меня любил: мать-то при родах померла, а других детей не было. И говорит он ведьме: «Лечи – все отдам». А она поглядела на меня и говорит: «Плохо дело, отходит уже. Только колдовство помочь может». Он говорит: «Колдуй, коли надо, только дочку верни».
Выгнала тогда ведьма всех из дому и три дня колдовала без передыху. На четвертый день я встала здоровой. А ведьма ушла – и не взяла ничего, кроме черной курицы.
С той поры я не болела никогда, но зато и не смеялась, и не плакала, как другие дети. Бабки говорят, что ведьма та душу у меня отняла и потому я – как колода бесчувственная. Оттого парни меня сторонятся, да и подруг не было никогда.
