Зайка безмятежно спал, не реагируя на предсмертные крики Бумбастика, доносящиеся из соседней комнаты.
Я наклонилась над зайкиной тушкой и потрепала его свободной рукой по щеке.
Зайка открыл глаза и улыбнулся. Через секунду зайкины очи стали похожи на два ночных горшка.
– Ксю-ю-юх… – выдавил зайка, прикрывая руками свои яйца.
– Я не Ксюха, – широко улыбнулась я, – я твой страшный сон, Кира…
С этими словами я шлепнула зайку презервативом по лицу. Праздник жизни начался.
…Через полчаса Лелька пинками загнала два изуродованных лыжными палками тела на кухню.
Тела тихо сидели на табуретках и даже не сопротивлялись.
Я, тяжело дыша, порывалась ткнуть зайке в глаз вилкой. Лелька держала лыжную палку на яйцах Бумбастика и запрещала мне лишать зайку зрения:
– Притормози. Щас я тебе такой прикол покажу… Ты ему глаза потом высосешь!
– Показывай! – скомандовала я, не сводя хищного взгляда с расцарапанного зайкиного лица.
– Сидеть! – рявкнула Лелька, слегка тыкнула в Бумбины гениталии палкой и кивнула куда-то в сторону: – Открой дверь в ванную. А я пока этих Распутиных покараулю, чтоб не сбежали.
Я вышла с кухни и подергала дверь ванной. Странно, но она была заперта. Изнутри. Я вытянула шею и крикнула:
– Лель, а там кто?
– Агния Барто, – буркнула Лелька и громко завопила: – Открывай! Бить не будем, не ссы!
В ванной что-то зашуршало, щелкнул замок, дверь приоткрылась, и в маленькую щелку высунулся чей-то нос.
Я покрепче схватилась за дверную ручку и сильно дернула ее на себя. А я в состоянии аффекта сильная, как Иван Поддубный. За дверью явно не рассчитывали на такой мощный рывок, и к моим ногам выпало женское тело в Лелькином махровом халате.
– Здрасьте, дама… – поздоровалась я с телом. – Вставайте и проходите на кухню. Чай? Кофе? По морде?
– Мне б домой… – жалобно простонало тело и поднялось с пола.
– На такси отправлю, – пообещала я и дала телу несильного пинка. Для скорости.
Завидев свой халат, Лелька завизжала:
– Ну-ка, быстро сняла! Совсем сдурела, что ли?! – И занесла над головой тела лыжную палку.
Тело взвизгнуло и побежало куда-то в глубь квартиры. Я подошла к зайке, присела на корточки и улыбнулась:
– Что, на что-то более приличное денег не хватило? Почем у нас щас опиум для народа? Пятьсот рублей за ночь?
– Штука… – тихо буркнул зайка и зажмурился. Правильно: зрение беречь надо.
– Слыш, Лельк, – отчего-то развеселилась я, – ты смотри, какие у нас мужуки экономные: гондоны «Ванька-встанька» за рупь двадцать мешок, блин, за штуку на троих… Одна на всех – мы за ценой не постоим… Не мужуки, а золото! Все в дом, все в семью…
– Угу, – отозвалась Лелька, которая уже оставила в покое полутруп супруга и деловито шарила по кастрюлям. – Зацени: они тут креветки варили. Морепродуктов захотелось, импотенты? На виагре тоже сэкономили? Ай, молодцы какие!
В кухню на цыпочках, пряча глаза, вошла продажная женщина лет сорока.
– Садись, Дуся, – гостеприимно выдвинула ногой табуретку Лелька. – Садись и рассказывай нам: че вы тут делали, карамельки? Отчего вся моя квартира в серпантине и в гондонах? Вы веселились? Фестивалили? Праздники праздновали?
– Мы танцевали… – тихо ответила жрица любви и присела на краешек табуретки.
– Ай! Танцевали они! Танцоры диско! – Лелька стукнула Бумбастика по голове крышкой от кастрюли и заржала: – Че танцевали-то? Рэп? Хип-хоп? Танец с саблями? Бумбастик-то у нас еще тот танцор…
Мне уже порядком надоела эта пьеса абсурда, да и на работу все-таки, хоть и с опозданием, а подъехать бы надо. Поэтому я быстро спросила, сопроводив свой вопрос торжественным ударом кастрюльной крышкой по зайкиной голове:
– Вот этот брутальный мужчина в рваных трусах принимал участие в твоем растлении, девочка?
– Пять раз, – сразу призналась жертва группового секса и потупилась.
– Угу. Он такой, он может… Вопросов больше не имею. – Я бросила взгляд на Лельку: – А ты?
Скворцова задумчиво посмотрела куда-то в сторону и ответила:
– Вопросов нет. Какие уж тут вопросы? Есть предложение… Интересное.
– Какое?
– Четвертый… – расплылась в странной улыбке подруга и нервно дернула глазом пять раз подряд. – Сдается мне, Алла даже не подозревает, где щас отвисает ее молодой супруг. Исправим это?
Я посмотрела на часы. Хрен с ними, с начальниками… Еще на час опоздаю.
– Исправим.
…Через полчаса мы с Лелькой стоял на улице и курили. К подъезду с визгом подлетел Алкин «мицубиси-паджеро».
– Быстро она… – шепнула я Лельке.
А То!
– А ты через сколько бы прилетела, если б я тебе позвонила и сказала: «А где твой муж? Ах, к дедушке в деревню поехал, лекарств старику отвезти? Ну-ну. Приезжай, щас покажу тебе и деда, и мужа, и лекарства».
Я почесала нос и ничего не ответила.
Из салона машины вылезла огромная женщина в песцовой шубе и, тяжело дыша, подошла к нам.
– Где он?! – взревела она, свирепо вращая глазами.
– Погоди, – притормозила родственницу Лелька, – ты помнишь, в каких трусах твой муж уехал к дедушке?
– Да!!! Сама гладила!
Лелька сплюнула себе под ноги и достала из кармана пакетик с трусами Четвертого.
– В этих?
Невинно так спросила, а сама пакетиком перед Алкиным носом качает, как маятником.
Алла посмотрела на пакетик, вырвала его из Лелькиных рук и ринулась в подъезд.
– Подождем тут, – философски сказала Лелька и, задрав голову, посмотрела на свои окна на пятом этаже. – Щас Алка за нас всю грязную работу сделает…
– Ах ты, козлина! – донесся откуда-то сверху голос Бум-бастиковой сестры. – К дедушке поехал, чмо?! Я тебе щас покажу дедушку, скотина лишайная! Я тебе щас яйца вырву! А-а-а-ы-ы-ы!!!
Этот нечеловеческий вопль вспугнул стаю ворон, сидящих на мусорном баке. Я вздрогнула.
– Лельк, я к тебе больше не пойду. Мне на работу надо. Ты уж там сама потом приберись, ладно? Только сразу домой не иди. Алке под горячую руку попадешься – ведь не выживешь…
– Иди, – махнула рукой Лелька, – я тебе потом позвоню. И я ушла.
…Она позвонила мне только в шесть часов вечера. Из Скли-фа. Куда на двух машинах «Скорой помощи» привезли моего зайку и Бумбастика. Тело Четвертого Алла доставила лично. В багажнике джипа.
А на память о том дне нам с Лелькой осталась алюминиевая кастрюля с вдавленным днищем в форме головы Четвертого.
Еще моя подруга получила в подарок от Бумбастика щенка мопса, которого мы с ней через пару месяцев благополучно забыли где-то на улице. А я не получила ничего. Зайка, в отличие от Бумбы, был редким жмотом. Поэтому я забрала у Лельки ту самую кастрюлю с вдавленным днищем и осталась вполне довольна. Я вообще баба добрая и совершенно бескорыстная.
И это мой большой минус.
Черт. Неудобно. Тесно. Дышать нечем. Под носом машинка лежит игрушечная. Пыльная. И – отпихнуть ее – ну никак… Руки прижаты. Лежу, как обрубок. На хрена я себе с вечера такие вавилоны на башке накрутила и шпильками обтыкала? Думать надо было, думать! Теперь вот лежи, дура, и каждым движением головы загоняй себе эти шпильки прямо в мозг. И откуда тут столько пыли? Вчера вроде пылесосила… Или позавчера? Монопенисуально. Пыли все равно по колено.
«Це ж, детка, подкроватное пространство, ты не забывай. Вот лежишь тут, скрючившись, как заспиртованный эмбрион, и клещом дышишь. Который в этой пыли живет. И спина у тебя затекла. И шпильки эти выпендрежные уже до мозжечка добрались. И сопля под носом засохла, а отковырнуть ты ее не можешь. Нравится? Нет? А какого хрена тогда полезла под кровать? Надо было тебе, Ксения Вячеславовна, тащиться на эту дискотеку? Ты ж знала, что Кирилл сегодня там работает и что ты огребешь по полной за свой визит вежливости. Ах, надо… Ах, жопа тебе твоя подсказала, что твой нежный сожитель, пока ты дома ему трусы стираешь, в этом рассаднике триппера и вагинального кандидоза разврату предается с девками малолетними? Ой-ой-ой! А раньше ты этого не знала, можно подумать!»
Фр-р.
«Знала. Но хотела увидеть. Сама. Собственными глазами. Чтоб руками дотянуться до морды его самодовольной. Чтоб на девку его сисястую посмотреть. И чтоб он разницу между нами увидел. Я же симпатичная баба. У меня и фигура есть. Какая-никакая. Шмотки хоть и не от Гуччи, зато не с Черкизона. Сиськи. Пусть не пятого размера, зато красивые. А она? Сопля эта – она чем лучше? Вот этим своим щенячьим жирком? Вот этими блестками по всей мордочке? Вот этой сумочкой „под крокодила“? Чем? Чем?!»
Фр-р.
«Ну и? Сходила? Увидела? Дотянулась? Разницу он почуял? А то! Вот он тебе по морде-то и накатил без палева! И пинчища отвесил такого, что ты кубарем летела через весь этот кабак-быд-ляк. Хо –хо-хо! Мадам де Гильон с бульоном. Юный следопыт семьдесят девятого года рождения. Тьфу. Чем, спрашиваешь?
А ты ее бы понюхала, соплю-то эту. Ты чем пахнешь? Щас, понятно, дерьмом. Развела под кроватью свинарник… А чем два часа назад пахла? Ах, «Ультрафиолет»… Ах, Пако Рабанн… Ах, извините. А она – она молоком пахнет. Как ребенок. И складочки у нее на шейке, как у карапуза трехмесячного. Ей – шестнадцать лет, поняла? А тебе – на семь лет больше! И пахни ты хоть «Ультрафиолетом», хоть «Шанелью» с «Красной Москвой» – Кирилл будет хотеть ее. А не тебя, тряпка старая. Выкатилась вся в соплях и домой рванула, на ходу захлебываясь кровавой юшкой и слезами горючими. А дома тебе гениальная мысль пришла, Ксеня. Хотя, заметь, я тебе давно говорила, что твоя фамилия не Лобачевский. Вывод? Мысля-то тебе пришла глупая. Но разве ж ты меня когда слушала, а? Ну и за каким фигом ты щас лежишь под кроватью как дура? Тебе холодно, тебе неудобно, у тебя все тело затекло – но ты все лежишь! За каким?!» Фр-р.
