Я ухмыльнулся и снова показал ей средний палец.
Вэтом кабаке мы не задержались больше двух часов – Николь заявила, что нас ждут не дождутся в каком-то «Дятле», где, собственно, и состоится наш первый выход в свет.
Николь откровенно волновалась, и ее волнение неожиданно стало передаваться Гансу – тот теперь сопел чаще обычного, а уж бдительно обозревал окрестности, играя в охранника, и вовсе каждую минуту.
Милу мы оставили в кабинете: когда я расплатился, Николь сама предложила ей «досидеть с друзьями за нас этот стол», и, не успели мы спуститься по лестнице на один пролет, как наверх с дробным топотом пронеслась ватага стройных девушек с голодными глазами. Некоторые, пробегая рядом со мной, успевали томно улыбнуться и даже слегка задеть меня своими бедрами или грудью, но потом все равно вприпрыжку неслись наверх, несмотря на каблуки и тесные платья.
В холле все еще дежурил тот самый седой швейцар, но на этот раз он отработал свою сотню баксов по полной программе – просеменил рядом, распахнул наружные двери, прикрыл меня зонтиком от несуществующего дождя и довел до уже раскрытых дверей нашего лимузина.
Я с легким сердцем дал ему тысячную купюру, про себя заметив, что стал привыкать к подобным тратам, хотя еще пару дней назад искренне назвал бы подобную выходку идиотской.
Швейцар благодарно кивнул и, прикрывая за мной дверь, шепнул себе в усы, но так, чтоб я услышал:
– Столичный УБОП ищет беглых солдатиков. А работают менты вместе с военной комендатурой.
Я вытаращил глаза на швейцара, а он уже через опущенное окно спокойно показал взглядом на черный «бумер», припаркованный неподалеку.
Я открыл рот, чтобы задать очевидный вопрос, но швейцар тут же молодцевато отдал мне честь и пошел назад, к парадному входу.
Мы медленно тронулись с места, и я повернулся назад, посмотреть, что там делает «бумер».
– Миш, ты чего дергаешься? – спросила Николь, тоже бросая тревожный взгляд назад.
Я очень не хотел ее разочаровывать и потому просто отмахнулся, но она пересела из середины салона ко мне на заднее сиденье и потребовала:
– Говори. Я видела, швейцар тебе что-то сказал.
Я потянул время, поправляя парик, но потом понуро признал:
– Швейцар сказал, что менты нас ищут. И комендатура.
– Он тебя раскусил?! – взвилась Николь и схватила меня за грудки. – Ты что-то сказал ему, кретин? Как он тебя раскусил?
Я пожал плечами и снова повернулся назад.
Черный «бумер» уже вырулил со стоянки и ехал за нами.
Ганс наконец снял свои идиотские темные очки и тоже посмотрел в заднее стекло:
– «Хвост», что ли? – спросил он так легко и непринужденно, словно всю жизнь только и делал, что уходил от «наружки». Заигрался человек в охранника, уже не унять – только пристрелить.
Николь устала смотреть назад и отвернулась, спрятав лицо в ладонях.
– Бля, столько денег впустую, столько времени! И все из-за вашей тупости! – донеслось до меня.
– А чего случилось-то? – снова обозрел окрестности Ганс.
– Твой приятель прокололся. Менты за нами едут, – сообщила сквозь всхлипы Николь.
– А зачем ментам за нами ездить? – удивился Ганс. – Если б мы им нужны были, они бы нас на выходе повязали.
– Им, наверное, третий нужен, – предположил я, но, увидев непонимающие физиономии, начал объяснять все с начала, с заметки в газете про солдат-насильников.
Николь слушала меня с нарастающим вниманием, даже слезы не вытерла, а потом вдруг спросила:
– А это не вы? По повадкам так точно подпадаете.
– Ты что, женщина, – возмутился Ганс. – Михась же русским языком тебе сказал – то ж танкисты были, из-под Кубинки. А мы стройбат! С Балашихи. Разницу надо понимать!
– Танкисты, стройбат… Члены у всех одинаковые, – огрызнулась Николь, доставая пудреницу.
– Э, не скажи! Вот, к примеру, у нас в Саратове мужики на членах ведра носили, на спор, – с воодушевлением начал было рассказывать Ганс.
– Ага, саратовские мужики настолько суровые, что вытирают задницу наждачной бумагой, – ухмыльнулась сквозь слезы Николь, припудривая носик.
– А саратовская порнуха настолько суровая, что ее запретили в Германии, – добавил я.
– А саратовские влагалища такие суровые, что откусывают гинекологам пальцы, – подхватила Николь.
– А саратовские студенты настолько суровы, что военком сам от них бегает, – рассказал я.
– А саратовские бабки… – начала было Николь, но Ганс привстал с сиденья, показал нам кулачище и рявкнул:
– А я вам сейчас челюсти сломаю! – и мы с Николь заткнулись.
Наш лимузин совершил плавный поворот, выруливая на неожиданно свободный проспект, и Ганс вдруг удивленно заметил:
– А «бумера»-то за нами нету. Отвалился ваш «хвост».
Мы все принялись всматриваться во всполохи огней за бортом, но лично я ничего обнадеживающего там не увидел. Впрочем, с моим зрением это наблюдение ни о чем не говорило, и я с надеждой уставился на Николь – она девчонка глазастая.
– Ну да, – спустя минуту-другую признала Николь. – Нет за нами никакого черного «бумера». «Хонда» едет, зеленая, «мерс» катит, серебристый, еще какая-то хня невнятная пилит, а «бумера» не видно. Гнал твой швейцар, цену себе набивал.
– Ага, ложная тревога, – обрадовался я, но Николь испытующе взглянула мне в глаза:
– А как же он все-таки тебя раскусил, ты объяснить не хочешь? На лбу у тебя вроде никакого стройбатовского клейма не видно.
Я в который раз за эти дни пожал плечами, и тут наш лимузин встал.
– Приехали, – крикнул нам из кабины водитель, и мы все повернули голову на голос.
Ганс показал толстым пальцем на кабину и негромко, но убедительно сказал:
– Вот кто нас сдал. Водилы и швейцары всегда заодно. И тусуются они вместе, пока господа гуляют.
Николь закусила губу и покачала головой:
– Этого водилу я больше года знаю. Это же Семен, человек Марка.
Ганс скривился:
– А мне и босс твой краснорожий тоже сразу не понравился. Липкий такой гнус, обходительный, тьфу.
Николь подняла голову и громко сказала:
– Вы, главное, не забывайте, на чьи деньги сейчас развлекаетесь. Пошли! Шоу маст го он!
– Шо? – удивился Ганс, но тут с обеих сторон распахнулись дверцы лимузина, а за ними показались озабоченные лица.
Мы с Гансом посмотрели друг на друга, одинаково тяжело вздохнули и полезли на выход.
«Дятел» оказался каким-то непростым заведением – сияющий неоном главный вход, облепленный возбужденной толпой, мы оставили в стороне, а прошли внутрь через скромный тихий дворик, оборудованный, однако, постом вооруженной охраны. В пути от машины до поста нас сопровождали двое мужчин в темных костюмах, явно знакомые с Николь – один из них, пока шел, даже пытался рассказать ей какую-то историю про общего знакомого, но она заткнула болтуна одним взглядом, с деланным испугом стрельнув глазами в меня.
Я подыграл ей, по-хозяйски приобняв ее за талию, а потом в ситуацию хорошо вписался Ганс, случайно или намеренно толкнувший плечом разговорчивого сопровождающего. Тот хоть и устоял на ногах, но с Николь больше не фамильярничал.
Во дворе нас приняла другая пара мужиков, но эти биороботы вообще не раскрывали ртов и даже, по-моему, не дышали – они просто шли впереди, показывая дорогу, притормаживая, если мы отставали, и резко набирая ход, если мы догоняли их широкие спины.
Мы не задержались внизу и прошли в какой-то футуристического вида лифт, больше похожий на стартовую площадку после падения на него очередного «Челленджера». В лифте мы наконец остались втроем, и тогда мы с Гансом, не сговариваясь, обратились к Николь с вопросом:
– Что дальше?
Николь, закусив губу, смотрела на дисплей телефона.
– Нет сети. Приплыли. Похоже, дальше нас ждет маленький пушной зверек. Здесь только пять вип-лож, и платить за них надо сразу.
Двери футуристического лифта распахнулись и на площадке нас встретила невысокая девушка в костюме зайца.
– Добрый день, дорогие гости, – сказала она, изобразив на лице сложную мимическую конструкцию из вежливой улыбки и настороженной гримасы. – Вы действительно заказали столик на третьем ярусе? Тогда, пожалуйста, назовите его номер.
Я посмотрел на заметно побледневшую Николь и понял, что пора брать ситуацию в свои руки.
Я прошел из лифта вперед, потом, не глядя, нащупал в кармане пиджака свою банковскую карту и показал ее девушке-зайцу:
– Я Михаил Прохоров. Мне и моим друзьям нужна здесь вип-ложа. Будьте любезны, проводите нас туда.
У девушки вдруг задрожали губы – было видно, что она поняла, кто я такой.
Еще хорошо было видно, как она годами мечтала о такой встрече, представляя себя и меня в интересной обстановке элитного клуба.
– Да, конечно, – осипшим голосом ответила она, улыбаясь уже по-настоящему приветливо. – У нас как раз еще есть свободная вип-ложа. Однако по правилам нашего заведения должна предупредить вас, Михаил Дмитриевич, что мы сразу спишем с вашей карты восемьдесят тысяч рублей за бронирование. Пойдемте, пожалуйста, вон туда, дорогой Михаил Дмитриевич… – Она бормотала еще какие-то учтивые слова, но никто из нас их не слушал, мы просто шли за ней по темным коридорам и незаметно толкали друг друга локтями, торжествуя победу.
