Если был случай вступить в переговоры, они обязательно задавали вопрос об Ингви сыне Сигимара. Сведения поступали противоречивые. Кто-то называл Сену, кто-то Сомму, а кто-то и вовсе уверял, что свейские конунги еще в прошлом году ушли отсюда в Ирландию или Британию. Даны из Сканей, устроившиеся лагерь на Маасе, уверяли, что Ингви конунг застрял почти в самом сердце Франкии, осаждая их столицу, и сражается там с самим королем франков. Сыновья Хальвдана не знали, кому верить. Да и стоило ли верить хоть кому-то? Вемунд харсир был убежден, что правды им никто не скажет. Сведения о стране и о соперниках стоят дорого. Ведь чтобы точно знать, где находятся торговые места, города и богатые монастыри, а также где можно наткнуться на сильное сопротивление, многие конунги сперва засылают разведчиков, которые годами под видом торговцев или послов, с большим риском для жизни разъезжают по чужим странам.
– Хоть руны раскидывай! – приговаривал Торир Верный и действительно раскидывал руны каждый вечер, задавая богам вопрос: не близка ли еще цель? Ответы тоже получались неоднозначные, а может, Торир не умел их правильно истолковать. Харальд и Рери сердились, завидев своего воспитателя с кожаным мешочком и белым платком, на котором он раскладывал костяные кружочки с выжженными знаками, но ничего лучше предложить не могли.
В устье Шельды, куда они заходили провести несколько дней, подправить оснастку и передохнуть, покровительства сыновей Хальвдана попросили несколько торговцев-фризов. В дни последнего набега на Дорестад они находились в Бьёрко и там, напуганные грозными вестями, решили обосноваться. Теперь они шли от свейских берегов на юг Франкии, на Луару. Поначалу они наняли себе в сопровождение одного «морского конунга» на пяти больших кораблях, но у берегов Фландрии тот, на беду, повстречал своего давнего кровного врага и ввязался в бой, в котором ему не повезло. Торговцы едва успели уйти, наблюдая неудачное для их покровителя сражение, и теперь боялись выходить в море. Сыновья Хальвдана согласились проводить их, в обмен на некоторое количество франкских серебряных монет, а главное, сведения о той стране, к которой они приближались.
Вдоль бортов тянулись берега, покрытые почти белым песком, из которого торчали пучки жесткой суховатой травы. Во время отлива море отходило, освобождая гладкие поля желто-серого песка, по которым змеились протоки. Местные жители, не теряя времени, выбегали на просторы обнажившегося дна с ведрами и корзинами и принимались собирать крабов, креветок, какие-то ракушки, рыбешек, застрявших в лужах. Людям, чьи хозяйства были разорены постоянными войнами и грабежами, море служило чудесным котлом изобилия, в котором никогда не иссякает пища. Иногда из волн вставали почти белые скалы, и даже с корабля было видно, как на прибрежных лугах пасутся овцы. Нередко попадались рыбачьи деревушки, состоявшие из нескольких хижин под тростниковыми крышами, и те будто вымершие. Короче, легендарных богатств франкской державы пока было что-то не видно.
Первой большой рекой, которая принадлежала королю франков, оказалась Сомма. В последние десятилетия наследники императора Карла, прозванного Великим, так часто делили свое наследство, воюя друг с другом не менее ожесточенно, чем с викингами, что в пограничных местах иной раз и не знали, кто же из сыновей, внуков и племянников покойного Карла Магнуса над ними сейчас господин.
В бухту вошли во время прилива – при отливе, как рассказали фризы, вода отступает аж на три «роздыха». По правую руку виднелся поселок – много маленьких домиков под камышовыми и соломенными крышами. Людей Рери не заметил, но он уже привык, что при виде их кораблей местное население, где бы ни происходило дело, предпочитает разбегаться.
– Высаживаемся, – решил Харальд. – Выясним, что тут слышно про Ингви и нет ли какой-нибудь добычи.
Корабли подошли к удобному для высадки плоскому берегу, люди без задержек выбрались на твердую землю, и никто даже не думал им мешать. Если местное население здесь имелось, но связываться с чужаками оно явно не хотело. Но вот с добычей дело обстояло почти безнадежно. Между небольшими деревянными домиками людей почти не было, попадались только какие-то убого выглядевшие старики и старухи. Сопротивления никто не оказывал, при виде смалёндцев франки просто вставали на колени, складывали руки и так замирали, наверное, приготовившись к смерти. В домиках, куда пришельцы заглядывали, не обнаруживалось ничего ценного – простая деревянная утварь, глиняная посуда. По привычке искать еду смалёндцы посматривали лари и полки в кладовках, но ни съестных припасов, ни приличной одежды почти не было. Из скота обнаружилась одна тощая коза.
– Конунг, идите за мной! – к братьям подбежал запыхавшийся Хравн сын Стюра, совсем еще молодой парень, даже чуть моложе Рери, младший сын хозяина усадьбы Бломмет. Отец отправил в поход поискать средств на покупку собственного двора – или хотя бы посмертной славы. – Там большой богатый дом, наверное, здешнего хёвдинга. И там внутри кто-то есть. Хроар велел позвать вас.
Оба молодых конунга кликнули своих людей, рассыпавшихся по ближайшим дворикам, и устремились вслед за Хравном. Видимо, вот в чем дело: население поселка все спряталось в усадьбу хёвдинга и там ждет нападения, приготовившись к защите. Туда же угнали скот и унесли все ценное, а здесь бросили только негодных стариков, которые и своим не нужны, и чужим не пригодятся.
– Усадьба хорошо укреплена? – на ходу спросил Харальд.
– У нее высокая стена из камня, но ворота разбиты и рядом валяются.
– Вот как? – Рери даже остановился и озадаченно посмотрел на брата. – Слушай, Харальд, а тебе не кажется, что здесь кто-то уже побывал?
Харальд ответил ему таким недовольным взглядом, словно младший брат и был виноват в той весьма вероятной неприятности, что всю добычу отсюда уже унес кто-то другой. Но усадьба хёвдинга уже была видна, и братья не стали строить предположений на пустом месте.
Увидев дом, Рери присвистнул. Огромная постройка из камня, непривычного вида, показалась ему весьма внушительной, но дверь, как ни странно, была распахнута настежь. Перед постройкой толпились люди из дружины Хроара Выдры, и сам он, готовый к бою, со щитом и секирой, стоял перед домом, заглядывая внутрь сквозь полумаску шлема.
Изнутри доносились странные звуки. Подойдя, Рери и Харальд почти сразу их услышали. Там кто-то пел. Несколько слабых, неуверенных голосов пели на непонятном языке. Оба молодых конунга, держа на всякий случай щиты наготове, устремили взгляды за дверь. Но в темноте ничего не было видно, кроме нескольких маленьких огонечков, реявших словно бы прямо в воздухе, довольно далеко от пола.
От этого зрелища по спине пробегал мороз. Кроме этих огонечков, висящих прямо в воздухе посреди темноты, ничего разглядеть не удавалось, и слабое непонятное пение только прибавляло жути. В голову лезло только одно объяснение: в этом большом каменном доме живут духи, и это их сейчас видят незваные гости, их потусторонние голоса слышат.
– Эй, кто там? – сурово крикнул Харальд, стараясь придать своему голосу повелительную внушительность, в то время как все вокруг его держались одной рукой за оружие, а другой – за амулеты. – А ну выходите!
Никто, даже он сам, особо не ждал, что это призыв возымеет действие. Однако, в темноте послышалось движение. Огонечки заколебались, и в этот миг даже сам Харальд пожалел о том, что предложил им выйти. Но вместо духа на пороге появился человек – очень странный, но, скорее всего, живой и настоящий. Был он довольно высок, лет сорока или чуть больше, худ и изможден, и одет в длинную широкую одежду, поношенную, выцветшую, подпоясанную простой веревкой. Вероятно, когда-то она была красной, но от времени и грязи стала серо-бурой. Из-под подола, украшенного нашитыми полосами когда-то цветных, а теперь тоже просто грязных лент с обрывками залоснившихся шелковых кисточек, выглядывал подол нижней рубахи, состоявший почти только из разномастых заплат. Сама эта одежда, казалось, могла в зародыше погасить всякую мысль о достойной добыче. Единственным украшением служил потемневший медный крест на груди. Волосы его, по местному обычаю, были острижены довольно коротко, лицо выбрито, но щетина уже вновь отросла – темная на щеках и уже седая на подбородке. Темя он тоже когда-то выбрил начисто, но и там полуседые волосы немного отросли. Вид, короче, у него был совершенно нелепый и непривычный, а к тому же он все время дергал головой и левым глазом, как будто непрерывно подмигивает и кивает собеседникам. При нем не оказалось никакого оружия, но оба молодых конунга невольно дрогнули и попятились – им почудилось, что перед ними истинный выходец с того света.
Выйдя, он остановился на пороге, протягивая вперед пустые ладони, склонился.
– Здесь нет никого, кто стал бы угрожать вам, воины, и никого, кто мог бы оказать сопротивление, – сказал он на северном языке довольно внятно, но смалёндцы были настолько удивлены его видом, что не сразу поняли содержание речи. – И здесь нет сокровищ, которые могли бы вас привлечь. Войдите, если желаете, и убедитесь сами, но прошу вас, не губите этих несчастных людей, которые и без того уже потеряли все свое земное достояние и претерпели множество несчастий. Их гибель не принесет вам ни выгоды, ни славы.
